Аритмия (СИ) - Джолос Анна

— А вдруг он не хочет, чтобы…

— Фамилия, Инга Викторовна! — с нажимом произносит Дмитрий.

— Абрамов, — выдыхает подруга. — Управленец.

— Это тот новенький, который сломал руку Каримову?

— Да, он.

— Давайте пригласим Абрамова и кураторов обеих групп, — предлагает декан, забирая у Дмитрия студенческий Вершининой. — Кто у вас? Олег Евгеньевич?

Киваю.

— А там Аскеров получается, — размышляет вслух, листая номера в смартфоне.

Пока он разговаривает по телефону, охранник сетует на разбитый фонарь. Инга трясущимися пальцами теребит молнию своей меховой жилетки, а я жду того момента, когда в эти двери войдет Ян.

— Ну что имеем. Абрамов на занятия не пришел…

— Вооот! — вскакивает со стула Елена Петровна. — Он живой вообще? Там, между прочим, очень серьезные травмы были.

— Как это не пришел? — спрашиваю, ощущая, как страх мерзкими щупальцами сковывает горло.

В кабинете появляется наш куратор. Следом за ним и тот самый Аскеров, куратор управленцев.

— Доброе утро, Олег Евгеньевич, Игорь Владимирович. Если оно доброе конечно, — с сомнением добавляет декан.

— Дарина, тебе плохо? Ты бледная до невозможного, — мужчина обеспокоенно всматривается в мое лицо.

— Все нормально.

— Пытаемся выяснить, кто из наших студентов причастен к произошедшему на парковке.

— Может это вовсе не студенты были, — зачем-то путает их Инга.

— А кто же это был по-вашему?

— Да мало ли кто! — нервно улыбается она. — Залетные прохожие.

— Вздор, — качает головой Елена Петровна.

— Так значит мои девчонки что-то видели? — проясняет ситуацию Олег Евгеньевич.

— Да.

— Удалось выяснить, что там с Абрамовым?

— Пока на связь не выходит, — пожимает плечами куратор другой группы.

— Звоните матери, отцу! — строго командует декан. — Вдруг с ним и правда… что-то случилось.

Его слова падают на грудь бетонной плитой.

Вспоминаю его состояние.

Почему я не подумала об этом? Почему не ответила на его звонок? Почему…

— Вообще, это форменное безобразие! Я теперь боюсь идти на парковку. Где это видано, на территории академии и такое! А если этот парень не дай бог…

— Давайте до выяснения обстоятельств не будем нагнетать! — не дает ей закончить Аскеров.

— Девушки, знакомы ли вы с теми, кто напал на вашего однокурсника?

— Нет, не знакомы, — торопится с ответом Инга.

— Вы уверены?

— Господи, да там такая суета была! К тому же, куртки, шапки, капюшоны, вы же сами видели! — тараторит она без умолку.

— Вы должны понимать, что есть видеозапись, и личности каждого из присутствующих будут устанавливаться по косвенным признакам.

— Вот и устанавливайте личности, мы-то тут причем! — психует она. — Не знаю их. Точно не знаю.

— Я могу назвать фамилии тех, кто там был… — прерываю спектакль, который она зачем-то разыгрывает.

— Вот это разговор, — Дмитрий Леонидович пододвигает стул ближе, а Вершинина крутит пальцем у виска.

Плевать. Я молчать не стану.

* * *

— Зачем ты это сделала? — верещит Инга со слезами на глазах.

Мы направляемся к аудитории. По очереди набираем номер Абрамова, но абонент по-прежнему недоступен.

— Ты собиралась покрывать их? Серьезно? — резко останавливаюсь.

— Они бы сами прекрасно без нас разобрались! Зачем ты назвала фамилии?! — возмущается, топая от досады ногой.

— Елена Петровна права. Верестов, Старшинов, Ян. Завтра кто-нибудь еще. Об этом ты не подумала?

— Ты считаешь, тот же Ян спасибо тебе, что ли, скажет? — звонко кричит она. — А эти? Они ж вообще нас в порошок сотрут! Нам учиться здесь! Забыла?

— Инга, я тебя не понимаю…

— Даш, да ты же самая настоящая стукачка. Сечешь? Вот что нам теперь делать? Что? — тяжело дыша, мечется в панике.

— Стукачка, значит, — прищуриваюсь. — А тебя-то как назвать? Сидела, нарочно шайку Каримова выгораживала.

Качает головой и шумно вздыхает.

— Ну и чего ты молчишь?

— Я о нашем будущем думала! Пасюков видел, что нас заводят в деканат. Хана нам обеим! Ясно? — начинает плакать.

Присаживаюсь, чтобы завязать шнурки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ритка права, ты вечно лезешь на рожон!

— Уж лучше так, чем переобуваться на ходу.

— Ну конечно! Смелая, да? — произносит насмешливо.

— Не двуличная уж точно, — встаю, выпрямляясь.

— И ладно бы только себя подставляла, так нет… всех за собой паровозом тащишь! — выплевывает гневно и, резко крутанувшись, уходит, оставляя меня одну посреди пустынного коридора…

Глава 37. Донор

Ян

У входа в палату нос к носу сталкиваюсь с медсестрой. Молодая девчонка лет двадцати. Испуганная и зареванная.

Новенькая, что ли?

— Вы ЕГО сын? — растерянно хлопает мокрыми ресницами.

— Если речь про того, кто находится в этой палате, то да.

— Поговорите с ним, пожалуйста! Это просто невыносимо! — поднимает на меня умоляющий взгляд.

— Что на этот раз? — интересуюсь равнодушно.

— Кричит. Ругается. Отказывается сдавать анализы и требует срочной выписки.

Поджимаю губы. Ну, собственно, ничего нового.

Хуже ребенка, ей богу.

— Мне надо взять кровь и мочу, а ваш отец не соглашается ни в какую, — расстроенно мямлит медсестра. — От врача влетит. Меня такими темпами уволят, и как потом платить ипотеку?!

— Дайте-ка это сюда, — забираю у нее лоток с пробирками. — Как зовут?

— Лиза, — шмыгает носом. — Можно на ты.

— Через пятнадцать минут подойди, Лиза, — захожу в палату.

— Но у нас так нельзя…

Захлопываю за собой дверь.

— Ты принес то, что я просил? — вместо приветствия с порога осведомляется отец.

— Принес, только хер ты получишь дела до тех пор, пока мы не наполним твоими ядовитыми эритроцитами все эти пробирки.

— Какого ляда? — дергается на кровати.

— Спокойно… Тебе нельзя делать резких движений. Сотрясение, забыл?

— Дай сюда мои папки! — ворчит брюзга.

— Они у Ромы. Он поднимется через пять минут. Припарковаться во дворе не может, клоун, — оставляю пакет из супермаркета у тумбочки, а лоток, который отжал у медсестры, помещаю на столик.

— Почему вчера не привезли документы?

Отправляюсь мыть руки.

— У меня дело Пахмутова горит. Просил же, забрать как можно скорее! — бухтит он вслед недовольно.

— Никуда твой вор в законе не денется, — закрываю кран и сдергиваю с вешалки полотенце.

— По-твоему, Пахмутов будет сидеть и ждать оглашения грозящего срока? Не за это он мне деньги платил.

— Что за концерт ты тут устроил? Медсестра вышла из палаты вся в слезах.

Возвращаюсь к нему и подхожу к постели.

— Тупая овца, — прилетает глубокомысленное в ответ. — Клешни свои протягивает. Русским языком сказал, что не буду сдавать кровь.

— Руку давай сюда, — надеваю перчатки и распаковываю спиртовые салфетки.

— Обойдемся без анализов, — заявляет он, нахмурившись.

— Так не прокатит. Руку! — двигаю столик ближе.

Как сидел, так и сидит. Не шелохнулся.

— Ты сейчас беспомощен, как ни крути. Папки просто так не отдам, это понятно? А у тебя там Пахмутов «горит».

Матерится и лупится на меня злющими глазами. Однако ради спасения собственной задницы на что только не пойдешь. Даже на очередную борьбу с собственными страхами…

Да. Мой папаша до смерти боится уколов. Кому скажи — не поверят. Такой вот маленький секрет имеем. И эти самые уколы в период обострения аллергии на амброзию, например, делаю ему только я.

— Что? Из вены брать кровь тоже умеешь?

— А ты сомневаешься?

— Морду свою видел? — презрительно морщится.

— Можешь не смотреть, если тебе так легче. Но твоя выглядит не лучше. Зеркало дать?

Закатываю рукав его рубашки.

Нашел место наряжаться…

— Сюда руку положи, — подкладываю плоскую подушку.