От грозы к буре - Валерий Елманов

– А и крепок на мед русский воевода, – подивился наутро Котян, вставая с разбитой головой.

Остаток вечера и начало ночи он уже помнил смутно, даже очень смутно. Да и не мудрено. После трех первых чаш хмельного меда, которые пришлось осушить до дна, хан попробовал было как-то ускользнуть от четвертой, но Вячеслав был настойчив.

– Я же за процветание наших родов выпить предлагаю, – сурово произнес он, осуждающе глядя на Котяна. – Ты что же, не хочешь, чтобы твой род процветал? Или, – прищурился недобро русич, – что-то нехорошее против моего рода в мыслях держишь? Смотри, я полностью выпил, – и в доказательство перевернул свою чашу кверху.

Пришлось выпить и хану.

– А теперь пусть в наших чашах останется столько капель, сколько мы желаем друг другу горьких дней в жизни, – спустя несколько минут опять взялся за чару Вячеслав.

Глянул Котян со вздохом на свою посудину, а она тоже до краев наполненная. Ох и шустры слуги у воеводы. Когда только успели налить? И попробуй тут после таких слов не выпить – это ж обида смертная хозяину. Словом, осушил добросовестно.

После за детей пили – это хан еще помнил. За них не опрокинуть – совсем воевода расстроится. Тем более у него, поди, вовсе маленькие еще бегают. Такие милее всего отцовскому сердцу.

Следующую подняли за то, чтобы они с ханом не только внуков дождались, но и правнуков поженить успели, то есть за здравие и долголетие. Тоже святое дело, как воевода сказал.

Потом Котян еще помнил, как он Вячеслава половецким песням учил, смутно в памяти осталось, как он ему свою красавицу внучку в жены сватал, с большими пробелами – как предлагал вообще к нему переходить, на что воевода загадочно ответил:

– Вот все брошу, гитару в зубы и прямо завтра к тебе в табор подамся.

То есть надо так понимать, что вроде бы согласился? Или нет? А голова-то трещит.

Откинул Котян полог и чуть не ахнул. Солнце над самой головой зависло – значит, полдень уже наступил. Пора идти к воеводе, об откупе договариваться да о заложниках. А тут и ратники, откуда ни возьмись, перед ним предстали. Сообщили, что ждет Вячеслав давно, а будить гостя дорогого не велел. Сказал, чтоб дожидались, пока сам не проснется.

Поплелся хан к воеводе. Тот же сразу за стол его усадил и уговаривать принялся, чтоб выпил, потому как серьезные дела на трезвую голову решать не принято, и опять же, чтоб в черепушке прояснилось.

«Только по одной», – решил Котян твердо.

Выпил – действительно лучше стало.

«Ну да ладно, – подумал он. – От второй тоже дурман не придет».

И снова хан угадал – куда как легче ему стало. Третью он осушил как-то невзначай, четвертая и вовсе незаметно прошла, за ней и пятая…

– Э-э, дядя, как тебя развезло-то на старые дрожжи, – вздохнул Вячеслав, глядя на бессмысленно лопочущего Котяна, который силился было встать на ноги, но вместо этого все время валился то влево, то вправо. – Совсем дикари пить не умеют, – констатировал грустно, осуждающе покачивая головой.

У вошедших на его зов первым делом спросил:

– Все полки добрались?

– К полудню последние прибыли. Уже на месте стоят, – утвердительно кивнул дружинник.

– До вечера пусть отдыхают, да и завтра, пока я с ханом беседовать буду, пусть отсыпаются от души, – распорядился Вячеслав. – Но ухо все равно востро держать. Грамотки по всем полкам разослали?

– Доставили даже до тех, кто близ Хупты остановился. Час назад гонец от них вернулся.

– Понятно. Значит, можно и о делах его скорбных покалякать, хватит медовуху переводить, – заметил воевода и сморщился брезгливо. – Да отнесите вы на место эту вонючку. Сколько ж терпеть-то можно.

На третий день Котяну наконец дозволили о деле говорить. И вот тут-то хан с превеликим удивлением для себя обнаружил, что молодой воевода ни о каком откупе и слышать не хочет.

«Может, цену набивает», – подумал Котян растерянно.

Голова так трещала, что он, против своего обыкновения, не стал ходить вокруг да около, а спросил напрямую, чего же тот хочет. Воевода тоже отвечал без всяких витиеватостей.

Не знал хан, что, невзирая на все разговоры Константина о том, будто половцы – союзники для Руси, сам Вячеслав русскую армейскую поговорку конца двадцатого века прочно успел внедрить в жизнь в веке тринадцатом. Вот только национальность он в ней поменял, а так звучала она очень созвучно: «Хороший половец – это мертвый половец». Исключением из правил был лишь княжеский шурин Данила Кобякович, но на то эти исключения и существуют, чтобы ими общее правило еще больше подтверждалось.

Этот свой принцип он и выложил сейчас Котяну. Как говорится, кушайте – не обляпайтесь. Несмотря на предупреждение, хан все-таки обляпался, а точнее – попросту скис.

– Мы могли бы как-то договориться? – попытался он уточнить, явно намекая на какую-нибудь взятку.

– Перепутал ты, хан, – мотнул Вячеслав головой. – Я не чиновник-иуда – откаты не принимаю.

– ?!

– Ну, мзды я не беру, – пояснил воевода. – Мне за Русь обидно. Особенно за княжество рязанское. Знаешь, сколько моих людей под вашими стрелами в одном только Ряжске полегло? Полтыщи. И ты хочешь, чтобы я простил?

– Я под Ряжском не стоял, – быстро произнес Котян.

– А какая разница? Все вы одним миром мазаны. Ты под Пронском зато стоял. Сказать, сколько человек именно твои воины погубили?

– Убитых не вернешь, – заметил хан философски. – А я дам по десять гривен за каждого, чья душа отлетела к небу.

– По тысяче за каждого, и я тебя выпускаю, – выдвинул встречное условие Вячеслав.

У Котяна округлились глаза.

– Это шутка? – осклабился он растерянно.

– Это жизнь, – перенял эстафету философской мудрости воевода. – Я своих людей дорого ценю, так что ниже цену не опущу.

– Ты плохо говоришь, – вздохнул Котян. – Или ты думаешь, что завтра на поле битвы будут лежать только твои воины? Они смешаются. Русич – степняк – снова русич – опять степняк.

– Нет уж, – возразил воевода. – Плохо ты меня знаешь, хан. Будет иначе. – Он обвел рукой все внутреннее помещение шатра. – Вот здесь везде степняки, а вон там, в уголке – русич. И поверь, что на каждого моего воина придется, самое малое, десять твоих. Но я очень постараюсь, чтобы их было побольше, а твои воины навсегда запомнили – на Русь непрошеный степной гость с саблей в руке может попасть множеством путей. Назад же у него дорога одна – ногами вперед.

– Тогда зачем ты принимал меня? – не понял Котян.

– Да затем, что позавчера мне пришлось бы платить одним русичем за пятерых твоих воинов, а то и вовсе за троих. Для меня это очень дорого, – откровенно пояснил Вячеслав, нахально улыбаясь.

Только теперь Котян понял, как красиво и ловко обвел его вокруг пальца молодой русский воевода. На сердце у него стало так муторно, как не было с того самого дня, когда он сидел возле своей юрты и ждал, пока из степи не привезут тело его старшего брата. После отца именно брат должен был стать ханом, но неудачная охота все изменила… Та самая неудачная охота, на которую наследник поехал с его, Котяна, людьми. Он ничуть не раскаивался в принятом решении, но это был его любимый брат, и Котян искренне сожалел, что тот так поспешил родиться. Был бы младшим, пожил бы… еще пару лет.

– А если я сейчас поверну обратно и уйду на Русь? Она же ныне беззащитна, – попробовал пригрозить хан, но воевода оставался непреклонен:

– Попробуй. Но сразу предупреждаю тебя, как честный человек, – позади, близ Хупты да и близ Рановы, стоят самые лучшие полки, – тут же пояснив: – Лучшие тем, что они свежие. Неужто ты думаешь, что защищать рязанские земли я плохих поставлю?

– А если я поклянусь, что никогда больше не приду на Русь? – спросил Котян. – Чем хочешь поклянусь.

– А твои дети?

– Они тоже дадут клятву.

– У молодых не всегда хорошая память, хан. А у вашего народа совсем плохая, – вздохнул Вячеслав. – Мне кажется, я придумал кое-что получше, потому что покойники точно никуда не ходят. Для вас, как для убийц, чтоб вы за старое не взялись, одна только есть надежная гарантия – смертная казнь.

Про гарантию Котян недопонял, но суть уловил.

– А ты не думаешь, что я сумею вырваться? – спросил он. – Что тогда? Наш народ всегда мстил за причиненную обиду.

– Возможно, это тебе и удастся, – не стал спорить Вячеслав. – Вот только мстить-то будет не с кем. Мало вас останется, ох и мало.

Так все и произошло. Правда, всех перебить не получилось, но тут вины воеводы не было. Слишком широкое кольцо было, слишком много народу внутри него находилось. Реки, конечно, помогали, но это не горы, да и не столь они велики в Рясском поле, чтобы их нельзя было форсировать. И на каждой, как на беду, что ни верста, то брод имеется. Когда произошла одна ложная сшибка – Вячеслав удержался, конницу не выслал. Вторую обманку он тоже угадал, да и с третьей хладнокровия хватило.

Но это была раскачка, проба сил. В четвертую же, в сторону Рановы, Котян и Юрий Кончакович не пожалели большую часть всех сил бросить вместе с собственными сыновьями, и тут Вячеслав не выдержал. Вначале кинул туда треть имеющейся у него конницы, затем еще треть, а потом и резервный полк из Переяславля-Рязанского под командованием двадцатишестилетнего тысяцкого Верховца.