Флибустьеры против пиратов Карибского моря - Леонар Дюпри

Сделав два больших глотка из своего стакана и пыхнув пару раз трубкой, одноглазый Робер продолжил:

– Они договорились, подписали контракт о том, что де Фонтене будет управлять Тортугой от имени Пуанси, и тот с несколькими сотнями человек отправился к нам на остров… Плесните еще винца во здравие нашего губернатора… Фонтене высадился на Тортуге около Нан-Гриса и, неожиданно атаковав, ворвался в Бас-Тер. Но Тибальд и Мартин заперлись в форте и успешно отбили первый натиск. Хрен возьмешь этот маленький фортик, если у тебя нет артиллерии. Однако после того как Фонтене захватил Кайон и начал прибирать к рукам их плантации, Мартин и Тибальд решили все же пойти на мировую и уступили свою власть за существенное вознаграждение. С тех пор кавалер де Фонтене является нашим губернатором. В отличие от Левассёра, он не фанатик, хоть и мальтийский кавалер, он разрешил всем французам независимо от веры селиться на Тортуге. Он переименовал форт де ла Рош в Святое Таинство и заставил жителей острова построить там еще два каменных бастиона, а также поставил на них дополнительные пушки.

– Опять болтаешь без умолку? – раздался голос от дверей.

Все разом повернули головы в ту сторону и увидели огромного роста человека, который выглядел каким-то турком.

– Как не зайдешь выпить вина, ты тут, как попугай, все одно и то же. Ну и что он наплел вам в этот раз, что Левассёр был гнусным гугенотом, прижимавшим католиков на Тортуге? Брехня все это. Ведь среди вас наверняка гугенотов большинство, так дайте ему в последний глаз…

Тут говорящий громко расхохотался, однако в зале его никто не поддержал. Он выглядел действительно экзотично даже для стран южных морей. На его чисто выбритой голове лишь на макушке была оставлена прядь волос, которая спускалась набок и была лихо закручена на ухо. Впрочем, и его усы могли бы последовать примеру макушки – настолько они были длинны. В руке он держал высокую меховую шапку, похожую на те, что носим мы, буканьеры, только с длинным красным верхом.

– Это телохранитель самого кавалера де Фонтене, – шепнул Робер. – С ним шутки плохи. Это какой-то турок по имени то ли Тальяс, то ли Туряс. Сам черт язык сломит.

– Меня зовут Тарас, и я не турок, – громогласно заявил тот, о котором шептал одноглазый Робер. – Я такой же христианин, как вы, только православный. Это почти то же, что у вас гугенот, холера возьми всех французов.

У этого Тараса был ужасный акцент. Он произносил наши мелодичные слова, словно лес рубил.

– Разве бывают турки христианами? – неожиданно довольно громко спросил Франсуа, не обращаясь ни к кому, но слова его касались нового посетителя, который уже сел за стол и ожидал заказанного вина, поглядывая на донышко деревянной кружки.

– А я не турок, дурья твоя голова, – проревел Тарас. – Я запорожский казак. Есть такой народ на реке Днепре, который любому турку глаз на жопу натянет. Понял?

Тут с Франсуа случился один из тех приступов ярости, которые мне потом неоднократно было суждено наблюдать.

– Так, значит, ты инородец, приехал сюда к нам, к французам, чтобы учить нас уму-разуму?

– Нужно будет – научим, – ответил казак, вставая из-за своего стола и подходя к нашему. Его рост при его весе… Словом, это был огромный человек, сравнить его можно разве что с самой большой бочкой, которая только сыщется на Сан-Доминго.

– Ты, дохля буканьерская, наверное, думаешь, что раз выбрался из своего леса помочь нашему губернатору освободить остров от испанцев, то самый-самый? – обратился он к Франсуа, который уже сжимал в руке свой нож. – Отпусти свой жалкий обрубок, у меня на него смотри, что есть.

Тут Тарас похлопал по висящей у него на боку кривой турецкой сабле и сел к нам за стол.

– Ты лучше, мил человек, если приехал к нам на остров помочь общему делу, давай без мокрухи. За тебя, клопа, мне еще от губернатора влететь может. А я его почитаю как отца родного, так как спас он меня от смерти лютой и погибели страшной. Понял, брат-мусью? Так что давай вместо того, чтобы резать друг друга, устроим наше народное казацкое соревнование. Тот, кто первым упадет и не сможет выпить очередную порцию, тот и турок. Идет?

Франсуа, который был всегда предрасположен к выпивке, просиял. Он всегда говорил мне, что ни в кости, ни в карты ему никогда не везло, пока он хорошенько не наберется. В пьяном виде он чувствовал, что может горы свернуть, а в трезвом мог лишь зубами скрежетать от досады.

– Ты, наверное, бочку сможешь выпить и будешь стоять на ногах. Да только не тот молодец, кто может много принять, а тот, кто при этом не захмелеет. Так что давай усложним соревнование. Давай после каждой кружки стрелять по цели.

– Из пистолетов…

– Нет, из мушкетов. Или ты боишься его не поднять?

Казак Тарас посмотрел на щуплого буканьера Франсуа, во взгляде которого пылал дух соперничества, и презрительно хмыкнул. Но Франсуа недаром, как и все буканьеры, уже много лет каждый день тренировался в стрельбе из мушкета в любой свободный час. Тут я был за него спокоен.

– Мушкет так мушкет, – ответил казак. – Хозяин, подавай тафию. Зачем время тянуть. Пошли на улицу.

Весь кабак высыпал наружу. Сразу нашлись доброхоты, поставившие мишени в виде тыкв, отмерившие шаги и вбившие колышки, указывавшие, с какого места нужно стрелять. Хозяин дал каждому по жестяному стакану тафии. Я знал, что Франсуа не дурак выпить, но чтобы сразу целый стакан такого крепкого напитка, да после этого еще и стрелять… Словом, я смотрел на него с большим удивлением. Тарас, выйдя на рубеж, первый запрокинул голову и разом вылил себе в нутро огненное содержимое с такой быстротой, что мы не успели и глазом моргнуть. Франсуа пил медленнее, поскольку уже размялся красненьким, но опорожнил все, схватил поданный мною заряженный мушкет и первым выстрелил в мишень. Пустая бутылка, поставленная на 50 шагов на каменной кладке забора, разлетелась вдребезги, что вызвало бурю эмоций вновь прибывших на Тортугу буканьеров, которые сразу приняли сторону Франсуа. Тогда Тарас взял своей одной рукой мушкет и тоже спустил курок. Несмотря на огромную тяжесть ружья, выпитое и приличное расстояние, он тоже попал.

– Ты думаешь, клоп может испугать верблюда? – обратился он к Франсуа. – Давай еще по одной?

Франсуа не знал, что такое верблюд, но согласился. Я принялся спешно заряжать мушкет, а хозяин налил еще по стакану. Снова выстрелили, и снова оба попали. Так продолжалось еще пару раз, пока Турок не промахнулся. Тут, чтобы показать свою удаль, Франсуа выпил еще стакан, а потом выстрелил и снова не промахнулся под общие одобрительные выкрики буканьеров. С тех пор Франсуа стал считаться самым метким стрелком на Тортуге, хотя я-то отлично понимал, что это не так. Просто ему непостижимым образом все удавалось, когда он становился пьян. Словно сама богиня Фортуна начинала витать над его головой.