Тайная жизнь непутевой мамочки - Фиона Нилл

Во время последнего года учебы она вместе с Кэти приехала провести уик-энд в дом моих родителей. Именно во время того уик-энда выкристаллизовалось мое представление о ней. Марк приехал на пару дней, чтобы зализать раны после разрыва отношений с последней своей подружкой. Он хотел поговорить об этом со мной. Но когда в комнату вошла Эмма, его страдание по поводу его неспособности быть верным испарилось.

— Как я могу остановиться на одной женщине, когда здесь так много прекрасных девушек? — воскликнул он.

— Но разве нет такой, которая кажется тебе более замечательной, чем все остальные? — спросила я с легким раздражением в голосе.

— Они все фантастичны в разное время, — улыбнулся он.

— Ты не можешь найти девушку, подходящую под твое настроение, — настаивала я.

— Но ты можешь, вот в чем проблема, — сказал он.

Даже когда я вела с ним строгие беседы о необходимости хоть какой-нибудь передышки перед тем, как завязывать новые отношения, в его ответах проскальзывал явный интерес к Эмме.

К концу первого же вечера они прибегли к хитроумным уловкам, чтобы побыть наедине. Это был уже не первый раз, когда он западал на одну из моих подруг, и я была почти уверена, что и не последний. Но это было впервые, чтобы кому-то не удалось вернуть его. Несколько месяцев спустя Марк изведал горькую боль отказа. Ни он, ни она никогда ничего со мной не обсуждали, но Марк никогда не вспоминал о своей поруганной гордости в этой любовной связи.

К этому времени Кэти и я были в полном распоряжении Эммы, занимавшей центральное положение. Я была счастлива своим статусом наблюдателя. Жизнь не крутилась вокруг меня. Я крутилась вокруг жизни, и это было комфортное ощущение.

По дороге в Ноттинг-Хилл у меня возникает такое чувство, словно я — наблюдатель за жизнью Эммы; но когда она глушит мотор на темной улице, как раз ниже Колвилл-террас, я понимаю, что в этот раз она потребует от меня чего-то большего.

— Люси, ты знаешь, обычно я рациональна и редко теряю над собой контроль, — начинает она, поворачиваясь на своем сиденье и садясь ко мне лицом. Я киваю. Однако больше не верю в это. — Ну, разве что в последний месяц я не соответствую этой характеристике, — продолжает она. — Около четырех недель назад Гай сказал, что решил оставить жену и жить со мной. — Она для пущего эффекта выдерживает театральную паузу. Я, как она того и ожидает, включаюсь в отведенную мне роль и произношу несколько подобающих моменту реплик. Но вдруг начинаю чувствовать, что уже очень поздно, что все мое тело расслаблено и жаждет сна.

— У меня нет сил, — сонно завершаю я свой «выход», недоумевая, почему ей понадобилось вытащить меня из постели и увезти в Ноттинг-Хилл, чтобы сообщить все это.

— Так могло бы быть. Но ничего подобного он не сделал. В начале этой недели я заглянула в его «Блэкберри» и обнаружила, что он забронировал двухнедельный отдых на Сицилии, в августе. Когда я потребовала объяснений, он сказал, что должен провести еще один, последний отпуск с семьей и уж тогда рассказать жене правду. Далее, на этот уик-энд предполагалось, что мы с ним вдвоем едем в Париж. В последнюю минуту он покинул меня, ибо захотел вдруг поехать покататься на лыжах во Францию. С ними же. И тут до меня доходит, что он всегда будет иметь готовую отговорку, чтобы так и не поговорить с женой, и что я могу прожить годы и годы, становясь все старше и озлобленнее, ожидая, что он вот-вот выполнит свое обещание, хотя он, возможно, вовсе и не собирается совершать ничего подобного. И я решила взять ситуацию в свои руки.

Я выпрямляюсь и потягиваюсь. Я слишком устала, чтобы пытаться предсказать, что будет дальше.

— Сегодня вечером я совершила нечто радикальное. Я знала, что их нет дома, поэтому позвонила и оставила сообщение, в котором подробно рассказала о наших отношениях. Думаю, оно заняло всю пленку на их автоответчике.

Я смотрю на нее, не веря своим ушам.

— Но он никогда не останется с тобой после того, что ты сделала! — шепчу я одними губами. — А его жена будет просто морально убита!

— Вот именно! — Она роняет голову на рулевое колесо. — И потому мы здесь. Нам нужно проникнуть в их дом и удалить сообщение. — Она решительно выпрямляется, открывает дверцу и выпрыгивает из автомобиля, принимаясь тут же натягивать желтые резиновые перчатки. Вторую пару она вручает мне. — Мы не должны оставлять отпечатков пальцев. Люси, передай мне ту сумку, пожалуйста!

Она подходит к дверце со стороны пассажира и указывает мне под ноги. О, ее любимая черная «Хлоэ Пэддингтон»! Она такая тяжелая, что я поднимаю ее обеими руками.

— С тобой или без тебя, я сделаю это, — произносит она неумолимо.

Я открываю сумку и заглядываю внутрь. Час от часу не легче! Полный набор «Все для взлома»: отвертки, дрель, внушительного вида молоток… Я захлопываю сумку и вцепляюсь в нее. Эмма пытается вырвать ее из моих рук, мы немножко боремся.

— Ты сошла с ума! — шиплю я. — Я немедленно звоню Тому!

— У меня нет выбора, — пыхтит она. — Я приняла неверное решение, но если я его исправлю, я смогу все изменить. Обещаю тебе, Люси, если ты мне поможешь, я покончу с Гаем. В конечном счете.

— Но ты же все это затеяла, чтобы сохранить его! — От изумления я разжимаю пальцы, и сумка шлепается на землю.

— Люси, все не так плохо, как кажется! — Она, не обращая внимания на мое замечание, наклоняется и поднимает «Хлоэ». — Я раздобыла ключи от дома у его секретарши и знаю, как отключить сигнализацию. Инструменты я прихватила на случай, если автоответчик у них в комнате, которая заперта. Вот план. Забудь про сумку! В доме все равно найдутся какие-нибудь подходящие предметы.

Она поворачивается и уверенно идет в сторону дома. Я покорно следую за ней. Все же темно, и мне страшно разгуливать в одиночку, хотя в наших черных одеяниях и желтых перчатках, вероятно, именно нас-то и следует сейчас бояться. Она припускается небыстрой трусцой, надвигая налицо шляпу.

— На случай если там камеры телевизионного наблюдения, — поясняет она, будто ночные проникновения в чужие дома — ситуация для нее вполне привычная, рядовая.

Я изо всех сил стараюсь не отставать, мне даже удается бежать медленной рысью. Когда мы пересекаем Повис-сквер, мой живот так и подпрыгивает — вверх-вниз, вверх-вниз. Я настолько запыхалась, что не могу говорить. Мы еще немного бежим в слаженном ритме и вскоре поворачиваем в маленький мощеный двор. Моя грудная клетка ноет и болит от чрезмерной нагрузки.

И вдруг на меня снисходит прозрение. Я абсолютно убеждена, что в конце этой улицы Эмма повернет налево и мы остановимся перед большим домом в ранневикторианском стиле на Сент-Люкс-роуд. Я никогда не бывала в нем раньше, но знаю, кто там живет.

По какому-то странному и внезапному наитию я вдруг понимаю, что у Эммы роман с мужем нашей привлекательной мамочки. Было так много признаков, указывавших на это, но я была настолько погружена в свои собственные проблемы, что не замечала очевидного.

— Я знаю, кто здесь живет, — говорю я Эмме, когда мы поднимаемся по ступеням парадной лестницы. Я замедляю шаг, мучимая одышкой, и наклоняюсь. Мои ноги отказываются идти.

— Ну да, здесь живет Гай, — бросает она на меня взгляд из-под полей шляпы. — Ты в порядке, Люси?

— Я хочу сказать, я знаю его жену! И его детей. Мы ходим в одну школу. Она для меня где-то между знакомой и подругой. Мы собираемся здесь на школьную вечеринку на следующей неделе.

— Боже… — произносит она, не прекращая, однако, подбирать ключи к замку парадной двери. Каждые несколько секунд она нервно оборачивается, кидая вороватые взгляды в обе стороны улицы. Меня она сейчас к участию не привлекает. Это ее драма, и она проявляет трогающую меня деликатность. — Прости, что я втянула тебя в это, но я не сомневаюсь, у тебя хватит фантазии помочь мне. И ты никогда не теряешь присутствия духа, — бубнит Эмма, ковыряясь в замке.

Входная дверь открывается, и мы оказываемся в прихожей дома, где живет Само Совершенство.

— Неужели? — Ошарашенная тем, что услышала, я захлопываю за собой дверь. Я забыла, как точно умеет Эмма использовать лесть, чтобы добиться своего. Она вынимает из кармана клочок бумаги и, глядя в него, начинает набирать цифры на сигнализации.

— Ну да… Ты же привыкла иметь дело с непредсказуемыми ситуациями при неблагоприятных обстоятельствах! У матерей это хорошо получается.

— Ты делаешь из меня члена отряда особого назначения! — Я оглядываюсь. Не знаю, чего я ожидала, — такой роскоши, как время на размышления, у меня не было. Я включаю свет и таращусь на люстру из разноцветного хрусталя, которая отбрасывает цветные блики на кремовые стены. На столе рядом с огромным зеркалом букет цветов. А в нем — отражение черно-белого семейного портрета, висящего у основания лестницы.