"Мессершмитты" над Сицилией. - Йоханнес Штейнхоф

— И кому вы думаете сообщить об этом? — спросил я с горечью. — Скажите генералу, хотя он должен прекрасно это знать. Он сам лишь два года тому назад командовал эскадрой.

— Не будьте несправедливы к нему. Я уверен, что он отлично обо всем знает. В конце концов, он принадлежит к тому же самому поколению, что и мы, и его боевой опыт точно такой же, что и наш. Но что он может сделать?..

Я пожал плечами и снова посмотрел в направлении раненого. Возможно, Лютцов прав. Мы должны продолжать. Мы придали нашим военачальникам и командам, исходившим от них, почти непогрешимый вид и в то время, когда все еще побеждали, думали, что это замечательно. Теперь, во время поражения, мы не имели альтернативы, — должны были ждать и выполнять их приказы, даже если эти приказы неправильные и даже если мы твердо знали, что они неправильные.

Выбравшись из своего самолета, Бахманн сел под оливковым деревом. Его глаза не отрывались от спины доктора, который все еще стоял на коленях, занимаясь своим пациентом. Пристально глядя на эту сцену, он продолжал загорелой рукой беспокойно поглаживать свой подбородок. Его поза, как мне показалось, была позой старика: изношенные тропические ботинки с кожаными носами и парусиновым верхом, сальный, желтого цвета мешочек, пристегнутый к спасательному жилету, избитые, потертые перчатки, чья единственная задача состояла в том, чтобы не позволять рукам, которые неизменно потели, соскальзывать с ручки и кнопок управления. Доктор поднялся, закончив перевязку. Раненый лежал с закрытыми глазами. Он был в сознании, но не произнес ни слова. Вероятно, страдал от последствий шока.

— У него правая икра вырвана разрывной пулей, — проговорил доктор тихо, чтобы не слышал пациент. — Пока нельзя сказать, удастся ли сохранить ногу. Мы должны немедленно отправить его в госпиталь. — Он сделал паузу перед тем, как продолжить. — На материк, если возможно. Я сделал ему инъекцию морфия и укол против столбняка.

— Мы должны будем подождать наступления сумерек, чтобы не рисковать «шторьхом», — сказал я, — и, если на аэродроме Вибо-Валентия не будет тревоги, они смогут договориться, чтобы его отправили дальше без задержки.

— Телефон, господин майор! — прокричал из барака фельдфебель Корн.

Это был Тонне, командир истребителей-бомбардировщиков «фокке-вульф». Его люди базировались здесь, выполняя вылет за вылетом, однако наносимый ими ущерб был не более чем булавочный укол.

— Только что из штаба воздушного флота пришел приказ, — сообщил Тонне. — Я читаю: «Немедленно перебазироваться на запасные посадочные площадки около Трапани вместе со штабным звеном, 1-й и 2-й группами 77-й истребительной эскадры. 3-й группе 77-й эскадры вернуться на Сардинию».

— Спасибо. Я начну перебазирование, как только мои самолеты будут заправлены и перевооружены, то есть через несколько минут. Думаю, что аэродром около Салеми[109] лучший из двух, и предлагаю лететь туда.

— Отлично, — спокойно ответил командир истребителей-бомбардировщиков. — Но сначала я полечу к кораблям около Джелы, чтобы поставить в этом деле точку.

Аэродром около Салеми был рядом с той фермой, которая так досадила «киттихаукам». Без сомнения, противник принял ее за опорный пункт, но с таким же успехом он мог искать нас где-нибудь еще. Взлетно-посадочная полоса около Корлеоне была не чем иным, как последним убежищем на случай, если мы должны будем покинуть Трапани, но все же продолжать оставаться в западной части острова.

— Мы вылетим на передовую взлетно-посадочную площадку около Салеми! — прокричал я Корну. — Хочу как можно скорее узнать, сколько готово самолетов.

Часть из нас могли бы отправиться сейчас, а все еще обслуживаемые самолеты последуют за нами позже. Это подразумевало, что мы будем лететь группами слишком малочисленными, чтобы сформировать жизнеспособный боевой порядок. По пути на запад мы намеревались выполнить штурмовые атаки плацдармов высадки десанта. Я не видел Уббена, который командовал моей 3-й группой, с момента нашего прибытия в Джербини. Он по телефону доложил о присутствии своей группы, рассказал о бое над Этной и теперь готовился вернуться на Сардинию. Его приготовления шли с такой же скоростью, что и наши, так как все мы хотели как можно быстрее покинуть нашу незащищенную позицию, прежде чем враг сбросит на нас очередную порцию бомб.

Лютцов пришел, чтобы попрощаться.

— Я направляюсь в Катанию, — сказал он. — Обязательно сообщу генералу о том, как у вас обстоят дела. Если бы только фюрер дал нам разрешение эвакуироваться с острова.

«Фюрер, — подумал я рассеянно. — Да, конечно, фюрер!» Но в этот момент враг казался более важным.

«Согласится ли враг, — спросил я себя, — разрешить нам эвакуироваться с острова?»

На этот раз, когда мой самолет оторвался от земли, чтобы перенести меня к Трапани, чувство большого облегчения, которое возникало у меня всякий раз, когда я покидал Джербини, полностью отсутствовало. Возможно, отсюда мы в последний раз вылетали, поскольку конец был очень близок. Даже если бомбежки внезапно прекратятся, пройдут недели, прежде чем мы сможем начать эффективные атаки, такую испытывали нехватку всего необходимого для действий истребительного подразделения — квалифицированного персонала, запчастей, боеприпасов и даже бензина, — и ясно, что мы могли взлетать только с тех немногих передовых взлетно-посадочных площадок, до которых транспорт добирался лишь ценой огромных усилий. Мы были свидетелями, как на этом театре подтверждались слова, процитированные Тонне: «Уничтожение одних военно-воздушных сил другими может гарантировать последним беспрепятственные действия и безопасное развертывание их наземных войск». Без сомнения, этот наш вылет покажет американцам, что с нами еще не покончено, — он будет стоить врагу нескольких жизней и принесет разрушение части его оборудования, — но по сравнению с тоннами бомб, которые он сбрасывал на Сицилию, это будет иметь небольшое значение.

Позади меня были лишь девять «мессершмиттов». Остальные должны были вылететь из Джербини, как только их обслужат, и присоединиться к нам на передовой взлетно-посадочной площадке. Мы ни в каком смысле не были большой группой; немногие самолеты, имевшиеся в нашем распоряжении, были бесполезны против вражеских бомбардировщиков, ощетинившихся пулеметами. Возможно, мы смогли бы в ходе «собачьей схватки» сбить несколько истребителей, но и числом, и качественно эти самолеты превосходили наши.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});