Флибустьеры против пиратов Карибского моря - Леонар Дюпри

Франсуа не знал, что такое верблюд, но согласился. Я принялся спешно заряжать мушкет, а хозяин налил еще по стакану. Снова выстрелили, и снова оба попали. Так продолжалось еще пару раз, пока Турок не промахнулся. Тут, чтобы показать свою удаль, Франсуа выпил еще стакан, а потом выстрелил и снова не промахнулся под общие одобрительные выкрики буканьеров. С тех пор Франсуа стал считаться самым метким стрелком на Тортуге, хотя я-то отлично понимал, что это не так. Просто ему непостижимым образом все удавалось, когда он становился пьян. Словно сама богиня Фортуна начинала витать над его головой.

Наша беззаботная жизнь на Тортуге закончилась 10 января 1654 года, когда утром у Кайона встала на якорь испанская эскадра. Тогда я впервые увидел вблизи этого темноволосого и долговязого кавалера де Фонтене, губернатора острова. Он был одет в черный камзол, на плече вышит белый восьмиконечный крест. Он сидел в седле на приличной лошади на центральной площади и отдавал четкие приказания жителям поскорей укрыться в форте, захватывая с собой все самое ценное, и одновременно спорил со своим еще одним телохранителем мулатом Диего, что не нужно давать сражение у моря, а нужно использовать инженерные сооружения форта. Мы с Франсуа, ночевавшие на сеновале гостиницы, так как решили сэкономить наши и без того скудные средства, были отданы в распоряжение мулата Диего, с которым должны были следить за передвижениями противника и тут же докладывать лично Фонтене. Об этом губернатор распорядился после того, как до Бас-Тера докатилась канонада корабельных пушек. Быстро добравшись до берега и устроившись на гребне горы, мы, оставаясь незамеченными, отчетливо видели всю картину высадки испанского десанта.

Авангард без единого выстрела захватил Кайон, жители которого покинули его еще с рассветом, когда опознали на горизонте испанскую эскадру. Мы видели, как командир испанского передового отряда с пригорка дал знак на корабли, помахав шляпой. И от них тотчас отчалили шлюпки с новым десантом. Тут Диего, бравым видом которого я тогда искренне восхищался, приказал отходить к Бас-Теру. Мы бросились бежать со всех ног, чтобы обогнать испанцев, и нашли город уже полностью опустевшим. Только на въезде было несколько человек дозорных. Диего приказал нам остаться с ними, а сам поспешил в форт с докладом к Фонтене.

Через некоторое время мы увидели маршировавшую колонну испанцев. Дозор, имевший приказание от Фонтене задержать неприятеля на подступах к городу, рассредоточился и открыл беглый огонь. Испанцы разбежались и залегли за пальмами, кустарником и камнями. Мы с Франсуа забрались в какое-то здание и вели стрельбу со второго этажа. Так продолжалось до тех пор, пока какой-то бешеный испанский офицер не ворвался к нам с тыла. Мы услышали выстрели и крики, спустились вниз и увидели, как он, словно какой-то демон, один атакует и поражает своей шпагой-молнией наших ребят. Поскольку задачу свою мы выполнили, то решили бросить позицию и отходить в форт, пока не поздно. Там мы были встречены как герои, которые не побоялись почти в одиночку кинуть вызов огромной испанской армии. Фонтене сказал, что, если бы у него была хотя бы сотня таких молодцов буканьеров, он не задумываясь захватил бы с ними весь Сан-Доминго.

Форт Святое Таинство был не очень большой, но вполне достаточный, чтобы во время опасности вместить все население Бас-Тера. Он располагался на небольшом крутом плато и представлял собой маленькую, но хорошо спроектированную современную крепость, похожие теперь строит Вобан на границах Франции, чтобы неприятель не смог ворваться к нам. Строивший форт Левассёр был не менее талантливым военным инженером, чем Вобан, поскольку Святое Таинство так никому и не удалось взять штурмом. Как мне потом рассказывал Тарас, брат Левассёра тоже был фортификатором и в его далекой стране построил похожую крепость под названием Кодак.

Так вот, форт представлял собой правильный квадрат, на углах которого располагалось по бастиону. Особенность этой крепости была в том, что в нее можно было попасть лишь по одной узкой дороге. Но это могли проделать только друзья. Врагов же встречал шквальный огонь как спереди, так и с фланга, и даже с тыла. Преодолеть живым путь до столь желанных ворот не смог бы ни один неприятель, будь он даже самоубийцей. Как теперь принято говорить, это «было нереально».

Терпеть не могу попугайничества, когда в особенности это касается заимствования английских слов. Знаете, есть такие люди, которые не знают никаких иностранных языков и поэтому очень любят употреблять к месту и не к месту простейшие слова, смысл которых им, дуракам, вдруг кто-то ненароком открыл. Обычно это восклицания или ругательства. Будто бы сказать «ой-ля-ля» намного хуже «вау». Этот собачий вой достоин лишь англичан, которым вообще не ведомо настоящее восхищение. Только дураки, которых везде хватает, об этом не задумываются. Голова для них – то место, откуда внутрь поступает еда, а всем остальным управляет…

Так вот, испанцы в первый день и не помышляли о штурме, поэтому мы лишь наблюдали за их действиями. А они были обыкновенными. Что делает армия, когда захватывает город неприятеля? Правильно. Это даже дураку понятно. Мы с Франсуа спокойно наблюдали с небольшого каменного бруствера форта, как солдаты в желто-красных камзолах разбредаются по поселку, заходят в пустые дома и выносят из них все, что им приглянулось. Этот обычай пришел к нам из глубины веков, и не думаю, что от него солдаты когда-либо откажутся. Даже лет через триста или четыреста. Возможно, для дураков придумают вместо слова «грабеж» какое-то другое слово, только мирным жителям от этого слаще не станет и сама сущность происходящего не изменится.

Например, помню, как военный министр Лувуа, по чьему приказу был полностью сожжен беззащитный Люксембург, заявил, что это не варварское уничтожение мирных жителей и грабеж их домов, а зачиcтка. Это слово сразу подхватили придворные лизоблюды и самые тупоголовые из граждан. Так теперь оно уже официально фигурирует во всех военных донесениях. Ну да бог с ними со всеми. Мы тоже были не ангелами и захваченный испанский галеон называли не иначе как призом, а бумагу, разрешающюю грабеж вражеских судов и поселений, не иначе как комиссией. Но, как говорят эти паршивые англичане, ничего личного, это только бизнес. Каждая профессия имеет право на свой лексикон или жаргон.

Испанцы решили, раз мы все спрятались в форте, то сильно их испугались и взять нас можно чуть ли не голыми руками. И сразу же поплатились за это безрассудство. Первые, кто осмелился приблизиться к нашей крепости, были встречены сильным огнем мушкетов и мелких орудий, так что остались лежать перед фортом на выжженной земле. Через бойницы небольшой, но крепкой стены мы наблюдали, как испанцы стали обкладывать наш форт со всех сторон и рыть укрепления, приобщая к этому делу тех местных жителей, кто не успел спрятаться.