Лабиринты памяти - Робер Кристина

– Тогда я впервые ощутил этого зверя внутри. Он меня будто подбадривал, вселял смелость, а я, мелкий и беззащитный, словно был заперт где-то глубоко внутри самого же себя и с ужасом наблюдал за своими действиями, – продолжил Алекс совсем тихо.

Ника искоса посмотрела на него и увидела скупую слезу, скатившуюся по его щеке. В горле защипало.

– Я пришел в себя почти сразу после того, как спрятал ее. Закрылся здесь, вопил, плакал как ребенок, крушил, несколько дней находился в прострации. А потом все как-то стало на нет сходить. Пришло письмо от отца. Он был удивлен моей инициативой, но все же горд, потому что не ожидал, что я способен… что я понимаю, как это важно. И в его словах не было ни намека на сожаление или еще что. В тот момент моя душа треснула, а он не считал это неправильным. Сказал, чтобы я был осторожнее, никуда не спешил, но и сильно не затягивал дело. И я поверил ему. Это оказалось проще, чем я думал, ведь я впервые… впервые, черт возьми, получил от него столько слов… Господи. – Алекс прикрыл глаза. – Поступил в «Форест Холл». Потом приехала Мари, и я придумал новый безопасный план действий с таблетками и алкоголем. Мой друг много консультировал меня в этом вопросе, один бы я не справился… Если бы он знал…

В его голосе звучала неприкрытая горькая ирония. А Ника с ужасом прокручивала его рассказ в голове, пытаясь понять, что же у него за отец такой, если ради его расположения Маркел готов даже убить. Уж она бы ради Риты никогда такого не сделала.

– Раскаяние всегда приходит. Сразу или на следующий день, но приходит. Правда же? – Алекс взглянул на нее так пристально, испытующе, и Ника затаила дыхание.

Он знал. Откуда-то он знал, что она сделала с Сэмом, и теперь хотел услышать подтверждение: что она понимала его, понимала, что такое слепая ярость, что ее невозможно контролировать, как и невозможно бороться с чувством вины, которое накрывает позже. Но правда в том, что Ника не чувствовала этой вины, – хотела, чертовски хотела, взывала к ней, молила, но так и не почувствовала. Кровавое месиво на шее Сэма Бэрри снова всплыло в памяти – и Ника резко отвела взгляд от Алекса.

– Но Мари тебя поддерживает, – прочистив горло, сказала она. – Если честно, в какой-то момент мне вообще казалось, что вы разыгрываете всех историей и никакие вы не родственники. Уж слишком вы… ну, любите друг друга, что ли.

Ника чувствовала взгляд Алекса на своем лице, и от этого было не по себе. Она уже готовилась ему все рассказать, оправдать свой поступок, объяснить, почему ее вина – это совсем не та вина, которую испытывает он, как вдруг Алекс нервно рассмеялся и, сделав щедрый глоток из кружки, откинулся на спинку дивана. И Ника медленно вздохнула, чувствуя, как тяжесть покидает тело.

– Да все так считали сначала! – Алекс наконец оторвал палец от булавки и прижал к губам. Казалось, он даже не заметил, что Ника наблюдала за ним. – Мари приехала в «Форест Холл» спустя неделю после начала нашего первого учебного года там и носилась со мной как полоумная мамаша. Начали слухи ходить и все такое, неприятно, в общем. А она не понимала, в чем дело, все время говорила, как ей хреново от моих мыслей.

– Ах да, вы же эмпаты. И каково это?

Алекс закатил глаза, улыбнувшись. И Ника вдруг поняла, что никогда раньше не замечала этой его улыбки – простой и открытой, превращавшей и без того яркие, запоминающиеся глаза в изумруды. Глаза хорошего парня. Глаза убийцы.

– В детстве нашей любимой игрой была «Угадай, о чем я думаю». И знаешь, мы здорово поднатаскались в этом умении. – Алекс принялся распаковывать коробочку с китайской лапшой. – Конечно, у этой способности есть свои минусы: первая любовь, любое волнение, возбуждение и все такое – никак не скроешь. Наверное, поэтому мы стали такими открытыми друг для друга. – Алекс посмотрел на Нику и коротко пожал плечами. – Ну а какой смысл скрывать, если все равно все читается.

– Занятно, – кивнула Ника. – Я тоже немного знаю одного эмпата, но он говорил лишь, что чувствует настроение…

– Поначалу так и было. Мы просто понимали чувства друг друга, иногда даже на себя перенимали против своей же воли. Было много конфузов. Я однажды ни с того ни с сего принялся реветь, представляешь! Мы ужинали с отцом и его другом, и вдруг – бац! Так стыдно было, жуть. – Алекс рассмеялся, почесав лоб под челкой, и, раскрыв коробочку, протянул Нике. – В общем, сначала все это казалось странным, а потом привыкли как-то… – Алекс открыл вторую коробку и задумчиво добавил: – Понимаешь, Мари… она реально святая. Для меня, по крайней мере. Она меня принимает даже после всего. И она ходит в церковь до сих пор. Думает, что сумеет спасти мою душу молитвами.

– А ты скептически настроен?

– Скажем так… росли мы в верующей семье, и я по-прежнему верю, вопрос лишь в том, во что.

Ника молча жевала лапшу и обдумывала услышанное. Состояние сомнений и переосмысления всего, что долгие годы казалось единственно правильным, было полностью понятно ей, несмотря на то что контекст этих определений у каждого из них отличался. Только она могла выбирать: остаться в прежней жизни или погрузиться в новый и совершенно непонятный мир, – а у Алекса такой возможности, кажется, не было.

Горячая еда и напитки расслабили, и ей стало очень комфортно сидеть здесь – на мягком диване, рядом с человеком, которого она еще несколько дней назад боялась. Ника подобрала под себя ноги и откинулась на спинку, блаженно закрывая глаза.

– А для тебя вообще это важно – чтобы душа была чистой?

Алекс переместил поднос с пустыми коробочками на пол и, скрестив ноги, тоже закрыл глаза.

– Помнишь, я говорил о Полосе Туманов – месте, где, по преданиям, помимо жутких магических существ живут и души грешников? Это та вещь, в которую я еще верю. Я просто боюсь застрять там. Сейчас мне кажется, что Полоса – единственное место в нашем мире, которое будет жить вечно. Там же сосредоточена вся-вся магия наших земель, и, даже если мы вымрем от какой-нибудь чумы, все ее обитатели продолжат жить.

– То есть они – двигатель мира?

– Да, так говорят. Среди обычных жителей очень мало магии, и вся она под контролем для баланса. Одна из главных задач правителей – блюсти этот баланс, и в этом обе земли схожи.

– Только в этом?

Алекс внимательно посмотрел на Нику, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на удивление.

– Знаешь, за последние дни много было передумано. Я все вспоминал какие-то слова, факты и наделял их новым смыслом. Мне сейчас кажется, что terra ignis, несмотря на то что я ни разу там не был и практически ничего о ней лично не узнал, гораздо честнее, чем мой мир. По крайней мере, на той земле не кричат о боге и о каких-то там заповедях и не оправдывают этим свои поступки.

Ника усмехнулась. В вопросах веры она была настоящим профаном, но в словах Алекса находила понятный ей смысл.

– Так ты… ты сам-то веришь в бога?

– А что ты под этим подразумеваешь? Могущество или просто факт его существования?

Ника пожала плечами. Так глубоко она не погружалась в этот вопрос.

– Я не верю в божью кару и считаю, что каждый получает по заслугам, потому что есть не только судьба и стечение обстоятельств, но и закон. Но также я верю в надежду и в то, что если не просто надеяться сложа руки, а бороться за свою мечту, то высшие силы соберутся и помогут тебе ее осуществить. Поэтому… скорее я верю в надежду. А ассоциировать ее могу с кем угодно: с Богом, с высшими силами, да хоть с тобой.

– Надеяться можно всю жизнь, но не получить желаемого никогда, – тихо сказала Ника.

– Ну и что. – Алекс беззаботно пожал плечами. – Лучше я буду чего-то ждать, чем жить без желаний вовсе. Иногда мне кажется, что, даже если я окажусь у стены и на меня будут направлены сотни ружей, я все равно продолжу искать пути отступления в надежде, что ни одна из пуль не попадет в меня.

– Но они же попадут, – улыбнулась Ника.

– Ну и пусть. Мне-то уже будет все равно.

Алекс заварил кофе, и они вышли на лоджию. Ника курила, слушая рассказы о магических существах, живущих вне Полосы Туманов. Оказалось, что в terra caelum их практически не осталось. На протяжении последнего столетия народ Небесных земель всячески пытался доказать, что любое отклонение от стандартного человеческого телосложения – проказы дьявола. Еще лет пятьдесят назад жители устраивали самосуды, травили не таких, как они, и в конечном счете многие магические создания были вынуждены эмигрировать либо уйти в неведомое подполье. Сегодня его мир стал более толерантным, но, как считает Алекс, легко быть понимающим, когда рядом не осталось ни одной души, против которой твой род организовывал травлю в течение долгих лет.