Крик в ночи (СИ) - Ридигер Владимир

Он вдруг вспомнил о собственной рукописи, которую совсем забросил, если не потерял. Нет, рукопись на месте. Листки стали желтеть по краям, бумага помялась. Здесь, на этих листках, испещренных неровным почерком, собраны его мысли и фантазии в виде смешных, забавных комиксов совковых времен. Мир веселых и грустных приключений Джона Филдса отмечен печатью романтики, здорового пессимизма да, пожалуй, и философии, — размышлениями о наших помыслах, делах, судьбах. То был беспечный, легкий полет воображения, где сны похожи на реальность, а реальность — на сон… О чем писать теперь? Может быть, о жизни и гибели отца Алексея, такого же неисправимого наивного романтика, как он сам? Или попытаться «умом понять» заколдованную Россию, наперед зная, насколько это бесполезное занятие? У кого теперь искать ответы на бесконечную череду вопросов? Кому излить душу, с кем посоветоваться? Или поспорить?.. Лишь на склоне лет начинаешь понимать, насколько тягостно одиночество. Можно иметь кучу друзей и быть одиноким. Можно кричать во весь голос, — и остаться не услышанным. Что же делать? Любить, как утверждают классики. И быть любимым. Видимо, ему такого не отпущено.

Когда зазвонил телефон, рука Дмитрия Филдина нерешительно держала новую бутылку коньяка. «Черт бы их дернул!», — подумал он, снимая трубку.

— Слушаю…

— Добрый вечер, Дмитрий, — приветствовал Вездесущинский.

— Разве уже вечер?

— Счастливый человек! Завидую потерявшим чувство времени. Как поживаете?

— Рад слышать вас, Тимирзяй Валерианович. Поживаю неплохо. Пью коньяк, смотрю телевизор.

— Вам сейчас необходимо расслабляться, правильно делаете.

— Вот только новости очень грустные…

— Вы про священника? Этого следовало ожидать. Плыть против течения да еще в церкви… Пророков в своем отечестве не жалуют — давно известно. Насилие омерзительно. Не лучше ли оставаться бездушным циником и смотреть на все отрешенно? Нервные клетки не восстанавливаются, дорогой мой.

— Мне плевать на нервные клетки!

— Напрасно. Кстати, я вам рекомендую некоторые импортные препараты, посмотрите на полке в кухне.

— Зачем они мне?

— Коньяк не всегда снимает напряжение. А стрессовая готовность сидит в нас постоянно. Имейте в виду.

— Что вы от меня хотите?

— Слышу нотки раздражения. Вам привет от Сомова.

— Какие будут инструкции?

— Дмитрий! Выкиньте все это из головы, отдыхайте, займитесь чем-нибудь интересным, сходите в музей, поработайте над книгой. Да, чуть не забыл — о вас справлялся Пелингас.

— Это еще кто?

— Швайковский. По-моему, он в восторге от вашей рукописи.

— Если можно быть в восторге от рукописи, которую повертел в руках.

— Не важно. Это в его стиле — быть ментором начинающих дарований.

«В его стиле кинуть хоть кого, как только исчезнет личный интерес,» — подумал Дмитрий, а вслух сказал:

— Спасибо, что позвонили.

Доцент еще поболтал о какой-то чепухе и повесил трубку.

Затем звонила Катя по мобильному из Журавлихи. Весть о смерти священника застала ее в машине по дороге к бабушке Лизе, что привело девушку в мистический ужас, и даже врач, которого она везла, не смог ее утихомирить.

— Баба Лиза совсем больна, — сбивчиво повторяла Катя. — После укола она вроде успокоилась, но смотрит вокруг какими-то страшными глазами. Бедная Лиза!.. Вообще, так хочется уехать, чтобы все позабыть и начать новую жизнь…

…Вторая бутылка коньяка окончательно свалила Дмитрия Филдина. Сон его изобиловал нескончаемыми бегствами от уродливых чудовищ, медленно, но неотвратимо настигавших его, куда бы он от них ни кидался, за какой бы надежной дверью ни прятался. Проснувшись ночью, весь в липком поту, он широко открыл глаза, стараясь уйти от навязчивых кошмаров, однако и при свете торшера ему казалось, что по углам, затаившись, сидят его вечные преследователи, готовые разом сорваться с места, как только погаснет свет…

Он вспомнил о совете психотерапевта и, даже не прочитав аннотацию, проглотил пригоршню каких-то импортных пилюль. Что было потом — трудно себе представить, это состояние невозможно передать словами! Если сказать кратко, его будто невидимой силой притянуло к потолку, затем опрокинуло вниз головой на пол и, неимоверно тряхнув, кинуло в туалет одновременно с неукротимой рвотой. Пробормотав, что больше в рот не возьмет спиртного, Дмитрий, опустив голову к унитазу, просидел так до самого утра, содрогаясь от неимоверного озноба…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Утром все повторилось: головная боль, аспирин, холодный душ и снова коньяк. По телевизору ответственный чин ФСБ анализировал трагическую смерть отца Алексея, ее возможные мотивы и предположительных исполнителей. По его версии то было делом рук убийцы-одиночки, психически больного человека, маньяка, которому отец Алексей, скорее всего, чем-то досадил. Сейчас людей с расшатанной психикой — великое множество, кто это станет отрицать. Врагов у священника, насколько известно, не было. Коммерцией святой отец не занимался. Да, он баллотировался в Госдуму, но позвольте, теперь туда стремится каждый второй, кто считает своим долгом верой и правдой послужить великой России. Конечно, большая политика для неподготовленного человека сложна и даже чревата опасностью, рискуют все, кто туда идет. Однако эта трагедия напрочь лишена политической окраски, здесь нет никаких сомнений. Как нет сомнений и в том, что убийца в самое кратчайшее время будет найден, у следствия есть прямые и косвенные улики на этот счет. В общем, убийство хоть и загадочное, однако совсем не сложное с точки зрения компетентных органов. Разберемся…

Раздался звонок в дверь. От неожиданности Дмитрий замер — обычный звонок в дверь привел его в замешательство. Он нерешительно открыл. Молодой человек, стоящий на пороге, кого-то ему напоминал. Очутившись в передней, мужчина приятно улыбнулся и пригладил волосы:

— Получается, не прошло и двадцати лет, — сказал он, — как старые друзья встретились вновь!

— Простите, мы знакомы?

«Вот что значит алкоголь, — досадовал Филдин. — Напрочь отбивает память. И вид у меня, наверное, соответствующий. Как все некстати!»

Глаза у молодого человека заблестели, во взгляде появилось нечто чертовски озорное:

— Как поживает фирма «Петр и орава»? — весело спросил вошедший и для пущей схожести даже поковырял в носу. — Теперь узнали?

— Разрази меня гром, — воскликнул хозяин, — если вы не хулиган Петя!? Мне это снится?

Молодой человек рассмеялся:

— Полагаю, что нет! Но звать меня уже не Петя, а Питер. Я — гражданин США.

— Поздравляю. Чем же вы теперь, Питер, занимаетесь?

— По крайней мере, уже далеко не тем, чем занимался в юности. Не возражаете, если мы пройдем в комнату?

Извинившись за беспорядок, Дмитрий пропустил Питера вперед:

— Не обращайте внимания на бардак. Мне даже принимать вас неловко…

— Пустяки, — ответил гость и, смахнув со стола кучу мусора, поставил бутылку виски «Белая лошадь» и рядом с ней положил деликатесы в вакуумной упаковке. — А это чтобы смягчить неловкость. Нормально?

Филдин совершенно не хотел есть, тем более пить, но, решив соблюсти правила приличия, пригубил виски и пожевал кусочек ветчины. Однако Питер, видно, проголодавшись с дороги, без тени смущения умял почти всю закуску и опустошил половину бутылки:

— Теперь и побеседовать хочется…

Закурив сигарету, он рассказал бывшему шефу о своей, в общем-то, беспроблемной судьбе: сначала детская колония, затем, после небольшой передышки, снова зона, потом удачная женитьба на вдове нового русского, собственная фирма, купленное высшее образование, жизнь в Штатах, взлет карьеры крупного финансового администратора, ну и, кажется, вроде все. Для начала совсем неплохо. Да! Плюс работа на одну спецслужбу, так, ради «крыши». Фортуна благоприятствует. Пока, по крайней мере.

— С умилением вспоминаю прошедшие годы, нашу с вами совместную деятельность, — продолжал Питер. — Вот уж горячие были деньки! И смешные, если взглянуть со стороны. Кажется, еще совсем недавно мотался по дворам в своре отчаянных мальчишек и вот, — сейчас я преуспевающий бизнесмен, человек, сделавший сам себя. Не без вашей, разумеется, помощи.