Вечная любовь (Бессмертие любви) - Чарлин Кросс

— Не мог бы ты его покормить? И ему обязательно нужно попить.

— Принесу то и другое, — сказал Дилан, поднимаясь в полный рост. — Только, Алана, ты должна будешь сейчас уйти отсюда. Ведь если только Рис обнаружит нас тут всех вместе, он прикончит нормандца прямо на наших глазах. — Взяв Алану за руку, он заставил ее подняться. — Пошли отсюда.

Алана опять посмотрела на Пэкстона, коснулась кончиками пальцев его губ.

— Поверь: все будет хорошо, — сказала она. У дверей, пока Дилан, выглянув наружу, обозревал окрестности, Алана вновь обернулась к Пэкстону и сказала: — Я ведь не знала. Правда, ничего не знала.

Увидев, что Дилан делает рукой отчаянные знаки, Алана быстро вышла из хибары и двинулась по тропинке, чувствуя острую боль в сердце.

«Святой Давид, пожалуйста, не оставь его, защити его, как ты всегда защищал меня…»

Эта молитва, адресованная небесам, была произнесена вовсе не ради нормандского пса, явившегося покорить ее, молитва была произнесена ради мужчины, ради мужа… Мужчины, которому удалось завоевать ее любовь.

Пэкстон, потирая затекшие запястья и желая скорее восстановить кровообращение в онемевших руках, смотрел на Дилана. Связывавший руки кожаный ремень лежал на глиняном полу: кузен Аланы в считанные секунды разрезал путы.

— А почему я должен верить тебе? — спросил Пэкстон, подозревая, что тут вполне может быть не все чисто.

Действительно, ему дали воду и еду, он смог восстановить свои силы. Однако все это вовсе не означало, что на Дилана можно положиться. У Пэкстона не было гарантий, что, как только он окажется за дверью, на него не набросятся с десяток уэльсцев и десятью мечами не проткнут его тело.

— Ведь ты сам считаешь меня врагом? — закончил он свой вопрос.

— Ты и есть мой враг… враг, как и всякий иноземец, который нарушил нашу границу с намерением объявить наши земли своими.

— Но раз ты так настроен, почему же в таком случае согласился мне помочь?

— Я помогаю не тебе, а Алане. По каким-то своим соображениям, которые мне не до конца ясны, она не хочет, чтобы ты умирал. — Дилан швырнул к ногам Пэкстона узел с одеждой и мягкие кожаные башмаки. — Одевайся, нормандец, да поживее. До восхода остается совсем немного.

Надев штаны, Пэкстон сказал:

— Ты знаешь, что мы с ней поженились, и все-таки не сказал своему отцу об этом. Почему?

— Дал ей слово, что буду молчать. Поэтому же я не сказал ей, что ты здесь под арестом. Мужчина, если уж дал слово, обязан его держать.

«Как бы не так…» — подумал Пэкстон, вытаскивая и надевая свою тунику. Он уважительно отнесся с убеждению Дилана, однако все еще не мог до конца поверить этому человеку.

— И каков же твой план? Как ты надеешься вызволить меня отсюда? — поинтересовался он, надевая башмаки.

— Надень вот этот капюшон, натяни его по самые глаза, чтобы как можно больше прикрыть лицо, — сказал Дилан, показывая на последнюю тряпку у ног Пэкстона. — Как только выйдем отсюда, я спрячу тебя в надежное место. Это внутри поселка, но там никто тебя не найдет. Будешь там дожидаться моего прихода. Потом выйдешь отсюда через ворота вместе с Аланой, причем охрана у ворот будет уверена, что это не ты, а я. Как только выйдем отсюда, не смей произносить ни единого слова. А теперь идем. Времени у нас в обрез. Если повезет, около полудня ты и твоя жена будете уже в крепости.

Закрыв лицо капюшоном, Пэкстон кивнул, давая понять, что вполне готов. Дилан задул свечу, и в помещении воцарилась темнота. Подойдя к двери, Пэкстон подождал, пока Дилан осторожно огляделся по сторонам.

Когда Пэкстон выходил из своей тюрьмы, Дилан дотронулся до его плеча.

— И обращайся с ней ласково, нормандец, — посоветовал он, — иначе в один прекрасный день в твое лицо упрется мой отточенный клинок.

Пэкстон понял, что услышанное — не пустая угроза. Затем он вспомнил о Гилберте.

Родичи Аланы — уж не они ли убили его друга? Вполне ведь может быть: убили и следы замели, так что внешне казалось, будто Гилберт утонул.

От складской хибары вслед за Диланом он направлялся к выстроенным в одну линию хижинам. Пэкстон вынужден был полностью положиться на своего провожатого.

Его жизнь висела на волоске. До тех пор, пока он не получит свободу, Пэкстон не мог думать ни о чем другом.

— И ты думаешь, твой план сработает? — спросила Алана.

На горизонте с восточной стороны небо стало голубеть. Вскорее рассветет. Сумев выбраться из хижины, пока Рис и остальные еще крепко спали, Алана с Диланом направились в сторону входа в поселок.

— Не могу поручиться, но надеюсь, что наш план позволит тебе и твоему нормандцу выбраться отсюда живыми и невредимыми, — сказал Дилан.

— А как ты сможешь объяснить отцу исчезновение Пэкстона?

— Скорее всего, скажу правду.

— Скажешь, что я вышла замуж?

— Не можешь ведь ты рассчитывать, что он никогда этого не узнает. Кроме того, ты приняла решение, поступила как хотела. Ты возвращаешься в замок вместе с нормандцем. Уж теперь он ни за что не позволит тебе убежать от него. — Дилан помолчал. — Как ты думаешь, за этот побег он тебя накажет?

Алана понятия не имела, как поступит Пэкстон.

— Нет, вряд ли, — ответила она, не потому что была в том уверена, а лишь желая, чтобы Дилан не волновался. — Хотя он, скорее всего, захочет со мной объясниться.

— И что ты скажешь ему, кузина? Что ты удрала от него, потому что в него влюбилась?

— Нет, этого не скажу.

— Знаешь, Алана, по-моему, это как раз тот случай, когда правда может тебе сослужить хорошую службу. Ведь едва ли не всегда тебя подводит ложь.

Она резко остановилась.

— И что же, по-твоему, мне делать? Сказать Генриху, что Гилберт был самым последним подонком, который заслужил смерть и потому умер? Но вопрос в том, поверит ли мне Генрих.

— Я вполне понимаю твои опасения, но хочу лишь предупредить, что в один прекрасный день может случиться так, что ты очень пожалеешь о прежней лжи и особенно о том, что твой нормандец не знал правды.

— Увы, но тут уж ничего не поделаешь. — Она посмотрела на небо. — Рассветает. — У нее было желание стиснуть Дилана в объятиях, крепко, по-дружески, но она ограничилась простым рукопожатием, чтобы случайный свидетель, окажись он поблизости, не расценил этот жест именно как жест прощания. — Спасибо тебе за помощь. Я очень тебе обязана, кузен.

— Уж это точно. И в один прекрасный момент я попрошу возвратить должок. Но сейчас нам нужно поторапливаться.

Возле самых ворот Дилан, как обычно, приветствовал охранников. Многие знали, что на рассвете Алана с Диланом покидают поселок.

Обменявшись традиционными любезностями, Дилан сказал: