Незримая паутина - Фридрих Незнанский

— Олег, почему не отвечаешь? — спросил Соломин.

— Душ принимал, сейчас чистое белье надену, — настороженно сказал Ефим. — Всегда так делаю в последнее время. Мало ли. Будет в чем в гроб положить. А что стряслось?

— Ты зачем своей телке телефон давал?

— Давал, если они мне давали, — хмыкнул Ефим. — Вы толком можете объяснить? Голос у вас нынче странный.

— Короче, я совершенно случайно узнал в Думе: твоим удостоверением — ну, что ты мой помощник — интересовалась прокуратура. Я по своим каналам выяснил: тебя подозревают в нескольких убийствах.

— Правильно подозревают, — равнодушно ответил Ефим. — А вам спасибо за предупреждение. Все?

— Нет. По номеру телефона в ее записной книжке узнали адрес квартиры, которую ты снимаешь. Ты чуешь, чем это пахнет?

— Керосином. — Ефим потянул носом. — Чем еще?

— И что ты теперь собираешься делать? — поинтересовался Павел Семенович.

— Ноги, а вы как думали. — Ефим отключил аппарат.

Все понятно, подумал он. Соломина уже вызвали в прокуратуру. И он хочет перед ними отмазаться. Вот почему он назвал меня Олегом. Если бы назвал Ефимом, разоблачил бы себя перед ними: а почему, мол, в удостоверении вашего помощника значится Олег? Что он на это скажет? Его тоже можно понять. И даже посочувствовать. Все верно, спасайся кто может… Мол, знать не знаю, как его на самом деле зовут и чем он занимается в свободное от обязанностей помощника депутата Думы время. Нет, однозначно, раз назвал Олегом, стало быть, звонит прямо из прокуратуры. И меня тем самым при них вроде бы предупредил. Зачем? А просто. Они там все не желают лишней крови. Прежде всего — своей. А кто ее желает? Павел Семенович знает: я живым не дамся, снова постараюсь выйти сухим из воды. Так что, неужто хана?

Ефим снова посмотрел в окно. Машин возле подъезда не прибавилось. Менты ведь не на трамваях на дело ездят, верно? Но ради такого случая… Ради поимки или уничтожения опасного преступника можно и на трамвае. Но лучше машину поставить за квартал отсюда.

Он подошел к входной двери, взглянул в глазок. Вроде никого. Значит, подождут, пока отдам последние распоряжения и разделю наследство. Он достал бумажник, пересчитал доллары. Хозяйке — двести баксов… Нет, оставим-ка ей еще триста. За месяц вперед. Вдруг другого жильца не найдет? Только куда бы положить?.. Менты ведь наверняка себе по карманам распихают, когда сюда доберутся. А кину-ка я их прямо посередине стола, чтобы все сразу увидели, — может, и не успеют договориться, как поделить.

Ефим взял конверт, вложил туда деньги, написал крупно: «Хозяйке за прожитый месяц». Потом взял еще один конверт, сунул в него четыре тысячи баксов и столь же крупно вывел: «Семьям ментов, погибших от моей руки». Пересчитал оставшиеся. Тысяча двести. На третьем конверте появилась строчка: «А это на мои похороны».

Еще Павел Семенович задолжал ему за Смушкевича штук пятьдесят, о чем в своем последнем слове умолчал. Понятно почему, но все равно обидно. Договорились когда-то, что в случае чего Соломин отошлет причитающийся Ефиму гонорар его матери, Степаниде Ермолаевне Дунаевой, в село Каменки Оренбургской области. Павел Семенович слово держит, не должен подвести.

Вдруг Ефиму пришла в голову мысль: нехорошо все-таки, что он вот так и помрет Давыдовым, хотя на самом деле он урожденный Дунаев Ефим Сергеевич. Распорядиться, что ли, чтобы похоронили под собственным именем? Но опять же это будет во вред Павлу Семеновичу. Еще плохо подумает о верном Ефиме. Может, потом изменит надпись на могильном камне? Хотя ему все некогда, бабу вроде себе нашел, ту самую Полину, что прежде под других подкладывал. Остепенится, будут вместе приходить на кладбище, на Пасху…

Он засмеялся.

Было уже около девяти вечера, когда раздался звонок в дверь. Посидеть бы на дорожку, сказал себе Ефим. Куда торопиться? С другой стороны, люди, в смысле прокуроры, ждут. Он вздохнул, хлопнул себя по коленям, встал, завязал галстук, подаренный когда-то медсестрой Гертрудой, надел пиджак, который нравился Нине. Достал из кармана «беретту», вышел в переднюю, открыл входную дверь…

В кабинете Жигулина ждали сообщений от группы захвата. В напряженной тишине раздался телефонный звонок. Виктор Петрович снял трубку и с каменным лицом выслушал.

— Только что передали: ваш помощник Олег Давыдов застрелился, — сказал Жигулин, нажав на рычаг и глядя на Соломина. — Открыл дверь на звонок оперативников и выстрелил себе в висок, прежде чем его успели взять.

— Как будто знал, что к нему поехали, — заметила Зоя, тоже не сводя глаз с Павла Семеновича. — Получается, только ждал вашего сигнала. То есть нашими же руками вы избавились от опасного свидетеля.

— Я-то думал, что помогаю вам обезвредить опасного преступника! — оскорбленно ответил Соломин. — Что вы так на меня смотрите? Или вы действительно полагаете, будто я в телефонном разговоре передал ему шифрованную команду на самоликвидацию?

— Сейчас не до спора, — поморщился Виктор Петрович, взглянув на часы. — Скоро девять, пора ехать к «Висконти». Надеюсь, там не случится массового суицида?

Соломин пожал плечами, уже не скрывая облегчения.

— Все, Павел Семенович, спасибо, — подвел итог Жигулин. — Извините, я полагаю, что на сегодня наш разговор закончен… Если, конечно, у вас нет ко мне вопросов.

Соломин пожал плечами и быстро вышел.

36

Удав вместе со своими братками быстро входил через кухню ресторана в зал, где уже играла музыка. Там царила полутьма, но Удав знал, где сидит Бурда с телохранителями, — как всегда, возле сцены с металлическим шестом, вокруг которого извивается под громкую музыку прекрасная стриптизерша.

— Здоров, — пьяно сказал Бурда, исподлобья глядя на подходящих пацанов. — Депутата случайно не видел?

— Он прислал меня передать, что задерживается, — ответил Удав и, молниеносным движением выхватив свой ТТ из небольшой кобуры под мышкой, выстрелил дважды от бедра в упор — в шею над бронежилетом и в лоб.

Одновременно «удавы» открыли огонь по расслабившимся телохранителям Бурды, но один из них успел выстрелить в Удава, хотя лишь ранил в живот Шкворня, заслонившего своего центрового.

Послышался визг, крик, все попадали на пол, а голая уже стриптизерша замерла на месте и с равнодушным любопытством обкурившейся пацанки уставилась на темную лужу крови, которая стремительно растекалась по полу под разноцветными лучами прожекторов.

— Быстро! — приказал Удав своим людям, и они подхватили Шкворня, потащили между столиками в сторону кухни. Волочащиеся ноги раненого выписывали неровный кровавый след.

— С дороги! — орал Удав, и все, кто хотел бежать, снова бросались на пол, откатываясь с их пути в сторону.

Один из местных секьюрити, торчащий изумленно возле бара, дернулся было, чтобы выхватить пистолет, но мгновенно получил от Удава пулю в лоб. Другой же, стоявший рядом, вздернул обе руки вверх и сам повернулся лицом к стене, расставив ноги на ширину плеч.

— С дороги! — Ногами отбрасывая в сторону столы и стулья, «удавы» ворвались на кухню. На губах обвисшего Шкворня уже пузырилась кровавая пена.

— А ты давай с нами! — Удав рукояткой пистолета толкнул голую стриптизершу в сторону кухни, потом туда же начал сгонять и официантов, чьи подносы с грохотом падали на пол.

Братки выскочили через массивную металлическую дверь на задний двор и сразу отпрянули назад — на них были наставлены короткоствольные автоматы людей в пятнистых комбинезонах и черных масках.

— Пидоры! — взревел Удав. — Откуда они взялись?

Отстреливаясь, пацаны забежали за угол ресторана, положили синеющего Шкворня на землю, прислушались к его хрипу.

— Что он сказал?

Удав молча выстрелил раненому в лоб и повернулся к прижавшимся к стене поварам, официантам и уборщицам. Стриптизерша даже и не думала чем-нибудь прикрыться. Нет, эти не успели бы позвонить, размышлял он. А если бы даже успели, ОМОН все равно не успел бы приехать…

— Вперед, на выход! — приказал он и своим, и заложникам. — Построились свиньей, быстро!

Антона нет, подумал он, с ожесточением толкая, выстраивая рукояткой пистолета заложников. Он бы чего получше придумал…

Гоня перед собой и сбоку поваров и официантов, «удавы» двинулись в сторону своей машины, держа на прицеле ментов.

Возле джипа с тонированными стеклами они снова перестроили заложников, закрывшись ими, но едва попытались открыть дверцы, как изнутри машины раздались выстрелы. Из джипа выскочили двое в камуфляже и черных масках — видимо, омоновцы специально оставили их в засаде…

Получив две пули в грудь, Удав ткнулся лицом в асфальт и увидел рядом обнаженную руку стриптизерши, лежавшей рядом. Из-под тела девушки растекалась кровь.

«Подставили, суки!» Это было последнее, что мелькнуло в его сознании. Судорожным движением он схватился за ее пальцы, она ответила ему таким же предсмертным пожатием…