Бенкендорф - Дмитрий Олейников

С весны 1816 года генерал Бенкендорф уже стал начальником дивизии — 2-й драгунской. По дороге к новому месту службы он заезжает в Киев, оставляя примечательные рассуждения об этом древнем городе, из которых видно, насколько немецко-прибалтийский дворянин считал русскую историю своей. «Киев — это полноценный памятник истории нашей (курсив мой. — Д. О.) империи, — читаем в записках Бенкендорфа. — Это город, навевающий исторические воспоминания, место действия наших первых веков, триумф Олега, рождение цивилизации, распространение христианства в нашем народе». Бенкендорф рассуждает и об удачном географическом положении города, и о его роли в борьбе с турками и татарамиб7…

Новое место службы — городишко Гадяч в Полтавской губернии — наводило на Бенкендорфа уныние и вызывало ощущение заброшенности. К Воронцову, командовавшему в то время русским оккупационным корпусом во Франции, идут письма, полные жалоб: «Все мои друзья во Франции: и ты, и Леон (Лев Нарышкин. — Д. О.), и Гурьев… Кто вспомнит про бедного драгуна, тем более обитающего в Гадяче!» И снова: «Ты спрашиваешь, в каком обществе я вращаюсь? Это меня очень рассмешило. Общество? В Гадяче?!»68 За неимением «общества» Бенкендорф занимает свой досуг историей. Близость Полтавы подвигает его на то, чтобы, раздобыв старинные карты славной петровской баталии 1709 года, отправиться на поле боя осмотреть остатки «старых фортификационных сооружений, русских ретраншементов и шведских апрошей». Просьба Винцингероде рассказать о походах их отряда в 1812 году воплощается в несколько десятков страниц мемуаров: в 1817 году их опубликует «Военный журнал», а потом использует для своих трудов знаменитый военный историк А. И. Михайловский-Данилевский.

Не забывал Бенкендорф и о боевой подготовке войск: он даже создал школу для нижних чинов (что было тогда внове), хотя, как сам замечал, нажил себе этим множество врагов. Когда же выяснилось, что обер-вагенмейстер (начальник обоза) дивизии — бывший преподаватель Московского университета, Бенкендорф предложил ему «тряхнуть стариной» и организовал преподавание для офицеров и юнкеров, иронизируя при этом: «…Конечно, это не пансион Николя»69.

Круг забот дивизионного командира оказался достаточно широк: от закупок фуража до проблем личной жизни подчинённых — в той мере, в которой они способствовали или мешали выполнению служебных обязанностей. Одно из его писем (предположительно к Аракчееву) основывается на наблюдениях заботливого командира и поднимает серьёзный вопрос «относительно пагубной лёгкости, каковою обставлено вступление в брак офицеров».

Бенкендорф докладывал:

«Эта лёгкость, влекущая за собою значительный вред, является достаточно важным обстоятельством для обращения на нее Высочайшего Его Величества внимания. Субалтерн-офицеры, не имеющие состояния, часто женятся, следуя исключительно минутному влечению, и тем являются причиною несчастия своих жён и детей, или делаются неспособными к службе офицерами, изыскивающими случаи для удовлетворения, предосудительным способом, нужд, сопряжённых с семейной жизнью; другие, в расцвете лет, покидают военную службу, чтобы определиться на более выгодную гражданскую службу, или переходят в гарнизоны, находя там, по крайней мере, спокойную и оседлую жизнь. Офицеры знатного происхождения, призванные впоследствии располагать более или менее значительным состоянием и являющиеся часто надеждой и поддержкой целой семьи, вступают в брак по увлечению, от скуки или по неразумию и привозят в отечество жён, составляющих предмет их собственного стыда и родительского отчаяния.

Подобные примеры участились с прохождением наших войск чрез Германию и с расквартированием в Польше и принесли огорчение во множество семей. Было бы весьма полезно ограничить лёгкость вступления в брак офицеров. Можно бы запретить офицерам, не имеющим средств, вступать в брак ранее достижения ими подполковничьего чина и не иначе, как если невеста представит доказательство получения ею ежегодно постоянного дохода в тысячу рублей. Относительно же состоятельных офицеров начальник дивизии обязан, осведомившись о поведении и родстве невесты, написать об этом наиболее близким родственникам офицера, присовокупив к тому и свои замечания, и имеет право дать движение просьбе офицера не иначе, как по получении на своё имя согласия от этих родственников. Брак, совершённый (как, однако, часто случается ныне) без согласия родителей или разрешения начальства, будет признан недействительным.

Подобные строгости и формальности, крайне значительно успокоив семьи, дадут время молодым людям на размышление об их предположениях, прервут множество несчастных союзов и сохранят на службе немало хороших офицеров. Всё, что касается порядка, нравственности и домашнего благополучия, не может иметь лучшего за себя ходатая, кроме вашего сиятельства, и не может не удостоиться отеческой заботливости нашего августейшего государя.

Имею честь…

А. Бенкендорф, 25 февраля 1817 г.».70

Проблемы, поднятые Бенкендорфом в 1817 году, оставались актуальными до самой эпохи Великих реформ Александра II. Почти через полвека, в 1866 году, были утверждены правила, запрещавшие офицерам вступать в брак ранее достижения 23-летнего возраста; до 28 лет жениться можно было только с разрешения начальства и только в случае предоставления доказательств достаточного имущественного обеспечения семьи (одним или обоими будущими супругами). Кроме того, брак должен был быть «пристойным» (что определяли командиры — полковой и дивизионный). Избранница офицера должна была соответствовать определённым критериям: быть «доброй нравственности и благовоспитанна»; кроме того, «должно быть принимаемо во внимание и общественное положение невесты»71.

…Нет, не случайно тема женитьбы всплыла среди забот Бенкендорфа. Тридцатипятилетний генерал и сам подошёл, наконец, к решительному рубежу, на котором пришла пора расставаться с беззаботной холостяцкой жизнью, заполненной влюблённостями, увлечениями и романами.

Бенкендорф вспоминал, что судьба подстерегла его зимой 1816/17 года, в Харькове, на большом балу, собравшем всю окрестную знать; семейная легенда, переданная Сергеем Волконским, повествует о старинной усадьбе под Харьковом, называвшейся Большие Водолаги. Как бы то ни было, но момент запёчатлён почти одинаково:

«…Открывается дверь, и входит с двумя маленькими девочками женщина такой необыкновенной красоты, что Бенкендорф, который был столь же рассеян, сколь влюбчив, тут же опрокинул великолепную китайскую вазу»72.

Двадцативосьмилетняя Елизавета Андреевна Бибикова, урождённая Донец-Захаржевская, была вдовой генерала, погибшего в Отечественную войну. Очевидцы замечали, что «в ней не было ничего особенного, но она была стройна и имела ловкость, всем полькам свойственную»73. Однако очарованный всем её обликом — стройностью, походкой, голосом, разговором — Бенкендорф с того момента, как был представлен мадам Бибиковой, уже не отходил от неё ни на шаг. К концу бала он почувствовал, что «совершенно влюбился», а к моменту возвращения домой понял, что готов жениться74.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});