Голос крови - Олаф Бьорн Локнит

Преступников одного за другим выводили из повозки, после чего им предстояло одолеть пять ступенек всхода и оказаться там, где заканчиваются земные пути и откуда редко кому удается уйти своими ногами. Королевский суд приговорил всех троих к казни через отсечение головы, и ради такого случая на помост взгромоздили новенькую, еще ни разу не пользованную колоду. Палача тоже призвали наилучшего, Гарнада из Капфы, по слухам, обучавшегося лет десять назад у туранских мастеров, не имевших себе равных в деле лишения жизни ближнего своего. Сейчас он живым монументом неотвратимости законного возмездия высился подле колоды – в полагающейся черной маске, ожидая начала экзекуции. Зловещего вида тяжелый топор, прикрытый для сохранности холстиной, пока лежал на козлах: его время еще не настало.

Против воли Долианы Эрде ее слегка затуманенный взгляд постоянно возвращался к осужденным. Светловолосый юноша, лет на пять-шесть старше самой Даны, отчаянно старающийся сберечь последние капли отваги и до сих пор пытающийся верить, что судьба окажется к нему милостива и подарит еще один шанс. Низкорослый лысоватый человек средних лет, выглядевший так, будто для него не имеет значения – жить или умереть. Может, впечатление соответствовало истине. Дана подозревала, что бывшему главе Вертрауэна вряд ли позволили уйти в Долины Смерти, не поделившись напоследок с новым властителем Немедии и его присными какими-нибудь полезными знаниями тайной службы.

Третьего преступника сочли настолько опасным, что в нарушение давних традиций привели на эшафот в цепях, казавшихся, однако, слишком тонкими и легкими для обычных железных кандалов. Болезненно любопытные перешептывания вызывало также странное обстоятельство: на голове злоумышленника красовался глухой, начищенный до зеркального блеска шлем-морион. Мгновенно разлетевшиеся сплетни утвреждали, будто человек в шлеме – судя по фигуре и сложению, довольно молодой мужчина – и есть пресловутый колдун, погубивший треть немедийской армии.

– Ваше величество, по-моему, это излишне, – недовольно заметил пуантенский герцог, коего удерживали на месте лишь соображения этикета да слабая надежда, что у Конана имеется некий секретный план. С каждым уходящим мигом надежда таяла, сменяясь тягостными раздумьями о том, как объяснить союзникам Аквилонии поступки короля, напрочь лишенные здравого смысла, и есть ли основания пребывать в Тарантии. Гайард ничем не хуже. Может, безумие правителей передается вместе с Троном Льва? – В конце концов, этот человек сейчас умрет. К чему проявлять такую неоправданную строгость? Позвольте ему хотя бы последний миг встретить, как подобает!

Тирада пуантенца вызвала быстрый обмен взглядами между Тараском Эльсдорфом и Менхотепом. Маг в алом отрицательно шевельнул вытянутым указательным пальцем, но вмешалась Долиана Эрде, негромко произнеся:

– Я хочу его видеть.

– Раз дама просит… – сдался Тараск, жестом подзывая одного из стоявших у входов в ложу телохранителей. Выслушав приказание, гвардеец молча отсалютовал, рысью сбежал вниз по ступенькам трибуны и деловито потрусил к эшафоту. Возникла короткая заминка с поиском добровольца, согласного подойти к колдуну и сдернуть шлем. Таковой смельчак нашелся. К изумлению зрителей и сослуживцев, его не испепелило молнией и не поразило ледяным шквалом.

Преступник с видимым облегчением замотал освободившейся головой. Взлетели и упали свалявшиеся в колтун длинные пряди черных волос, кто-то пронзительно завопил, разглядев обожженную физиономию колдуна. Из-за слепого правого глаза ему пришлось повернуться, дабы осмотреть бурлящую площадь, украшенную флагами и пестрыми ленточками трибуну, ряды королевских гвардейцев, серо-желтую стену дворца и собратьев по несчастью.

«Довольна? – громыхнул в сознании Долианы Эрде голос ксальтоуна. – Знаешь, твой приятель на редкость упрям и несговорчив. Я проявил к нему наивозможнейшую снисходительность, пытался найти общий язык и договориться миром. Как видишь, он предпочел такой путь. Зря он возвратился. Хотел бы я знать, каким способом ему удалось выбраться из той пропасти Небытия, куда его зашвырнули… Можешь не волноваться: для таких, как он, смерть – просто досадная неприятность».

«Ты не боишься? – угрюмо осведомилась девушка. – Конан непременно узнает, кто виновен в смерти его друзей и по чьей милости он стал пособником грязных делишек немедийцев. Тараск рано или поздно поймет, насколько ты опасен. О моем отношении к тебе ты прекрасно осведомлен…»

«Пригрози еще местью Ночного Всадника, – с глумливым смешком посоветовал Менхотеп. – Его могущество осталось в прошлом. Твой любимчик не может спасти жизнь собственному воплощению. Тараск обязан мне слишком многим. Вдобавок, он трусоват. Полагаю, Конан в ближайшие несколько лун будет чрезвычайно занят иными делами. Хотел бы я послушать, как он станет оправдываться перед своей ненаглядной Чабелой и прочими… Ты? Давай, попробуй убить меня. Что придает такую остроту и смысл жизни, как не хорошие враги?»

* * *

Одобрительный рев почтенных горожан приветствовал успех троицы подручных Гарнада, чрезвычайно гордых возложенных на них поручением. Они сбили колдуна с ног и ткнули головой на желтоватый срез колоды. В воздух взвился топор с полукруглым, синевато мерцающим лезвием – не для того, чтобы оборвать жизнь преступника, но разрубив толстое полено, обмотанное слоем мокрого войлока. Толпа восхищенно заулюлюкала.

Девушка в королевской ложе опустила веки и коснулась узкой ладонью матово сияющего алого рубина.

«Прости мою неудачливость. Если слышишь, знай – я следую за тобой…»

«Дана! – крик пробился через стену из алых прутьев. – Сэлле'онни, где ты?»

Гарнад не отличался большим умом, однако дело свое знал отлично, неукоснительно следуя правилу: жертва не должна мучиться более необходимого. Один удар – и земные счеты закончены. Пусть Нергал разбирается, какую жизнь вел осужденный и чего заслужил в конце всех дорог.

Сегодня заплечных дел мастер намеревался щегольнуть своим искусством. Казнь злодеев короны выпадает не каждый день, значит, нынешняя плата от казны за каждую отсеченную голову составит не меньше полусотни золотых ауреев! Палача не слишком волновал слух, будто один из приговоренных считается колдуном, а другой – некогда всемогущий герцог Эрде. Хорошей стали без разницы, чьи кости хрустнут под ней: благородные, плебейские или кого-нибудь из племени магиков. Этому черноволосому парню, которого приласкали языки пламени, теперь не поможет никакое волшебство.

Видно, колдун смирился со своей участью: стоял тихо, не брыкался, не орал. Гарнада раздражало, когда преступники начинали вести себя, как овцы на бойне, напрочь позабыв о пристойности и том, что на них смотрят тысячи глаз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});