Бенкендорф - Дмитрий Олейников

Иронично называя себя «драгуном из Гадяча», Бенкендорф не мог подумать, что через три года будет покидать свои полки с изрядной долей грусти. Завершался не самый блестящий, но цельный этап его жизни — карьера провинциального воинского начальника.

В гвардии

Появление Бенкендорфа в гвардии пришлось на завершение «золотой поры» александровского царствования. В большой политике царь отказался от реформаторства, объясняя, что из-за недостатка способных и достойных людей следует «не торопиться с преобразованиями; но для тех, кто их желает, иметь вид, что ими занимаются»90. Император окончательно уверился в том, что «средство против владычества зла» на земле «находится, увы, вне наших слабых человеческих сил. Один только Спаситель может доставить это средство своим божественным словом». Он призывал не переустраивать Россию, а взывать к Господу, «да сподобит Он послать Духа своего Святаго на нас и направит нас по угодному пути, который только один может привести нас к спасению»91.

Отход от прежних реформаторских идей проявился и в военной среде. Воспитанные в эпоху относительного свободомыслия сторонники «либерального» подхода к обучению и воспитанию армии (в основном младшие офицеры) стали испытывать всё большее давление со стороны «традиционалистов», отстаивавших твёрдую дисциплину и абсолютное соблюдение субординации в войсках. Споры шли повсеместно. Вот характерная сцена, описанная А. С. Гангебловым, в то время — прапорщиком лейб-гвардии Измайловского полка: «Для встречи государя полк рано утром выведен был на площадь и построен в колонны. Стояли вольно. Между офицерами речь зашла об обращении с нижними чинами; одни держались того мнения, что путём внушения и убеждения приличнее всего вести солдата к сознанию его долга, нисколько не нарушая дисциплины; другие… защищали старую рутину: они утверждали, что единственный в этом отношении стимул — это палка и что без палки с солдатом ничего не поделаешь. Эти рассуждения не замедлили перейти в спор, спор жаркий и настолько громкий, что близ стоявший батальон мог его слышать и в самом деле слышал; разумеется, люди этого батальона узнали при этом много такого, от чего дисциплина не могла быть в выигрыше. К счастью, в самый разгар спора дали знать, что государь уже близко…»92

Судя по составленной генералом Бенкендорфом в ту эпоху записке «О состоянии русского войска»93, он был сторонником традиционных методов — но не палки и жестокости, а требовательности и чинопочитания. Записка предназначалась императору Александру и представляла собой анализ положения русской армии в период после Наполеоновских войн (1815–1825 годы).

Во внешнем отношении, начинает изложение своего мнения Бенкендорф, русская армия «является, бесспорно, лучшею в мире, ежегодно делает очевидные успехи» и пока сохраняет высокую боеспособность.

Однако внутреннее состояние войска представляется автору «далеко не блестящим». Его тревожит повсеместный упадок дисциплины, при котором даже «добрые» начальники дивизий «при неисправности офицеров вместо наложения на них дисциплинарных взысканий ограничиваются замечанием: „смотрите, чтобы не увидел корпусной командир!“». Полки становятся очагами интриг; зачастую старший офицер находится «в противодействии» с полковым командиром. Недостатки ещё можно устранить — но только до тех пор, пока «зараза» не коснулась нижних чинов.

В чём причины этого неудовлетворительного внутреннего состояния? Бенкендорф упоминает «отсутствие должной энергии у генералитета, неудовлетворительный состав корпуса офицеров, пренебрежение началами подчинённости и незнание служащими своих прав и обязанностей» и последовательно разбирает названные причины одну за другой.

Ему претит распространившаяся «мысль начальствующих лиц о том, как бы не сделать несчастными подчинённых». Он считает, что это, вместе с недостаточной энергичностью командиров, ведёт к безнаказанности виновных и поэтому становится «бичом России». Но разве могут быть энергичными генералы, достигшие своего высокого чина «за выслугу лет, а не за отличие», «в преклонных годах, с утраченными физическими и душевными силами»? Бездеятельность этих генералов не только унижает их самих в глазах подчинённых — она роняет «достоинство того небольшого числа генералов, которые по своему „благородству“ не могут следовать несовместной с их званием системе малодушия. Об этом меньшинстве в среде генералов, к их невыгоде, составляется мнение, как о каких-то тиранах». В результате «страсти разгораются: …энергичным генералам повинуются только нехотя; наказания учащаются, а вместе с тем увеличивается ненависть к начальнику, не имеющему, однако, другой вины, кроме желания заставить уважать своё положение». Выход, по Бенкендорфу, состоит в изменении системы чинопроизводства: к «линии» выслуги чинов по старшинству (которую необходимо оставить для «обнадёживания» старых офицеров и предотвращения чрезмерно быстрого продвижения) нужно добавить повышение в чине по личным заслугам отдельных лиц и перевод из армии в гвардию особо отличившихся офицеров.

Обращаясь ко второй причине упадка армейской дисциплины — неудовлетворительному составу офицерского корпуса, — Бенкендорф отмечает, что «полковые командиры не имеют должного влияния на подчинённых офицеров и, не будучи полными хозяевами в деле пополнения офицерского состава, не могут в необходимой мере нести за них ответственность». Для этого им недостаёт полной свободы «в принятии на службу или увольнении от неё офицеров по их личному выбору» и «без изложения поводов».

Распространённость третьей причины упадка дисциплины — пренебрежения началами подчинённости — делает Бенкендорфа горячим защитником строгой субординации, с отказом от передачи приказаний «через голову» нижестоящих начальников. К примеру, начальник дивизии, заметивший «какую-либо неисправность в полку», не должен делать выговор непосредственно командиру полка, минуя командира бригадного, так как тем самым он подрывает авторитет последнего в глазах подчинённых.

Четвёртая причина — незнание военнослужащими своих прав и обязанностей — ведёт, по Бенкендорфу, к вольной трактовке действий начальства как «самоуправных», даже если они соответствуют всем нормам военного законодательства. «Есть много оснований полагать, — пишет Александр Христофорович, — что из десяти наших генералов девять никогда не читали Воинского устава Петра Великого и в своей служебной деятельности руководствуются лишь преданиями, часто ложными, а иногда и противоречивыми». Бенкендорф уверен, что власти любого начальника положен предел законами и уставами, но незнание их может привести к тому, что начальник преступает этот предел. С другой стороны, подчинённые, по неведению, «вполне законное требование иногда считают произволом». В подтверждение своей мысли Бенкендорф приводит пример, когда генералам одной из армий был «предложен на разрешение» вопрос: «имеет ли право генерал арестовать офицера, не состоящего у него в подчинении и замеченного им в какой-нибудь неисправности». Все генералы предлагали ответ, «основываясь на здравом смысле», и никто не смог «привести соответствующей ссылки на закон»; но ведь «руководство одним здравым смыслом недостаточно для начальствующих лиц».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});