У каждого свой путь - Любовь Рябикина

Прошла неделя, как Марина приехала домой. Сашка привык к бабушке и дедушке. Весело размахивал ручонками, когда они появлялись с работы и звонко кричал:

— Баба! Деда!

Да и они к мальчонке привыкли. Считали внуком и обязательно привозили какой-нибудь гостинец: конфетку, маленькую шоколадку или игрушку. В деревне к поступку Марины относились по-разному. Кто-то осуждал:

— Своих деток нет, так нечего чужих брать! Кто знает, кем его батько был? Вдруг он убийца или вор? У него могут те же наклонности сказаться…

А кто-то, вздыхая, говорил:

— Правильно и сделала! Своих ей все равно не родить, так этого воспитает. Зачем дите в приют сдавать? Маринка его вон как любит!

Степанова успевала все сделать по дому к приходу родителей. Днем пару раз наведывалась с сынишкой в воинскую часть: командир, замполит и двое прапорщиков остались прежними, но больше никого из знакомых не осталось. От Варнавина она узнала, что Малых перевели служить в Горький. Лозовой и Татарников, после Афганистана, служили в Вологодской области. Замполит не рискнул расспрашивать ее о службе в штабе части и пообещал “как-нибудь заглянуть”.

У Насти Собиновой сыну шел третий год. Обе женщины заплакали и обнялись, вспомнив пережитое. На шум прибежала Лидия Варнавина и слезы полились с новой силой. Подруги обнимались и целовались сквозь слезы. Глядя на них маленький Сашка разревелся, обхватив Марину за шею. Она с трудом успокоила сынишку. Разговаривать со старыми подругами оказалось тяжелее, чем она думала. Приходилось следить за каждым словом. Заученная “легенда” звучала, как ей казалось, фальшиво. Настя и Лидия, к ее удивлению, поверили и только качали головами.

За три года службы Марина превратилась в красивую стройную женщину. Отросшие волосы свивала в небольшой пучок и закалывала шпильками. Голова по-прежнему была гордо поднята вверх, но на лице явственно проступали морщинки в уголках глаз и у красиво очерченного рта. Молодые мужики в деревне оглядывались вслед и вздыхали, таясь от жен.

На второй неделе Степанова отправилась под вечер искупаться. Сашка остался с родителями. Он шустро ползал по дому, тащил все, что попадалось по пути в рот и приходилось следить в оба, чтобы не стряслось беды. В последние два дня он цеплялся за мебель и пальцы взрослых, вставал на шатающиеся ножки и смешно топал, улыбаясь во весь рот, в котором торчало несколько белоснежных мелких зубов.

Марина шагала по тропке через поле с колыхавшейся рожью, срывала по дороге васильки и складывала в букет. Солнце краем коснулось горизонта. Вышла на берег, собираясь спуститься по тропе вниз и замерла… ей навстречу поднимался Николай Горев. Он тоже замер на мгновение, затем поравнялся с ней. Не сводя глаз с красивого лица, тихо сказал:

— Здравствуй, Марина.

Она заметила легкую проседь в его волосах, все так же непокорно торчащих надо лбом. Морщины на лбу и у твердо сжатого рта. Он по-прежнему был красив, лишь глаза стали колючими и недоверчивыми. На мгновение они “зажглись” прежними огоньками, но тут же погасли. Она ответила:

— Здравствуй, Коля.

— Слышал, что ты приехала. Купаться пошла?

— Думаю поплавать немного…

— А сынишка?..

Степанова легко улыбнулась:

— С родителями. Саша к ним быстро привык. Как твои дела?

Он пожал широкими плечами:

— Нормально. Работаю на тракторе с сенокосилкой. Сейчас оставил его на острове, завтра продолжу косить. Не возражаешь, если с тобой искупаюсь? Или не стоит тебя дискредитировать? Ведь ты, слышал, в Москве, в военной организации служишь, а я бывший зэк…

Она построжела лицом, но ответила спокойно:

— Пошли.

Молча спустились вниз. Марина не знала о чем говорить с бывшим приятелем. А Николай искоса глядел на девичью шею и чувствовал, как в сердце вновь вспыхнула прежняя страсть к ней. Женщина оставалась абсолютно спокойной внешне. Спускалась по тропинке вниз, помахивая рукой с букетом. Горев тяжело шагал сзади и не мигая смотрел ей в спину. Степанова скинула халат и оказалась в закрытом купальнике. Над коленом правой ноги виднелись розовые шрамы впереди и сзади. Парень насторожился:

— Марин, а это что за шрамы?

Она небрежно махнула рукой:

— Да ну их! Нынче запнулась по дороге и на штырь грохнулась. Два милиционера снимали! Ох и орала я!

Горев пожал плечами, явно не веря ей:

— Извини, но они больше на пулевые ранения похожи. Я видел в лагере такие у зэков.

Она вздохнула:

— Дурак ты, Николай! В Москве не стреляют.

— Может и дурак, только не верю я, что ты в Москве обитаешь.

— Переубеждать тебя я не стану, хотя… Где я могла бы усыновить ребенка, кроме Москвы?

Горев подумал, что вот этот факт он не учел и согласился:

— Тоже верно…

Маринка прямо с берега нырнула в темную воду. Проплыла метров десять и вынырнула, отфыркиваясь и тряся головой, чтобы отбросить в сторону мокрые пряди. Николай нырнул следом. Его голова появилась в метре от ее. Вздохнув воздуха, он тихо сказал:

— Я до сих пор тобой брежу. Выходи за меня замуж. Мальчишку твоего, как родного любить буду. Другой я стал, Маринка. О том, что произошло тогда, я не один раз пожалел. Знаешь, сколько ночей я прокручивал в голове все, что натворил? Знаю — сам во всем виноват. Выходи за меня…

Она покачала головой, легонько двигая кистями и удерживаясь на плаву:

— Нет, Коля. Спасибо, конечно, за честь, но нет! Я до сих пор люблю Сашу. Тебя я давно простила, но твоей никогда не стану!

Скрылась под водой. Вынырнула метров через пять и широкими гребками поплыла к берегу. Он бросился за ней и настиг, когда она начала выбираться на берег. Схватил за руку и тут же почувствовал, что летит. Степанова провела прием полуобернувшись. Правая рука женщины сцапала его за кисть и потянула к себе, левая рука плотно обхватила плечо и дернула, резко наклонившись вперед. Горев тяжело рухнул впереди нее, дрыгнув ногами в воздухе и растянулся на спине, удивленно глядя вверх. Глаза Маринки были на удивление спокойны, хотя немного потемнели:

— Я другая и лучше бы тебе не нарываться. Широкие плечи и бычья сила тебе на этот раз не помогут.

Обошла и направилась к лежавшему халату. Оделась и не оглядываясь направилась по тропинке наверх. Горев так и остался лежать там, куда она его бросила. Потом еще раз ополоснулся от налипшей грязи, оделся и мрачно глядя перед собой, направился домой.

Прошло еще две недели. В деревню на побывку приехал Витек Горев. Тетя Маруся на всю деревню кричала, увидев живого сына, а дядя Леша не скрываясь плакал, прижимая его к себе. Сразу сообщил:

— Маринка приехала, да не одна. Мальчишку усыновила. Смугленький такой. Хорошенький, словно ангелок!

Витек сделал вид, что удивлен:

— Во дает! Надо будет повидаться!

Мать голосила, не отпуская его от себя ни на шаг:

— Господи! Дитятко мое, живой! — Прижимала к себе, плача и смеясь: — Нам твой командир письмо прислал, что ты в плену. Как хоть убежать удалось?

— Парень один, Искандер, вытащил меня и еще пятерых.

— Что же ты его не привез? Мы бы стол собрали…

— Секретный он, мам. Не положено.

Николай стоял в стороне и смотрел на младшего брата, у которого тоже посеребрило виски. Витек неожиданно шагнул к нему и крепко притиснул к себе:

— Здорово, братуха!

Прошло три месяца. Наступила осень. Саша научился ходить и теперь лез всюду, пытаясь дотянуться даже до поверхности стола. Марина сидела на полу вместе с ним и собирала из кубиков картинки. Малыш наблюдал, временами одним движением руки раскидывал игру по полу и весело смеялся. На улице шел дождь и выходить из дому не хотелось. Раздался стук в дверь. Она встала и выглянула на кухню. Крикнула, глядя на входную дверь:

— Открыто!

Дверь распахнулась: на пороге стоял Юрий Лозовой. Парень был в гражданской серой куртке и джинсах. Он шагнул вперед и успел подхватить на руки падающую женщину. Уложил на диван в кухне. Набрал в ковш воды и побрызгал ей в лицо. Зеленые глаза открылись. Он присел рядом и тихо сказал дрожащим голосом, глядя в лицо Степановой:

— Здравствуй, Искандер!

Она села и заплакала, уткнувшись ему в грудь. Сквозь слезы прошептала:

— Сейчас я Маринка…

Из комнаты раздался топот, потом пыхтение у порога. Юрий обернулся: из-за двери показалось смуглое личико с кудрявыми черными волосами. Внимательно глядя на него, мальчонка протопал мимо и уткнулся в Маринкины колени:

— Мама! Саса кам-кам! Дать!

Степанова подхватила сына, целуя в пухлую щечку. Стерла следы слез тыльной стороной ладони правой руки и посмотрела на остолбеневшего Юрия:

— Мой приемный сын. Его зовут Саша. Извини, я его сейчас покормлю и спать уложу. Раздевайся, тоже кормить буду. Потом поговорим…