Очаровательная плутовка - Мишель Маркос

Дверь отворилась, и Эйприл пришла в себя от мечтаний.

— Посмотрите-ка на нее, — сказала, входя, Дженни. — Ты так сияешь, что можно задуть свечи.

Она взяла в руки щетку и стала расчесывать Эйприл волосы.

— Ох, Дженни! Райли такой… замечательный. Я не в силах этого объяснить. Я знаю, что не заслуживаю его. И все-таки он меня любит. Не за что-либо и не за какие-то особые качества, а потому, что он… вот такой.

— Что здесь непонятного? В этом-то и есть тайна любви.

Эйприл приблизила лицо к зеркалу.

— Клянусь, что с этого момента я начну дарить ему счастье. Чего бы мне это ни стоило.

Дженни усмехнулась:

— Никак ты влипла? Я всегда знала, что тебя покорит только человек с титулом в кармане.

Шуточки Дженни не могли стереть улыбку с лица Эйприл.

— Ты, как я вижу, уже не страшишься своей свадьбы?

— Это не страх — это ужас. У меня руки трясутся, стоит об этом подумать.

Эйприл знала, что все из двух тысяч приглашенных прислали подтверждение, что будут присутствовать на бракосочетании в соборе Святого Павла.

Дженни застыла с поднятой расческой в руке.

— Послушай, раз твоя матушка умерла, упокой Господи ее душу, наверное, мне придется дать тебе кое-какой совет накануне первой брачной ночи.

Дженни подвинула стул ближе к Эйприл и села.

— Дженни, ты не понимаешь…

— Понимаю. Если есть что-то, в чем я знаю толк, так это в том, что происходит между мужчиной и женщиной за закрытыми дверями.

— Я знаю, что там происходит. Я не дурочка.

— Но есть еще кое-что. Ты же хочешь сделать его счастливым, правда? Секрет в том, чтобы думать о себе как о горящем камине: жарко мужчине или холодно, ты всегда должна гореть.

— Спасибо, мамочка, но я думаю, что мы с Райли сами справимся.

— Ах, значит, так? — Дженни лукаво посмотрела на подругу. — Тогда я не расскажу тебе о нас с Уильямом.

Эйприл приоткрыла рот.

— Не может быть!

— Может. — На лице Дженни появилось мечтательное выражение. — Это было незабываемо. Он… это самое лучшее, что произошло в моей жизни, Эйприл. Помнишь те истории, которые нам рассказывали, когда мы были маленькими? Про Робин Гуда и девицу Марианну, про Ланселота и Джиневру? Он ко мне относится как раз так. Словно я прекрасная дама, а он храбрый герой, который пришел спасти меня и защитить.

Эйприл кивнула:

— Я понимаю, о чем ты.

Они болтали и мечтали, пока Дженни укладывала Эйприл волосы. Большинство невест смотрят на свадьбу как на торжественный обряд или как на официальную обязанность, которую необходимо вынести. А Эйприл с нетерпением ждала своей свадьбы, потому что хотела при всех сказать Райли то, что чувствует сердцем.

Она пожалела о том, что согласилась соблюсти приличия: он проведет оставшиеся до бракосочетания дни в своем лондонском доме, а в церковь они поедут по отдельности. Она с нежностью думала о нем. Как хочется увидеть его поскорее! Она любит его, она отдала ему свое сердце, и ей трудно быть от него на расстоянии. Это невыносимая мука.

А ее красавец из пещеры так же, как и она, с нетерпением ждет первой брачной ночи? Отбросив все внешние приличия, она решила послать ему игривую записку, чтобы его раззадорить. И, взяв почтовую бумагу со стола, написала несколько слов:

«Дорогой Райли, мне доставили огромное удовольствие наши разговоры в пещере — они были очень занимательны. А во время охоты на лис ты доказал, что являешься искусным спорщиком. Когда мы поженимся, я хочу, чтобы ты не утерял своего искусства. Я с нетерпением жду возможности сесть тебе на колени, и тогда мы обсудим первое, что придет в голову.

Твоя навеки, Эйприл».

Она шаловливо улыбнулась, представив выражение его лица, когда он будет читать ее записку.

— Дженни, будь добра, доставь это Райли в Лондон. Это очень личное послание, и я не хочу доверять его лакею.

Дженни не умела читать, что весьма кстати.

— А что там?

— Я же сказала — это очень личное.

— И даже мне не расскажешь?

— Не сейчас.

Секреты возлюбленных лучше не выдавать.

— Ну, хорошо, — согласилась Дженни. — Считай, что я делаю тебе свадебный подарок.

Вскоре мистер Картрайт доставил Эйприл свадебное платье. Ярды белого муарового шелка, собранного под лифом с высокой талией. Глубокий вырез позволял видеть бриллиантовое колье на шее. Лиф был украшен перламутровыми бусинками, таким же, как на тиаре. Перламутровый бисер был нашит и на вуаль из хонитонского кружева. Вуаль ниспадала на шлейф, прикрепленный сзади к лифу. Эйприл в жизни не видела ничего подобного.

Она смотрела на себя в зеркале. В самых фантастических мечтах она никогда не представляла, что будет облачена в такое потрясающее платье и что на ней будут такие ослепительные украшения. То, что она увидела, превзошло все ее ожидания, и она светилась от счастья.

Она оценила свою внешность глазами Райли, надеясь в глубине души, что он найдет ее достойной невестой. Больше всего она хотела угодить ему.

Она мерила каждую из семи пар туфель, привезенных мистером Картрайтом, когда вошел лакей с конвертом. Эйприл удивилась — Райли так быстро ответил! — и с улыбкой взглянула на конверт кремового цвета. Ей не терпелось остаться одной, чтобы прочитать ответ на ее шаловливый вызов, поэтому она отослала мистера Картрайта и его помощниц из комнаты.

Вскрыв конверт, Эйприл похолодела. Это была страница из дневника мадам. Поперек строк, написанных почерком мадам выцветшими коричневыми чернилами, было написано:

«Гадкая девчонка.

Кто-то должен заплатить за твои преступления. Это сделаешь ты или твой жених?

Принеси двадцать тысяч фунтов в „Копыто и коготь“ сегодня в полночь накануне твоей свадьбы, или остальная часть этого дневника отправится в полицию. Никому ничего не говори, а иначе ты узнаешь настоящее значение слова „скандал“».

Страничка дневника дрожала в руке Эйприл. Она снова и снова перечитывала ее, чтобы убедиться, что это не дурная шутка.

Она представила, как ее арестовывают, представила унижение Райли и позор Джереми. Ее сердце не в состоянии этого вынести. Теперь-то она поняла, почему все ее хитроумные планы так хорошо сработали. Этот мир знати представляет собой тюрьму. Тюрьму из бумажных стен и глиняных подпорок, и все эти благородные господа заточены там, за этой оградой условностей, так прочно, словно ограда эта сделана из железа.

«Никому не говори» — сказано в записке. Если бы Райли не находился в Лондоне, она доверилась бы ему, но времени доехать до него не было — до полуночи она не успеет. Выходит, рядом с ней нет ни одной живой души, с кем бы она могла поделиться своим отчаянием. Она словно выброшена в море, где никто не услышит ее криков о помощи. Эйприл тихо заплакала.