Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

Иисус опустил голову, чтобы сестры не видели его смятения: это был первый возглас, первая душа, узнавшая его.

Они поднялись из-за стола в тот самый миг, когда в дверях появилась чья-то тень и на пороге показался старец огромного роста, с ниспадающей волнами бородой, широкой кости, с руками, на которых вздымались узлами мышцы, с грудью, словно густой лес, покрытой шерстью, как у барана, ведущего за собой стадо. В руках у него был широкий посох выше его собственного роста – посох служил ему не для опоры, но чтобы бить людей, наводя порядок.

– Добро пожаловать в наш убогий дом, почтенный Мельхиседек, – с поклоном приветствовали его девушки.

Он прошел внутрь, и на пороге показался другой почтенного возраста старец – худощавый, с вытянутой лошадиной головой и беззубым ртом. Его маленькие глазки метали огонь, долго выдержать их взгляд было невозможно. Говорят, змея хранит яд в глазах, у этого же старика в глазах был огонь, а за огнем – изворотливый, зловредный ум.

Девушки с поклоном приветствовали его, после чего он также прошел внутрь. За ним показался третий старец – слепой, приземистый, с тучными телесами. Он ощупывал дорогу посохом, который заменял ему глаза и безошибочно направлял его стопы. Это был добродушный весельчак. Когда приходилось вершить суд над односельчанами, сердце не позволяло ему причинить боль кому бы то ни было. «Я не Бог, – говорил он. – Судящий сам будет судим, и потому помиритесь, друзья мои, чтобы мне не пришлось страдать из-за вас на том свете!» Случалось, он платил из собственного кошеля, случалось, сам отправлялся в тюрьму, чтобы спасти виновного. Одни считали его сумасшедшим, другие – святым, а почтенный Мельхиседек видеть его не мог, но что поделаешь – это был самый состоятельный хозяин во всем селении и потомок жреческого рода Аарона.

– Марфа, – сказал Мельхиседек, посох которого касался потолочных балок, – Марфа, кто этот чужак, пришедший в наше селение?

Иисус поднялся из угла, где он неприметно сидел у пылающего очага.

– Так это ты? – спросил старец, смерив его взглядом с головы до ног.

– Я, – ответил Иисус. – Я из Назарета.

– Стало быть, галилеянин? – язвительно прошамкал второй старец. – Писания гласят, что из Назарета не бывает ничего путного.

– Будь с ним поласковей, почтенный Самуил, – сразу же вмешался слепой. – Правда, галилеяне глуповаты, пустозвоны и не умеют себя вести как следует, но они добрые люди. И наш сегодняшний гость тоже добрый человек. Я понял это по его голосу.

Он повернулся к Иисусу и сказал:

– Добро пожаловать, сынок.

– Ты коробейник? – спросил почтенный Мельхиседек. – Что ты продаешь?

Пока старцы говорили, в открытую дверь вошли сельские богачи, добрые хозяева. Узнав, что в селение пришел гость, они принарядились и отправились приветствовать его, узнать, откуда он, послушать, что говорит, и за разговором скоротать время. Итак, они вошли и опустились на колени позади трех старцев.

– Ничего не продаю, – ответил Иисус. – В моих краях я был плотником, но затем оставил работу, ушел из материнского дома и живу, повинуясь Богу.

– Ты хорошо сделал, сынок, избавившись от людей. Только имей в виду, злополучный, – ты связался с недобрым дьяволом – с Богом. От него-то как избавишься? – сказал слепой и засмеялся.

Услыхав эти слова, почтенный Мельхиседек вскипел от злости, но промолчал.

– Ты что ж это – монах? – издевательски прошипел второй старец. – Стало быть, ты тоже левит, зилот, лжепророк?

– Нет. Нет, старче, – печально ответил Иисус. – Нет. Нет.

– Так кто же ты тогда?

Тут вошли женщины, принарядившиеся, чтобы и на гостя посмотреть, и себя показать. Каков он? Старый? Молодой? Красивый? Что продает? А может, чего доброго, это жених объявился у засидевшихся в девах Марфы и Марии? Пора уже, чтобы их приласкал мужчина, а то с ума свихнутся, бедняжки. Пойдем, поглядим. Они принарядились, пришли и стали в ряд за мужчинами.

– Так кто же ты? – снова спросил язвительный старец. Иисус вытянул ладони к огню. Неожиданно его охватил озноб. Одежда на нем все еще была влажной и испускала пар. Некоторое время он молчал. «Благословенно да будет мгновение сие, – подумал он. – Заговорю, открою этим мужчинам и женщинам, пропадающим среди тщетной суеты, слово, доверенное мне Богом, и разбужу спящего в них Бога. Что я продаю? «Царство Небесное, – отвечу я им, – спасение души и жизнь вечную». Так пусть же отдадут все, что имеют и чего не имеют, чтобы обрести эту Великую Жемчужину».

Бросив быстрый взгляд, он разглядел в свете светильника и в отблесках огня окружавшие его лица – хищные, лукавые, огрубевшие от ничтожных, пожирающих человека тревог, покрывшиеся морщинами от страха. Ему стало жаль эти лица. Он попытался встать и заговорить, но невероятно устал в тот вечер после многих ночей, которые провел вне человеческого жилья, не давая голове отдохнуть на подушке. Его клонило в сон. Он прислонился к закопченной стене и закрыл глаза.

– Он выбился из сил, – отважилась тогда сказать Мария, умоляюще посмотрев на старцев. – Он выбился из сил, старейшины, не мучайте его…

– Верно! – прорычал Мельхиседек и оперся о посох, собираясь встать и уйти. – Верно говоришь, Мария. Мы разговариваем с ним так, словно собрались судить его, забывая при этом, – это ты забываешь, почтенный Самуил, – обратился он к второму старцу, – что ангелы часто спускаются на землю в образе нищих – в жалком рубище, босые, без посоха, без мешка, как этот вот. Поэтому не следует забываться и обращаться с гостем надо так, как если бы он был ангелом. Этого требует благоразумие.

– Этого же требует сумасбродство, – снова, посмеиваясь, заметил слепой. – Вот и я говорю: не только в госте, но и в каждом человеке следует видеть ангела. Да! В том числе и в почтенном Самуиле!

Злюка вскипел от гнева и уже открыл было рот, но сдержался. «Этот негодный слепец богат, – подумал он. – Не исключено, что когда-нибудь придется обратиться к нему за помощью, так что лучше притвориться глухим. Вот что говорит благоразумие».

Свет огня мягко падал сверху на волосы, усталое лицо и открытую грудь Иисуса, бросая голубые отблески на его курчавую цвета воронова крыла бороду.

– Ах, как он мил, – перешептывались между собой женщины. – Ну и что из того, что он беден? Ты видела его глаза? За всю свою жизнь я не видела глаз красивее. Даже у моего мужа, когда он ласкает меня.

– А я не видела более диких глаз, – заметила другая. – Страх и ужас. Хочется бросить все и уйти в горы.

– Ты обратила внимание, как Марфа пожирает его взглядом? Сегодня ночью несчастная сойдет с ума.

– Но он-то тайком поглядывал на Марию, – возразила еще одна женщина.

– Подерутся из-за него сестры, запомните мои слова. Мы живем по соседству, так что придется еще наслышаться их голосов.

– Пошли! – приказал Мельхиседек. – Зря мы утруждались и шли сюда – гость падает с ног от усталости. Поднимайтесь-ка, старцы, пошли?

И он вытянул вперед посох, раздвигая мужчин и женщин, чтобы те дали ему дорогу.

Но когда он уже встал на пороге, со двора донесся шум торопливых шагов, и какой-то бледный, запыхавшийся человек стремительно вошел в дом и рухнул прямо у огня. Испуганные сестры бросились обнимать его, восклицая:

– Что с тобой, брат?! Кто гонится за тобой?

Первый старейшина задержался, прикоснулся к новоприбывшему посохом и сказал:

– Лазаре, сыне Манахима, если ты явился с плохой вестью, сообщи ее нам, но сперва пусть женщины выйдут и останутся одни мужчины.

– Царь схватил Иоанна Крестителя и отрубил ему голову! – на одном дыхании воскликнул Лазарь.

Он встал, дрожа всем телом. Лицо его было бледным, землистого цвета, щеки обвисли на нем крупными складками, а выцветшие зеленые глаза блестели в отблесках огня, словно у дикого кота.

– Все-таки вечер не пропал зря, – довольно сказал слепой. – С утра, когда мы проснулись, и до этого часа, когда мы отправляемся на покой, все-таки произошло кое-что, приведшее мир в движение. Давайте присядем на скамьи и послушаем. Люблю новости, даже если они и недобрые. Скажи на милость, молодец, – обратился он к Лазарю, – когда, как и почему свершилась эта беда? Расскажи все по порядку, не спеша – есть чем время скоротать. Соберись с мыслями и рассказывай.

Иисус вскочил. Он смотрел на Лазаря, и губы его дрожали. Новое знамение посылает ему Бог. Предтеча ушел из мира, потому как перестал быть нужным ему. Он подготовил путь, исполнил свой долг и ушел…

«Пришел мой час… Пришел мой час…» – подумал Иисус, содрогаясь от ужаса, но не проронил ни звука, вперив взгляд в бледно-зеленые губы Лазаря.

– Он убил его? – прорычал почтенный Мельхиседек, гневно ударив посохом о землю. – До чего мы докатились! Кровосмеситель убивает святого, развратник – подвижника! Пришел конец света!

Ужас охватил женщин, и они принялись протяжно голосить. Слепому стало жаль их.