"Мессершмитты" над Сицилией. - Йоханнес Штейнхоф

— Может быть, вы правы, — произнес Лютцов задумчиво. — Самолеты и другое оборудование можно заменить; опытного механика — нет. Если вы сумеете переправить ваших людей через Мессинский пролив целыми и невредимыми, мы сможем перевооружить эскадру. Вы знаете, что мы теперь выпускаем тысячу истребителей в месяц и, возможно, станем выпускать еще больше? Как известно, наши потери также очень велики. Мы теряем сотни только на стадии обучения.

В этот момент поперек аэродрома, рыская из стороны в сторону, пролетели два истребителя и вслед за ними вернувшаяся из вылета эскадра, пилоты один за другим быстро заходили на посадку. Немедленно вокруг снова поднялась пыль и воцарился хаос.

— Гауптман Штраден выпрыгнул на парашюте поблизости, — высунувшись из окна барака, сообщил фельдфебель Корн, вынужденный кричать настолько громко, насколько мог, чтобы расслышать сквозь шум самого себя. — Нам нужен «шторьх»!

Помолчав мгновение, он сконцентрировался на разговоре по телефону и вскоре после этого объявил:

— 2-я группа посылает свой «шторьх», господин майор. Они знают, где он выпрыгнул на парашюте.

Затем с докладом пришел Бахманн и рассказал мне о бое. По-видимому, они набирали высоту западным курсом, чтобы занять позицию со стороны солнца, когда будут атаковать «Крепости». Находясь в квадрате «Марта», они все еще поднимались, когда увидели ниже себя «боинги», направлявшиеся на север. Гёдерт немедленно начал атаку, которая была почти как из учебника. Однако в тот же самый момент эскадрилья «Спитфайров» спикировала на них и смогла разделить их на части. Сохранив сомкнутый строй, Штраден вместе со штабным звеном под интенсивным огнем смог выйти на дистанцию огня в хвост одному бомбардировщику. Внезапно его машина начала уходить с набором высоты, и он сообщил, что получил попадание и ранен. Затем он развернулся и перешел в крутое планирование в направлении Джербини. Но почти немедленно сбросил фонарь и, сделав переворот через крыло, покинул самолет. Бахманн видел его открывшийся парашют.

«Шторьх» со Штраденом на борту приземлился в нескольких метрах от барака. Носилки с раненым осторожно вынули из самолета, и врач, приданный 1-й группе 53-й истребительной эскадры, сразу принялся разрезать на бедре его пропитанные кровью брюки.

— Еще один потерпел неудачу, — сказал я Лютцову, когда мы прохаживались поблизости. — 1-я группа сообщила, что потеряла троих. Эскадра продолжает терять все больше и больше пилотов. Все здесь движется к концу, Францл.

Он, казалось, мысленно составлял картину боя, который мы провели. Конечно, как инспектор на Юге он имел мало влияния на тактические решения на этом театре, но его слова имели определенный вес в кругах, близких к инспектору истребительной авиации. Возможно, его личные впечатления облегчили бы принятие решения о прекращении неравной борьбы на острове.

Я видел мертвых и умирающих людей. За четыре года войны, за четыре года почти непрерывных боев, а это целая вечность, я видел, как они разбивались, истекали кровью и горели: некоторые просто мальчики, неоперившиеся юнцы, которые были немедленно сражены тем, что называется судьбой; другие, люди в возрасте, ветераны, чей опыт превосходил опыт всех остальных и все же чей час внезапно пробил. Считалось, что Штраден лишь ранен, но я полагал, что не увижу его в течение долгого времени, возможно, больше никогда, не увижу лица пилотов, стоявших вокруг «шторьха», в то время как доктор занимался Штраденом, и эта сцена намертво отпечаталась в моей памяти.

Теперь это была одна из последних баз на острове. Солнце безжалостно поливало жаром желтую равнину, с которой группы людей, подобных нам, лихорадочно поднимались в воздух на немногих оставшихся самолетах, процесс, который до сих пор неизбежно заканчивался очередной потерей самолетов. В то время как механики со скоростью, приобретенной практикой, заправляли самолеты горючим и грохотали патронными лентами по капотам двигателей, пилоты, вялые и безучастные, стояли или сидели на корточках под пыльными оливковыми деревьями. Едва ли можно было услышать слова. Каждый человек знал, что он и его компаньоны дошли до предела сил.

Теперь не было ничего, что бы напоминало лихого, элегантного летчика-истребителя с желтым шарфом и в щегольской униформе. Наш внешний вид точно отражал состояние, в котором мы находились: мятые, грязные, запятнанные маслом брюки, древние, сальные спасательные жилеты и небритые лица. Все вокруг было пыльного, коричневого цвета — земля, одежда, лица, самолеты. Есть лишения победы, лишения, которые в России и в Северной Африке мы переносили бодро и которые иногда просто не замечали — приподнятое настроение давало нам ощущение нашего превосходства. И есть лишения поражения, лишения грязи и позора, разъедающие мораль, вредящие боевому духу и служащие лишь тому, чтобы множить новые поражения. Это, как нас учили, было время для прирожденного военачальника, который сумеет вывести своих людей из состояния депрессии, дать им цель, вдохновить новым наступательным порывом и смело вести навстречу врагу, навстречу смерти или славе. Нам всем, выполнявшим здесь в жаре и грязи рутинные боевые задания, эта концепция виделась крайне сомнительной. Это был пережиток Первой мировой войны, если не дней кавалерийских атак, совершенно бесполезный в ситуации, в которой мы теперь оказались. Война в воздухе — война технологий, которая не может быть выиграна технически слабой стороной, несмотря на ее высокую мораль и бесстрашные действия. Этого наши фельдмаршалы не сумели понять, и это стало причиной того, почему рейхсмаршал мог мыслить лишь категориями храбрости или трусости и для него истребительная авиация, потерявшая превосходство, не могла быть никакой другой, как только трусливой.

Внезапно мои мысли прервал голос Лютцова:

— Мы должны перебросить вас на материк, пока еще есть ядро, вокруг которого можно восстановить эскадру. Северную Африку оставили слишком поздно. Очевидно, что эскадра — это нечто большее, чем конгломерат самолетов, оборудования и определенного числа людей.

— И кому вы думаете сообщить об этом? — спросил я с горечью. — Скажите генералу, хотя он должен прекрасно это знать. Он сам лишь два года тому назад командовал эскадрой.

— Не будьте несправедливы к нему. Я уверен, что он отлично обо всем знает. В конце концов, он принадлежит к тому же самому поколению, что и мы, и его боевой опыт точно такой же, что и наш. Но что он может сделать?..

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});