Квартира - Даша Почекуева

спинным плавником и шипастым хвостом.

Половое. Сношение. Мужчины. С мужчиной. Лишение. Свободы. От трех. До пяти. Лет.

Больше всего Вову потрясли не слова — потрясло то, что он понятия не имел о существовании подобных преступлений. Внутри себя он называл преступлением только то, что причиняло вред другим людям. Например, карманную кражу или ограбление гастронома. Мошенничество и обман. Нападение и разбой. Террор, насилие. Если бы хоть что-то из этого списка согласовывалось с миром дяди Яши, Вова мог бы смириться. Но не было никаких совпадений. Вова не мог вспомнить ни одного случая, чтобы жизнь дяди Яши хоть как-то наносила урон другим людям.

Выходит, он ошибся? Преступлением считалось не причинение вреда; преступлением мог стать сам образ жизни, само существо человека. Преступлением было то, как дядя Яша жил, как он вел себя, с кем встречался, кого принимал в гостях. И все это было написано в своде законов, черным по белому, Вова сам видел.

Как же он так сглупил? Даже не догадался узнать, спросить… даже в голову не пришло, что надо. Вдруг он выскользнул из пузыря, в котором жил много лет, и оказался в том самом большом мире, где воздух пропитан тревогой, и безопаснее было молчать, чем говорить. Как оказалось, он совсем не знал правил этого мира и нарушил их, еще ничего не успев сделать. В воскресенье он подорвался и поехал на дачу к Тимуру. Ему было необходимо поговорить хоть с кем-нибудь из прошлого мира.

На дворе стоял август сорок пятого, солнце светило ярко и высоко. На нужной станции Вова вышел и побрел по тропинке вдоль сосен. Последний раз он ездил на дачу к Тимуру лет в шесть, но дорогу помнил хорошо и теперь, оглядываясь, сверял ощущения. Лес заметно поредел: тут и там лежали обгоревшие бревна — остатки довоенных вековых сосен. Вова высматривал дом между деревьев, и скоро дом появился. С непривычки зрелище ошеломляло. Второй этаж был наполовину разрушен, а у веранды снесло крышу. Участок, прежде зеленый и поросший высокой травой, был изрыт траншеями. Половины забора как не бывало. Вова в нерешительности остановился перед калиткой, недоуменно взирая на все, что осталось от дачи.

Из-за пристройки справа выглянул хозяин: он шел в галошах строго по проложенной дорожке, не сворачивая. Вова позвал его. Тимур на минуту скрылся в доме, затем вышел — уже в ботинках и с портфелем в руках.

— Ты что здесь делаешь?

— Да я… поговорить надо.

— Поговорить, — сердито повторил Тимур. — Сдурел, что ли? Ехать в такую даль, да еще в одиночку… А как ты ходишь? Под ноги надо смотреть. У нас на соседнем участке неделю назад парень подорвался, так что, если ты думаешь, что я шучу…

— Дядю Яшу забрали, — перебил Вова.

— Куда забрали? — Тимур вышел за калитку, закрыл ее и кивнул на дорогу к станции. — Пошли, расскажешь по пути.

Они шли вдоль сосен, внимательно глядя под ноги. Вова сбивчиво пересказал все, что знал: о разгромленной комнате, о том, как мать ходила в милицию, а потом и про статью сто пятьдесят четыре а. Лицо Тимура неприятно побледнело. Он молчал, не перебивая и не комментируя, и, когда Вова закончил, спросил только одно:

— Ты с кем-нибудь еще это обсуждал?

Вова помотал головой.

— Это хорошо, — сказал Тимур. — Хорошо…

Не доходя до станции, он остановился и тронул Вову за плечо:

— Вот как мы поступим. Ты сядешь на электричку и поедешь домой. И никому не скажешь то, что сказал мне. Не будешь обсуждать это ни с матерью, ни с кем угодно еще. В школе знают? Нет? Хорошо… Если позовут в милицию, говори, что первый раз обо всем слышишь.

— Но… я подумал: надо сходить в юридическую консультацию. Видел в газетах объявление…

Тимур посмотрел на него молча и безо всякого выражения.

— То есть… это же какое-то безумие, — добавил Вова, оправдываясь. — Не сядет же он в тюрьму. Как он будет сидеть, там же одни преступники… Надо что-то делать. Узнать, где он сейчас, кто его защищает, объяснить, что ничего такого не было и произошла ошибка. Наверное, его там с кем-то перепутали. Ведь он… он же не какой-нибудь…

Тимур все еще смотрел на него с непроницаемым лицом.

— Что? — окончательно растерялся Вова.

— Ничего. Сделай, как я сказал. Езжай домой и ни с кем не разговаривай.

— Слушайте, если вы не хотите помогать, ну тогда я сам в милицию пойду. Узнаю, в чем дело.

Тимур оборвал его:

— Не вздумай.

— Да вы чего?.. Ладно, даже если насчет дяди Яши все правда — это же никому не вредило, так? Кому какое дело, как… какой он? Просто так не стали бы арестовывать. Явно кто-то донес. Я вот думаю, соседи позарились на комнату. Следователю надо знать такие вещи.

— Хорошо, я попробую прояснить ситуацию. Только ты сам не дергайся и ни с кем не разговаривай.

— Вы правда попробуете или говорите так, чтобы я успокоился?

Тимур вздохнул и повторил:

— Делай, как я говорю. Езжай домой.

Его новый уклончивый тон, приказы и невнятные ответы до того не понравились Вове, что он не выдержал и брякнул:

— Даже если он правда такой — а мы с вами оба знаем, что это правда, — он ведь не один этим занимался!

Вова не хотел такое говорить, но слова вырвались против его воли.

— Вы же были с ним, так? Вы тоже…

— Ты ничего не знаешь.

— Еще как знаю.

— Не знаешь, — с нажимом повторил Тимур. — Ты не видел.

— Но…

— Потому что, если ты что-то видел — значит, ты знал и никому не сказал.

— Но…

— Вова, пойми! Если бы я мог что-то сделать, пошел бы и сделал. Только мы уже никак ему не поможем. Послушай меня, если будешь пытаться, если будешь рваться спасать Яшу… все, чего ты добьешься: жизнь станет тяжелее. И намного, поверь. От этого не отмоешься. Надо быть осторожным. Так что сделай, как я прошу, ладно? Без глупостей. Яша