Странность - Нейтан Баллингруд

подо мной разверзается темная бездна сна.

Последним, что я увидела, прежде чем в нее упасть, был луч оранжевого света, отражавшийся в глазу вдовы, которая в блаженном экстазе смотрела в темноту над собой.

Меня разбудил какой-то звук. Я не всплывала к бодрствованию – меня выбросило в полную боеготовность. Я торопливо оглядела комнату в поисках угрозы. От огня в плите остались только угольки, наполнявшие комнату красной, ярящейся тьмой. Вдовы Кесслер нигде не было. Люк в подвал был закрыт. Все неправильное в этом доме обитало внизу, и я уставилась на него, ожидая, что он вот-вот распахнется. И поняла, что из подвала доносится шарканье – на этот раз там был не один человек, а несколько, и они медленно перемещались, словно бесцельно двигаясь по кругу. Сквозь половицы поднимался шепот, заволакивая домик вдовы подобно дыму.

Я села, тяжело дыша. Готовая бежать.

И услышала голос вдовы; все остальные, кем бы они ни были, затихли.

Она продолжила говорить, но слов я не различала.

Несмотря на испуг, я должна была понять, что происходит. Казалось, будто вся моя жизнь состоит из вопросов без ответа, и теперь мне наконец-то представилась возможность разобраться с одним из них. Я встала с раскладушки и подкралась к люку. Половицы застонали, но не так сильно, чтобы меня смогли услышать. Я потянула за ручку, и крышка, скрипнув, поднялась.

В подвале подо мной никого не было. Я видела это в свете фонаря, сочившемся из соседней комнаты – той, где я нашла череп и грибное поле. Той, где я видела уходящий в длинный тоннель силуэт.

Голос вдовы стал отчетливей.

– Конец уже близок. Все будет хорошо.

Должно быть, она рассказывала им о «Фонарщике». На меня нахлынули одновременно опасение и облегчение: первое – потому что тайна, которую я обещала хранить, выплывала наружу, а второе – потому что происходившее в подвале было ободряюще прозаичным.

Я поставила ногу на первую перекладину лестницы, уже не так опасаясь наделать шума.

– Вам больше не нужно быть одинокими. Вам больше не нужно страдать.

Спустя мгновение я уже стояла в подвале, среди рядов солений, консервов и громоздящихся друг на друга ящиков. Свет фонаря вытекал из маленького проема, который вел в соседнюю комнату. Со своего места я не могла туда заглянуть, но видела, как грибы, покрывающие пол комнаты, взбираются вверх по стенам проема, точно любопытные щупальца какого-то огромного чудовища. В конце концов, подумала я, оно захватит весь подвал и выползет наверх сквозь половицы.

– Мы пришли сюда, потому что нас призвали. Мы пришли сюда, потому что ей нужен голос. Этим голосом станем мы.

Я заколебалась. Вдова говорила не о «Фонарщике».

– Ешьте, – сказала она. – Ешьте и спускайтесь за мной к садам.

В груди у меня похолодело. Я подкралась к проходу, стараясь не шуметь. Пол здесь был из утрамбованной земли, так что это оказалось несложно. Я прижалась к стене и заглянула в комнату.

Фонарь стоял у входа в тоннель, со спины освещая вдову Кесслер, которая выглядела как черная тень, вырезанная в свете. Перед ней расположились восемь жителей Дигтауна – шахтеры, которые провели здесь слишком много времени, шахтеры, которые слишком долго дышали Странностью. Они сидели ко мне спиной, но по движениям их рук и влажному чавканью становилось ясно, что они едят заполонившие комнату грибы. Из шляпок, которые они раздирали зубами, вырывались сияющие зеленые облачка. Свет полумесяцем отражался от бледной кости лежавшего у ног шахтеров черепа Захарии Кесслера.

Я закусила губу, чтобы не издать ни звука. Вдова Кесслер была всего лишь темным силуэтом, но я могла поклясться, что она смотрит на меня.

– Пора, – сказала вдова. – Она ждет нас.

Она повернулась и скрылась в тоннеле. Дигтаунцы медленно поднялись на ноги и, даже не оглянувшись, последовали за ней.

Я поднялась в дом, закрыла люк и легла на раскладушку. Мне некуда было больше идти. В доме было тепло, но меня трясло; я натянула на голову одеяло: детская защита от чудовищ.

В конце концов, уж не знаю как, у меня получилось уснуть.

24

Утром, когда я проснулась, вдовы Кесслер все еще не было. Огонь в плите угас, но тепло еще не покинуло дом. На столе меня ждали маленькая буханка хлеба, кружка и все, что нужно для приготовления кофе. Я встала с раскладушки, завернувшись в одеяло.

Люк был открыт. Я опустилась рядом с ним на колени и тихо позвала:

– Миссис Кесслер?

Ответа не было. Поколебавшись, я взяла со стола свечку и зажгла ее спичкой. Потом сбросила одеяло и спустилась по лестнице. Пламя свечи почти не разгоняло густую тьму. Хотя в комнату наверху просачивался свет солнца, здесь, внизу, все еще царила полночь.

– Миссис Кесслер? Вы здесь?

Я прошла мимо консервов и воды, мимо ящиков с припасами, и вошла в ту комнату, где стала свидетельницей ее странной проповеди. Ковер из грибов был местами растоптан, но оставался достаточно густым, чтобы укрывать большую часть пола. Я медленно пересекла комнату, старательно обогнув кости Захарии Кесслера. Подошла ко входу в тоннель и заглянула в него.

Тоннель круто уходил вниз; грибы точно так же устилали его пол и росли даже на стенах. Я с опаской продолжила путь. Каждый раз, когда я наступала на гриб, вокруг моих ног взметывались тускло светящиеся люминесцентные споры. Я знала, что вдыхаю их и ничего не могу с этим поделать, но после похода в кратер Пибоди беспокоиться о таком было глупо.

Тоннель начал поворачивать вправо, спуск стал еще круче. Прошлой ночью – а скорее всего, еще раньше – в грибах протоптали тропу, и я старалась идти по ней, решив, что земля там ровнее всего. Рукой я скользила по стене, чтобы не потерять равновесие.

Постепенно мне начало казаться, что я парю. Возникло сильнейшее ощущение, что я переступила границу сна.

Легкий ветерок, от которого задрожало пламя свечи, принес чьи-то шепотки. Я остановилась.

– Миссис Кесслер? – едва слышно позвала я.

Тоннель продолжал изгибаться вправо, и впереди мне была видна стена. С колотящимся сердцем я решила пройти еще несколько футов, а потом повернуть обратно. Мне нужно было вернуться к Салли, чтобы продолжить работу. Но у меня кружилась голова, меня терзало любопытство и подгоняли темные чары. Я должна была увидеть.

Еще один поворот – и тоннель закончился обрывом. Встав на его краю, я поняла, что смотрю в Глотку. Она была огромным колодцем тьмы. В десятке футов от себя я заметила металлическую шахту одного