Лабиринты памяти - Робер Кристина

Ника и Михаил расположились в малом столовом зале, где, как выяснилось, обычно обедали Николас и Лидия. Помещение было небольшим, но очень светлым: огромное окно с плотными белыми шторами, блеклая желтая мебель. И Ника в своей ежедневной темной одежде очень выделялась на этом фоне.

Михаил выглядел порядком уставшим, и даже безупречный костюм и прическа не смогли отвлечь внимание от глубоких кругов, залегших под его глазами.

– Николас отправился в крепость Шейфиля, – сказал Михаил и сделал несколько щедрых глотков воды. – Вчера ее взорвали, погибли люди.

– Ого, и кто это сделал?

– Если бы мы знали. Это старинная крепость, ей уже несколько веков, и там всегда было тихо-мирно. Ее строили эльфы как смотровую еще во времена войны в восемнадцатом веке.

В библиотеке Ника успела кое-что узнать о конфликте: люди изгоняли магов со своих земель, с ведьмами удалось легко справиться… Подумала, что это банально и скучно и таким может похвастать чуть ли не любая страна, разве что без магов. Просто появляется кто-то властный, кому вечно мешают те, кто отличается от них – силой, верой или… просто рожей не вышел.

– И сейчас снова война?

– Надеюсь, что нет. Но мы не знаем, с кем имеем дело.

Ника поймала себя на мысли, что ей бы хотелось разделить волнение Михаила, но трагедии этого мира ее не трогали.

– А как же соседи? – придав голосу заинтересованность, спросила она.

– Маловероятно, – хмыкнул Михаил, ковыряя вилкой в тарелке с овощами. – Саквильский тише воды многие годы. И если б не эти балы, наш народ давно бы забыл о его существовании.

Ника неопределенно хмыкнула.

– Чертовщина какая-то происходит, нутром чую, – вдруг прошептал Михаил – скорее самому себе, нежели Нике. – Месяц назад рухнула водонапорная башня – слава всевышним, без жертв, – но Николас на взводе, наши воины в круглосуточной разведке, однако концы с концами свести не можем.

– Кстати, о воинах… А этот Домор… ну, которого ко мне приставили… он эльф, да? Я видела уши. И он воин, так вы сказали.

– Верно, – ответил Михаил без особого энтузиазма. – На службе у рода Стамерфильд уже тысячу лет есть отряд воинов с… со способностями.

– Способности? – округлила глаза Ника. – Так среди жителей запрещено же…

– Ну-у, все об этом знают, но никто не говорит на каждом углу, – улыбнулся Михаил. – Способности не явные. Например, Агвид Берси – из сейдов, это древние скандинавские ведьмы и ведьмаки, некогда жившие в широтах современной Швеции. Берси, конечно, не владеет той магией, которой обладали его предки, но тоже может кое-что, например наводить порчу. Но доказать ты это никогда не сможешь, и пресса, конечно же, ничего в подробностях не знает, но иногда не упускает случая пройтись намеками на этот счет. – Михаил закатил глаза, и Ника хихикнула. – Понимаешь, наши люди готовы принимать всё и вся, пока им это на руку, но, как только происходит что-то опасное, спешат обвинить во всем нас – якобы несанкционированных магов.

– Но вы же знаете наверняка, виновны ваши люди или нет?

– Нет, не знаю, – просто сказал Михаил. – Много всего происходит, и что-то сложно классифицировать как определенно плохое или хорошее. Сама понимаешь, если человек сотворил зло, но до этого был безупречен и любим, в его зло поверить сложнее, чем в подобный поступок рецидивиста.

– И как быть тогда?

– Для этого существуют следствие и суд.

Ника пожевала щеку изнутри, обдумывая услышанное. Она готова была вернуться. Более того, хотела этого и оттого не могла не думать о Маркеле и их последней встрече.

– А если нельзя обратиться в суд, как понять, достоин ли человек доверия?

Михаил отложил приборы и несколько секунд всматривался в ее лицо. На какой-то момент Нике даже показалось, что уголки его губ дернулись вверх, как будто он понимал, о чем конкретно идет речь.

– Сердце, – наконец сказал он. – Если сердце верит, никакие аргументы не нужны. Когда мне сложно сделать выбор, я просто оказываюсь в одиночестве и закрываю глаза. Я очищаю голову от всех за и против и слушаю свое сердце. А оно никогда не молчит.

Несмотря на желание Ники как можно скорее вернуться в Лондон, она оттягивала время, ссылаясь на то, что могла бы найти еще какую-то полезную информацию в библиотеке или хотя бы разговорить Домора, который неустанно следовал за ней по пятам, – но тщетно. Книг в библиотеке было много, рибелит она понимала с трудом, а эльфийская нянька как воды в рот набрал и, кроме формального приветствия, ни на что не годился. Михаил и вовсе исчез после их ужина, и только к вечеру 28 декабря Дорис сказала, что он отправился к Николасу в разрушенную крепость.

Ника злилась, потому что вдруг поняла, что на самом деле приехала сюда не за ответами, а в надежде увидеть отца. Только увидеть его она увидела, но это ничего не значило. Каких-то полчаса на балу, формальный разговор, и всё. Ей здесь были не рады, ее никто не ждал, а Николас сразу дал понять, что объявлять всему свету о чудесном воссоединении с дочерью он не намерен. Ни сейчас, ни… Никогда.

Иногда, лежа на кровати, под перманентную болтовню Дорис Ника размышляла о том, хотела бы она сюда вернуться, жить здесь. Попробовать жить здесь… И как бы это было? Даже если допустить, что ей хватит здравомыслия понять поведение отца и наладить с ним отношения, готова ли она взять на себя роль наследницы великого огненного оклуса? И что вообще это значит? Титул принцессы? Господи, ну какая же из нее принцесса! Вряд ли ее познаний в английской литературе, которые в свое время вложила в ее голову Рита, хватит, чтобы когда-нибудь почувствовать себя в своей стихии среди этих стен. Среди этих людей. Она совсем не такая. Другая. Чужая. Да еще и с этой непонятной силой – силой, скорее всего, магической, – которую никак не удастся скрывать подобно тому, как скрывают воины Алой Розы, если верить Михаилу.

Дорис, видимо, приняла ее рассеянность за скуку и посчитала своим долгом развлекать бедняжку бесконечными рассказами о жизни столицы. О каких-то леди и о том, как изменилась мода; о том, что барышни, живущие в замке, кроме замужества, ни о чем другом не думают и что, если бы воины Алой Розы могли жениться, они бы уж точно выбрали кого-то получше. Ника молча слушала ее, иногда мычала что-то в ответ, а перед сном, когда Дорис наконец уходила, а Домор сообщал, что дежурит в коридоре и если ей вдруг что-то понадобится, стоит только постучать в дверь (а то, не дай бог, она вздумает выйти и попасться на глаза кому-то из обитателей замка!), Ника рассматривала то черно-белое фото со своего четвертого дня рождения и тщетно пыталась вспомнить, пыталась призвать те чувства, которые испытывала счастливая девочка на снимке, снова и снова спрашивая себя: а нужна ли ей эта жизнь?

Утром в день Нового года Николас так и не вернулся. Наплевав на просьбы Домора, Ника без стука вышла из комнаты и, не обнаружив воина, прошла к лестнице и опустилась на верхнюю ступень, задумчиво рассматривая пустынный холл.

– Все разъехались к семьям, здесь будет тихо несколько дней, – раздался над ухом знакомый голос.

Михаил опустился на ступени рядом с Никой и улыбнулся. Она кивнула:

– А что же вы?

– Загляну к своим на часок, все же на улице холодно, – просто ответил он.

Ника с непониманием посмотрела на него. Спокойный, пожилой, добрый и какой-то необъяснимо чуткий. Счастливый ли? Наверняка нет.

– Сочувствую, – выдохнула она. – Давно?

– Жена – десять лет, дочь – в два раза дольше. – Михаил потер глаза и потряс головой, будто прогонял сон.

Ника готова была поклясться, что его дочь звали Аэлина, но она больше не стала поднимать эту тему. Она уставилась на перила лестницы, покрытые лепниной в виде плоских бутонов роз, и отчего-то прошептала: