Голос крови - Олаф Бьорн Локнит

Киммериец еще успел бросить взгляд вниз. Площадь смахивала на разоренный муравейник, эшафот окружили неведомо откуда взявшиеся всадники, не подпускавшие к нему стражников, и не возникло сомнения, что вон та воинственная особа на сером коне – Дженна Сольскель. Получивший свободу Ольтен взобрался на свободную лошадь и немедля ввязался в драку, Мораддин куда-то сгинул… Белое платье Даны мелькало на помосте, она присела рядом с Хасти, и Конан мысленно посочувствовал любому, кто рискнет приблизиться с дурными намерениями к этой парочке.

– Добился своего? – Тараск, в отличие от предусмотрительно скрывшегося ксальтоуна, не выглядел ни испуганным, ни опешившим. Несколько мгновений затишья он использовал, чтобы торопливо обшарить упавшую оружейную стойку. Теперь у него в руках оказался массивный двуручник из вороненой стали с причудливой гардой, откованной в виде посеребренного лунного серпа. – Думаешь, твои дружки смогут мне помешать? Даже не надейся. Пусть себе надрываются, мы-то прекрасно знаем: власть достается тому, кто смог ее удержать.

– Ты бы поосторожнее размахивал этой штукой, – вполне серьезно посоветовал Конан, узнав клинок. – Хасти будет жутко недоволен, если ты случайно выщербишь его реликвию. Что до власти, тебя не раз предупреждали: отступись миром. Трон Дракона – не твой. Не твой по любым законам.

– И это говорит человек, преспокойно шагнувший через труп последнего из Эпимитреев? – с ехидством осведомился Тараск, одновременно совершая длинный пробный выпад клинком и примериваясь к незнакомому оружию. Меч тонко свистнул, срубив подвернувшуюся спинку кресла. Срез выглядел настолько ровно и гладко, будто кресло делали не из прочной сосны, а из тонкого пергамента. Тараск с легким удивлением глянул на меч, на противника, прикинул возможности и принял верное решение. Сделал пару шагов назад, угрожая поднятым клинком, нащупал дверь и, толкнув створку, выбежал наружу.

«Хасти уверял, будто его ненаглядное стальное чудище способно одолеть любой металл и почти любой предмет…» – некстати вспомнил варвар.

Трибуна, отведенная для представителей благородного сословия Бельверуса, почти опустела. Ветер трепал разноцветные флажки и знамена, снизу долетало частое, режущее слух лязганье, сопровождающее любую схватку на мечах, и непонятный звук, вроде тонкого, еле слышного воя. Должно быть, собравшиеся в столице Немедии волшебники решили не упускать возможности раз и навсегда выяснить отношения. Конан очень наделся, что Менхотепу устроят развеселую жизнь, но взглянуть, как идут дела, не сумел, уклоняясь от черного вихря, раскалывающего в щепы скамейки, флагштоки и тонкие балясины перил.

Попытка самому перейти в наступление закончилась блистательным провалом. После второго соударения меч киммерийца виновато звякнул, разделяясь на рукоять и косо обрубленное лезвие, улетевшее под лестницу. Отшвырнув бесполезные обломки, Конан в сердцах помянул алмазное копье Крома и спрыгнул на ярус, находившийся ниже, веря, что ему повезет не споткнуться о перевернутые вверх ножками скамьи для зрителей. Одну из таких скамей немедля возвели в высокий ранг щита – за неимением лучшего.

– С тебя довольно или продолжим? – Тараск перегнулся через ограждение, вызывающе ухмыляясь. – Самое подходящее оружие для варваров – большая и крепкая дубина! Кстати, Ваше величество, не угодно ли отозвать своих головорезов и предоставить решение немедийских дел самим немедийцам?

– Не угодно, – мрачно бросил Конан, краем глаза выискивая подходящий путь к отступлению и замечая, что в брошенной всеми ложе мелькает какая-то горбящаяся фигура. Должно быть, оглушенные стражники пришли в себя и пытаются встать на ноги.

– Как скажешь, – Эльсдорф не стал затруднять себя лазаньем через барьер, легко сбежав по лестнице. – Ты гость, а желание гостя, как известно, закон.

Кофиец приветственно взмахнул клинком, и последующие несколько мгновений запомнились правителю Аквилонии, как одни из худших в жизни. Вороненое лезвие без труда искромсало подставленную ему скамью, сокрушило еще один клинок, уроненный на ступеньки кем-то из убегавших зрителей, разрубило на несколько ровных частей толстое древко флага Немедии, использованное варваром вместо копья, и в довершение наградило Конана неглубокой, но занудливо нывшей раной, чиркнувшей вдоль предплечья. Края порванного рукава теперь болтались, отвлекая внимание.

– Мое предложение по-прежнему в силе, – Тараск заставлял противника отступать, не давая ему улучить момент и схватить какую-нибудь вещь, могущую сойти за оружие. – Прекратим эти глупости. Сумей признать, что ты проиграл, забирай своих прихвостней и возвращайся домой. Никакая старая дружба не имеет значения перед благом государства. Не вынуждай меня входить в историю под именем «убийцы Аквилонского Льва». Просто уезжай, и все. Забудем. Что значат несколько жизней по сравнению с бойней под Демсвартом?

– Ты впрямь так полагаешь? – спросил Конан. Он заметил, как из стоявших нараспашку дверей ложи украдкой выскользнула высокая темноволосая женщина, юркнувшая за украшенный коврами барьер.

Над площадью и замком пронесся холодный, стылый ветер, напоминающий осенний буран где-нибудь в предгорьях Граскааля. Ветер не утихал, наоборот, разрастался, обрывая флаги, подхватывая мусор и закручивая их в быстрый смерч.

– Что за ерунда? – раздраженно пробормотал Тараск. Он глянул вниз, на площадку вокруг эшафота, и вдруг опустил меч, ткнувшийся кончиком острия в струганные доски. Конан вполне сумел бы в один или два прыжка преодолеть разделявшие их шаги и попытаться выхватить у Эльсдорфа вороненый клинок, но какая-то неодолимая сила намертво сковала могучее тело варвара, не давая шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Повсюду вокруг них, на площади, превратившейся в поле брани, люди вдруг роняли занесенное для удара оружие, застывали на бегу, словно мухи, попавшие в патоку. Солнечный свет сменился зловещим алым сиянием.

Пламя на ветру.

Менхотеп всегда полагал себя человеком здравомыслящим и твердо знающим, когда можно рисковать, а когда лучше отступить и переждать. Сегодня выдался именно такой день. Некого винить – разве самого себя и неудовольствие богов. Тараск, в последнее время не дававший себе труда скрывать подозрительного отношения к былому сотоварищу и единомышленнику, предлагал ограничиться только казнью Ольтена Эльсдорфа. Знания герцога Эрде, мол, пригодятся в будущем, а живой колдун из Рабиров куда полезнее, нежели мертвый. Если его убить, чем тогда припугнуть Эрде-младшую? Стигиец догадывался, что в скором времени ему предстоит выбирать: избавляться от слишком много о себе возомнившего Тараска или искать надежное средство подчинить себе немедийского правителя?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});