Том 10. Публицистика - Алексей Толстой

Наш народ своими руками, лишениями, своей кровью, творчеством, с которого были сорваны оковы эксплуатации, создал еще невиданную на земле жизнь.

Здесь мы подводим итоги трудам и творчеству долгих и трудных лет, здесь создана и на стальном монолите утверждена последняя ступень к коммунизму.

Речь товарища Сталина на этом съезде, выступления делегатов, рапортующих о достижениях и быстро растущем богатстве страны, самый факт съезда для принятия Конституции, как весенний гром, проносится от края до края по всему миру.

Нас жадно хотят знать, товарищи. Мы сами хотим знать самих себя, потому что мы молоды, и, черт с ней, если у кого на голове лысина, — все равно мы молоды! (Смех, веселое оживление в зале.)

Мы хотим знать себя, и еще больше нас хочет знать весь мир, потому что в нас хотят видеть пример мужества, воли, ума, одаренности, полнокровия, оптимизма. Сколько раз за границей я видел на себе завистливый взгляд, сколько раз я слышал вздох: «Э-хе-хе, счастливые вы, русские!»

Знают ли нас там, за рубежами? Нет!

«Скажите, правду рассказывают, что у вас, в России, все женщины ходят в однообразной форме? Ведь у вас равенство…»

Или:

«А что, скажите, в России пиво варят?» (Общий смех всего зала.)

«Варят пиво».

«Кто же имеет возможность его пить? Наверное, только комиссары?» (Общий смех.)

Нас очень мало знают, товарищи.

Представление о нас приблизительно по роману «Голый год» Пильняка. Незнание нас увеличивается громогласной ложью фашистских газет и газет, подкупленных фашистами. На незнании нас фашизм играет, фашизму это на руку, в темной воде незнания нас фашизм ловит крупных осетров.

Здесь я подхожу к прямым задачам литературы. Так же, как текст Конституции запечатлел и оформил весь творческий путь революции, так же точно советская литература должна запечатлеть в архитектонически законченных образах и художественных композициях романов, пьес и поэм лицо страны, — новое, сильное, молодое, которое, как я уже упомянул, сквозит пышной картиной сквозь строки Конституции, которое прет на первый план мировой жизни, наперекор карканью фашистского воронья.

Могу ли я так же, как остальные товарищи делегаты, с чувством удовлетворения, подняв перед этой трибуной плоды земли, плоды труда, рапортовать о наших достижениях?

Нет, с литературой у нас обстоит несколько хуже, чем, скажем, с хлопководческими колхозами Узбекистана. (Веселое оживление в зале.)

Литература иногда иноходью, а где и пешечком поспевает за ураганным ходом нашей страны.

Но вот, вы скажете, затянул волынку… (Смех.) На празднике, да со святыми упокой… (Смех.) Нет, товарищи, я не намерен тянуть волынку. Пусть моя речь прозвучит, несмотря ни на что, словами высокого оптимизма и гордости. Наше искусство, литература слагают песни о новом человеке социалистического мира, о нашей родине, создавшей великую хартию условий человеческого счастья. Имена всех вас, товарищи, будут записаны в историю, имена делегатов, голосовавших за Конституцию СССР. Советская литература полна решимости и воли сделать нашу литературу великим искусством трудящегося человечества.

Но почему мы еще отстаем от намеченной цели? Во-первых, потому, что мы, литераторы и поэты, должны перестроить самую природу нашего искусства. Наша дореволюционная литература (как и литература Запада) строилась на классовых противоречиях. По преимуществу это была оппозиционная (против существовавшего строя) литература. Она доказывала от обратного, она показывала или отрицательного героя, или человека, замученного социальным или политическим строем.

Мы строим литературу бесклассового общества близкого будущего. Мы оформляем тип положительного героя, мы раскапываем давно забытые и заваленные мусором тысячелетий истоки искусства — народное творчество — гимн солнцу и жизни.

Все это — дело сложное и ответственное. И часто видишь: вылетел молодой писатель на первое место с талантливой книжкой, его сразу произвели в Бальзаки, а опыта писать, как Бальзак, у него нет. Он мучается, и его мучают. (Смех.) Критики кричат: «Человек-де не хочет работать, заелся славой».

Чтобы написать музыкальную симфонию, нужно учиться музыке десять лет. Чтобы овладеть искусством романа или драмы, нужен для талантливого человека большой срок. Дайте срок нашим талантам, не торопитесь безнадежно махать рукой на писателя, замолчавшего на какой-то срок. Пусть его на здоровье учится. Другой в это время выпускает новую книжку. Качество нашей литературы не может не быть высоким, — в этом порукой наша Конституция, — и самым высоким в мире. Хуже всего писателя торопить. Писателя нужно поставить в условия борьбы за свое художественное существование. Я думаю, нужно, чтобы наши журналы стали центрами борьбы примыкающих к ним творческих течений, борьбы за высоты искусства.

Нужно покончить с тем, теперь, к счастью, более редко встречающимся, явлением, когда писатель написал серенький романец, в котором не к чему придраться, отнес его в издательство, там увидели, что ничего предосудительного в романе нет, книжку издали, читатель ничего, кроме отсутствия в книжке предосудительного, не прочел, а об искусстве все, кроме читателя, об искусстве-то и забыли.

Писатель должен быть поставлен лицом к лицу с читателем, должен всецело, всем своим художественным существованием зависеть от нашего замечательного, умного, требовательного, культурно растущего, единственного в мире читателя.

Все это я говорю с некоторым опозданием. Все это уже делается. Я лишь хочу, чтобы нетерпение миллионов наших читателей передалось таким благополучным учреждениям, как, например, Союз писателей. Обслуживать бытовую сторону писателей нужно, и это очень хорошо, но еще лучше немедленно, без раскачивания, заняться строительством творческих условий для нашей литературы, реконструировать журналы, созывать читательские конференции, производить регистрацию библиотек, накапливать материалы читательских отзывов и т. д. Все это делается, мы знаем, но все это надо начать делать по широкому плану, с шириной и размахом, не отстающими от ширины и размаха нашей жизни.

Товарищи, советская литература уже много дала. Мы так быстро шагаем вперед, что нам некогда вспоминать. Сейчас перед советской литературой задачи несравненно более трудные и огромные, — вырос наш читатель, и выросла необходимость в нашем художественном представительстве во всем мире. Мы, писатели, справимся с этой задачей. Мы не только справимся, но и шагнем, и скорее, чем это думают, в новые, неизведанные области творчества. Мы, писатели, — плоть от плоти, кровь от крови нашей великой страны. Ругать нас неплохо, но еще лучше надеяться на нас.

Не выдадим!

Да здравствует наш народ, великий творец жизни!..

Да здравствует советская литература! (Продолжительные аплодисменты.)

Фашизм должен быть раздавлен

Во время мировой войны германская подводная лодка поднялась на поверхность, следуя за гигантским трансатлантическим пароходом. Он шел из Америки, тогда еще нейтральной, с тысячью или около этого пассажиров.

Было около полуночи, лодка шла параллельно многоэтажному кораблю, близко его правого борта.

Капитан подлодки вышел на мостик и слушал музыку — на корабле танцевали. В бинокль он видел нарядных женщин, выходивших из ярко освещенных салонов на палубу подышать влагой теплой ночи…

Насладившись зрелищем, капитан положил руку на медную рукоятку телеграфа и отдал команду: «Боевая тревога!» «Право руля!» «Готовь мину!» «По такой-то цели — огонь!»

Лодка выбросила мину, и капитан испытал нечто вроде крепкого, укрепляющего тевтонскую душу волнения, когда раздался чудовищный взрыв, поднялась гора воды, обрушиваясь на палубы, и несчастная «Лузитания», разваливаясь посредине, начала тонуть вместе с женщинами, вместе с детьми, спавшими в каютах, с командой в несколько сот человек, занятой своими делами в недрах корабля.

Фашистские методы и фашистская психология родились на свет не сегодня. Потопление «Лузитании» было первым ребячьим лепетом фашизма.

14 декабря 1936 года крейсер испанских мятежников потопил «Комсомол».

Напрасно фашисты потопили «Комсомол». В ответ на бесстыдную пиратскую выходку рабочие советских судостроительных заводов дали клятву взамен погибшего «Комсомола» построить десять еще лучших кораблей- и они построят эти корабли.

Когда рабочие и колхозники на митингах, прокатившихся по всей стране, требуют от партии и правительства мощной охраны нашим торговым судам, когда требуют возмездия наемным бандитам, — Коммунистическая партия и правительство СССР должны будут подчиниться воле стомиллионных масс…

Вы, офицеры мятежного крейсера! — не знаю, как обратиться к вам — граждане? Но у вас нет отечества, вы его продали и залили кровью. Господа? Но вы — лакеи в офицерских погонах. Не думайте, что вы потопили корабль той страны, куда семь лет не доскачешь… Действительно к нам трудно доскакать. Но от нас к врагам нашим — путь короткий. И те, кто стараются спровоцировать нас, пусть расспросят хорошенько хотя бы банды японо-маньчжуров, наскакивавших на наши границы, действительно ли СССР готов крепко постоять за поднятое знамя коммунизма? Действительно ли СССР не шутит, когда подписывает с кем-либо пакт о взаимной помощи?