Квартира - Даша Почекуева

представить, что этот человек мог с кем-то воевать: тихий, робкий, невыразительный мужичок, редко встающий с постели. Вова ни разу не слышал его голоса.

О его существовании в доме никто бы и не вспомнил, если бы мать не взялась за ним ухаживать. Несколько месяцев она кормила его и поила, обмывала в большом тазу, делала какие-то хитрые перевязки. Ранней весной сорок третьего он умер. Через три месяца мать родила девочку, которую назвали Катей.

Этот поворот потряс Вову до глубины души. Прежде он считал, что появился на свет по ошибке, но не могла же мать промахнуться дважды. Он стал задаваться мучительным вопросом: зачем мать при всей ее страсти к порядку решила завести детей? Дети порождали шум и хаос, вели себя неприлично, вносили сумятицу. Выходит, у матери была цель, только Вова не понимал какая.

Катька появилась на свет слабой и болезненной, часто плакала по ночам и от всего на свете покрывалась сыпью. Вову она совершенно не трогала. Дядя Яша поначалу питал к девочке нежные чувства и предлагал помощь с ребенком, но мать цыкала и отказывала. То ли в ней проснулся материнский инстинкт, то ли обострилась ненависть к брату.

Чтобы не путаться под ногами, дядя Яша стал задерживаться в доме молодежи. Несколько недель он приходил домой поздно и врал, что репетирует новый концерт, пока однажды летом сорок третьего его не застукали за кулисами с местным осветителем. Скандал был такой, что хотелось провалиться под землю.

В тот год Фролову исполнилось девять лет. Он никогда и ни с кем не обсуждал эту сторону жизни, но смутно догадывался, что именно подразумевается под расплывчатой формулировкой. Вернувшись из школы, он еще в сенях услышал, как мать с дядей Яшей орут друг на друга в комнате.

— Что не так? — переспрашивала мать. — Ты правда не понимаешь, что не так?! Соседи скоро пальцем начнут показывать!

— И какое тебе дело? Есть грехи и пострашнее.

— Ты мне не рассказывай!.. Я про твои грехи знать ничего не хочу. И в конце концов, здесь же ребенок.

Было слышно, как дядя Яша желчно цокнул языком.

— А ты что, заботливой мамашей теперь заделалась? Разок загуляла, и сразу глава семьи.

— Заткнись! Закрой рот! Еще я таких, как ты, не слушала.

— Таких, как я, — повторил дядя Яша. — Это каких же?

— Говори тише, Вова сейчас придет.

— Да что ж он? Совсем, что ли, дурак? Думаешь, сам не догадался?

Голос матери сбился на громкий шепот. Вове пришлось выйти из сеней в коридор, чтобы расслышать.

— Это все ты, — прошипела мать. — Все ты и твои дружки.

— Благодаря этим дружкам ты, милая моя, жива и здорова.

— Омерзительно. Вы все мне омерзительны. Не могу представить большего позора.

— Ладно, допустим, я позор семьи, — согласился дядя Яша. — И что конкретно я должен сделать — стать кем-то другим?

— Ох, что я слышу? — вскинулась мать. — Неужели у тебя хватит духу выставлять себя жертвой? Как отец тебя терпел, ума не приложу, но я-то терпеть не буду. Еще одна выходка, и ты ничего не замнешь. Уж я позабочусь.

— А чего ждать? — сказал дядя Яша. — Иди стучи в свой профком хоть сейчас. Может, повышение заработаешь. Мой тебе подарок.

И тут она что-то сказала в ответ — что-то тихое, чего Вова не расслышал, но потом, много лет спустя, достроил в уме. Это явно было одно слово, емкое и хлесткое. Скрипнул пол в комнате. Дядя Яша пулей вылетел в коридор. Вова еле успел отпрыгнуть в сторону и спрятаться за дверным откосом кухни. В темноте коридора дядя Яша нашарил обувь. Остервенело зашнуровывая ботинки, он поднял голову и заметил племянника.

Дядя замер, скрючившись. В этом полусогнутом, преломленном состоянии он уже не выглядел жизнерадостным исполином.

— Ты чего прячешься? — проворчал он чужим уставшим голосом. — Иди уроки делай.

Потом выпрямился, открыл дверь и вышел.

* * *

Вова, конечно, давно догадался. Он не то чтобы вывел какое-то умозаключение из ряда фактов — фактов толком и не было. Дядя Яша не скрывался, но и не светил эту сторону жизни. Ни о чем не умалчивал, но и не говорил прямо.

С самого начала Вове все было ясно. Не приходило в голову удивиться, почему дядя Яша не женат. Не удивляли и друзья дяди: среди них встречались типы, которых мать сочла бы воплощением безнравственности, но Вове их присутствие казалось само собой разумеющимся.

Насчет себя Вова тоже не обманывался. Они с дядей Яшей были похожи. Не во всем, конечно, но в этом — точно. С самого рождения Вова инстинктивно ощущал их сходство, не выраженное ни в словах, ни в действиях. Так кошка узнает другую кошку среди собак.

Потом, когда мать все узнала, она, конечно, заявила, что Вова заблуждается. Вова не мог родиться с таким противоестественным чувством — нет, он лишь попал под дурное влияние дяди Яши.

Мать путала причину и следствие: думала, что общее свойство натуры рождается из душевной близости. Но все было наоборот — душевная близость появилась на свет, подкрепленная общим свойством. Дядя Яша потому и стал для Вовы отцом — потому что он один хоть в чем-то с ним совпадал. Он один знал, каково это — родиться белой вороной. И только он нес подобную ношу не сгибаясь, не считал ее странной, противной и неугодной людскому роду.

В сорок пятом году война кончилась. Часть Кировского завода еще оставалась в Челябинске, но Фроловы решили вернуться в Ленинград. И снова им повезло так, как мало кому везло. Вернувшись в Ленинград, они обнаружили, что оба дома — и материн, и дяди-Яшин — устояли при бомбардировках, да еще и в брошенное жилье никто не успел въехать.

Где-то в глубине души Вова наивно надеялся, что с возвращением в Ленинград жизнь войдет в прежнее русло и все станет по-прежнему. Мать и дядя Яша помирятся. В дяди-Яшину комнату вернутся беззаботные гости. По улицам снова будут порхать девушки в легких платьях, а со сцены будет греметь фокстрот. Но первые пару недель в Ленинграде дали понять, что жизнь