Флибустьеры против пиратов Карибского моря - Леонар Дюпри

Половину следующего дня наши солдаты проспали под грохот пушек, а к вечеру вновь взялись за работу – носить на гору пороховые заряды и ядра. По приказу генерала, чтобы эта работа пошла веселей, всем, кто ею занимался на вершине, капрал выдавал по чарке вина. Так что к сумеркам пушки были обеспечены всем необходимым на полдня вперед.

– Сеньоры, сегодня последняя, решающая ночь. Наша артиллерия действует превосходно. Французы обречены и, понимая это, сделают последнюю попытку овладеть батареей.

– Мой генерал, это им не удастся, – сказал Кальдерон. – За день мы отлично разведали все подходы к горе и готовы встретить гостей как следует.

– Хорошо, чтобы было так. Теперь меня волнует другое. Боюсь за наших рекрутов. Сами знаете, вояки они слабые, а тут приходится днем таскать на гору ядра, а ночью отбивать ожесточенные вылазки противника. Долго так не может продолжаться. Еще день, максимум два – и эти беременные тараканы начнут дохнуть или, еще хуже, – бунтовать и дезертировать. Уже сейчас идут разговоры, что я устроил им каторгу.

– Сегодня к вечеру мы привели с востока острова тридцать негров-рабов, – сообщил я. – Их захватили на табачной плантации. Утром они помогут таскать ядра. Думаю, что вскоре найдем еще. Кроме этого О’Мерфи, разоривший несколько прибрежных поселений французов на Эспаньоле, привез оттуда пленных.

– Дай-то бог, сеньоры. Дай-то бог, чтобы завтра все кончилось. Должны же французы понимать, что, если они будут упорствовать, по законам военного времени при штурме мы вольны не брать их в плен. Ну, сеньоры, по местам. А вы, падре Хуан, помолитесь за нас.

Ночью французы действительно снова пошли на вылазку. На этот раз они попытались большими силами ударить по лагерю. Однако никто не спал, горели многочисленные костры. Были устроены засады. Бой продолжался не более получаса, и нападавшие вскоре отступили в темноту. Однако эти французы – сущие дьяволы. Через полчаса они повторили атаку и уже с гораздо большим успехом. Наши солдаты, отбив противника и выставив часовых, спокойно легли спать с чувством выполненного долга. Так что французам удалось прорваться в Бас-Тер, посеять панику в лагере, поджечь несколько домов и даже попытаться атаковать штаб-квартиру нашего генерала, бывший дом французского губернатора Тортуги. Однако всем понятно, что ночью можно лишь совершить диверсию, а не вести широкомасштабные действия. Во-первых, не видно, где свои, где чужие. Во-вторых, невозможно командовать, поскольку темно. В-третьих, вести большое наступление ночью – это отдать командование армией в руки простых солдат, словом, пустить на самотек. А на это не пойдет ни один полководец. Ведь в случае проигрыша спросят именно с него, а солдатам ничего не будет. Так что вылазки делаются лишь для поднятия боевого духа у защитников, что косвенно влияет и на победу.

Итак, наделав шуму, французы отступили. Но они добились своего. Часть наших солдат была снята с горы и переброшена на защиту Бас-Тера. А этого они только и добивались. Тогда их второй отряд двинулся на штурм горы, на вершине которой была наша батарея. Однако и эта атака хотя и с большим трудом, но все же была отбита. Словом, как и говорил генерал, ночка выдалась ужасная. Защитники крепости своими вылазками не дали сомкнуть глаз до самого рассвета.

– Еще одной такой ночи мне не пережить, – сказал, плюхаясь на табурет, Кальдерон. – Я полностью опустошен. И если сейчас сюда войдут французы, клянусь своей шляпой, я даже не сделаю попытки вынуть шпагу – настолько я устал. Пусть берут в плен. Хоть там отосплюсь.

– Как жаль. А я хотел попросить вас, мой друг, об одном одолжении…

– Каком же, дон Габриэль?

– Наши солдаты вконец вымотались, но когда надо снять усталость, нет ничего лучшего, чем хорошая шутка и смех. А вы в этом – непревзойденный мастер. Поэтому прошу вас посодействовать. Ну вот вы и улыбаетесь, я знал, что вы не откажете. Совершите этот подвиг ради нашей дружбы, а я выполню любое ваше желание.

– Вы знаете, сеньор маркиз, на каких струнах играть.

Кальдерон встал и вышел. Немного спустя раздался дружный смех солдат, охранявших штаб-квартиру, затем смех пошел гулять по позициям вместе с неунывающим Кальдероном и восходящим солнцем.

– Должен высказать благодарность и вам, дон Педро. Вы не только незаменимый и расторопный адъютант, но и настоящий телохранитель. Сколько вы сегодня ночью закололи тех бедолаг, которым было суждено прорваться к нам во двор? Четверых, пятерых?

– О, это не было особенно сложно. По части стрельбы они высокого класса, но на шпагах драться не умеют.

– Не нужно лишней скромности, ведь я тоже защищался. Хотя и не считаю себя слабаком в фехтовании, но мне пришлось туго. И если бы не вы… Ваш клинок настолько быстр, что за ним даже трудно уследить, особенно в темноте. Думаю, что проворней шпаги в Новом Свете не сыскать.

– Вы меня совсем захвалили, дон Габриэль, но, не скрою, мне приятно, что я помог отбиться вам от тех восьмерых разбойников, лежащих сейчас во дворе.

– Их отчаянное нападение наверняка бы завершилось успехом, если бы не вы. Благодарю. А теперь давайте подведем печальный итог. Эти еретики сдаваться явно не собираются. И поскольку мы не атакуем их, они делают это за нас. Чтобы предотвратить подобные вылазки, нам нужно больше траншей, фашин и валов. Но сделать мы это не можем. Наши солдаты утомлены до предела и наверняка уже на грани бунта. Надеюсь, что искрометный Кальдерон хоть немного поднимет их не очень-то высокий боевой дух. К вам, дон Педро, у меня также будет просьба. Отправьте в Кайон всех раненых и сообщите О’Мерфи, чтобы он готовился к отплытию. Если сегодня французы не сдадутся, вечером мы снимем пушки с горы, а ночью покинем Бас-Тер. Еще одной такой атаки нам не выдержать. Да, и прикажите активней стрелять по форту. А то я что-то не слышу канонады.

– Канониры всю ночь вместе с солдатами отражали атаки…

– Знаю, знаю. Но у них там дневной запас ядер и пороху. Пусть весь истратят. Не нести же вечером все обратно.

Предусмотрительность этого человека, который ночью был ранен и сейчас с помощью лакея менял наспех наложенные повязки, меня поражала. На его месте другой позволил бы себе отдохнуть с чувством выполненного долга, с полным сознанием того, что имеет на это право, но не таков был дон Габриэль. Высокомерный и презрительный по натуре, он глубоко скрывал эти качества, поскольку понимал, что во время войны нужно беречь солдат, нужно сдерживать эмоции, гнев, если хочешь, конечно, победить. А умение побеждать складывается из малого. И такие чувства, как чванство и высокомерие, которыми бог обильно наградил нашего генерала, на войне ни к чему. С другой стороны, я понимал, что это продиктовано лишь военной необходимостью и что дон Габриэль остается прежним: он так же хладнокровно может ради потехи выбить зуб прохожему, приказать насмерть запороть нерасторопного слугу или поохотиться на беглых негров-рабов, поскольку не считает их людьми. Однако его чрезмерная гордость своими славными предками принуждает его совершать и хорошие поступки на поприще служения родине. Ни один простолюдин не рисковал бы появляться под пулями около траншей лишь для того, чтобы поднять дух солдатам. Словом, герой умрет героем, а быдло – как свинья, любил повторять генерал.