Одинокий волк - Джоди Линн Пиколт

бурной лекцией по дороге к дому Люка и обещанием, что, если понадобится, в следующий выход на публику я заклею ему рот скотчем. Затем я еду в больницу и по дороге сообщаю Джорджи, что Эдвард отпущен под залог и пока в безопасности.

В кабинете доктора Сент-Клэра мне говорят, что он в операционной. Поэтому я наливаю себе кофе и останавливаюсь перед сестринским постом в отделении интенсивной терапии.

– Привет. – Я улыбаюсь женщине с могучими, как Великая Китайская стена, формами. – Вы похожи на здешнюю начальницу.

Она даже не отрывается от экрана компьютера.

– А вы похожи на представителя фармацевтической компании. Можете оставить образцы в подсобке.

– Вообще-то, я адвокат, – говорю я.

– Мои соболезнования.

– Я пытаюсь найти медсестру, которая пострадала в том происшествии в четверг. Есть шанс, что она получит денежную компенсацию…

– Ясно-понятно. Как всегда, удача на стороне Морин. Мне достается хроническая рвота в палате двадцать два Б, а ей компенсация за травму из-за легкого тычка. – Медсестра указывает на другую женщину в форме – та заталкивает грязное постельное белье в корзину. – Вон она.

Я приближаюсь к ней по коридору:

– Морин, меня зовут Джо Нг. Я адвокат.

– О, ради всего святого! – вздыхает она. – Полагаю, вас прислал мой брат?

Видимо, ее брат услышал о том, что произошло, и углядел возможность поживиться. Благодаря таким парням я и зарабатываю на жизнь.

– Да, – не моргнув глазом лгу я.

– На самом деле мне нельзя с вами разговаривать. Начальство уверено, что на больницу подадут в суд. – Морин качает головой. – Но мне так жалко бедолагу. Он пробыл здесь всего шесть дней, а сын уже готов отключить его от жизнеобеспечения.

– Насколько я понимаю, прогноз мистера Уоррена не очень обнадеживающий…

– Чудеса случаются, – отрезает Морин. – Я наблюдаю их каждый день.

– Что именно там произошло?

– Сын подписал разрешение на донорство органов, назначили день изъятия. Мы все думали, что он получил согласие от сестры. Она несовершеннолетняя, так что формально у нее нет права голоса, но у нас в больнице принято отключать аппараты поддержания жизни только при согласии всех членов семьи. Когда наш адвокат поняла, что согласия сестры нет, то отправилась поговорить с ней.

– Где вы были в это время?

– Сидела перед аппаратом искусственной вентиляции легких. – Она задирает подбородок. – Я могу не соглашаться с решениями, которые принимают некоторые семьи, но я все равно делаю то, что говорят, ведь это моя работа.

– Чем занимался сын мистера Уоррена?

– Ждал. Вместе со всеми нами. Он ничего не говорил. Вы же понимаете, для него это был трудный момент.

– А потом?

– Девушка ворвалась в палату, как сами знаете кто из табакерки. Я даже не успела понять, что происходит, как сын протиснулся мимо меня и выдернул вилку из розетки.

– Что он сказал?

– Ничего. – Морин пожимает плечами. – Все произошло очень быстро.

– То есть вы не слышали, чтобы он сказал: «Умри, сволочь!»?

Медсестра фыркает:

– Такое я бы запомнила.

– Вы уверены, что не могли пропустить слова мистера Уоррена, потому что он толкнул вас?

– Я ушибла бедро, а не уши, – отвечает она. – Слушайте, мне нужно работать. И вообще, я уже рассказывала все брату на прошлой неделе.

– Брату?

– Да. – Она закатывает глаза. – Дэнни Бойлу. Ведь это он вас прислал?

Когда я приезжаю в офис Дэнни Бойла, мне говорят, что он снимает показания и не может принять меня без предварительной записи.

– Он точно захочет поговорить со мной, – настаиваю я и прохожу мимо секретарши, открывая одну за другой двери, пока не нахожу конференц-зал.

Бойл сидит напротив адвоката и его клиента. Когда прокурор замечает меня, его лицо меняется, и я опасаюсь, что он вот-вот взорвется.

– Я сейчас немного занят, – произносит он резким, как пила, голосом.

Меня догоняет секретарша:

– Я пыталась остановить его, но…

Я блаженно улыбаюсь:

– Думаю, в интересах окружного прокурора Бойла меня выслушать. Особенно учитывая, что следующей моей остановкой будет пресса.

Рот Бойла растягивается в двумерной улыбке.

– Мне придется ненадолго отлучиться, – говорит он клиенту и направляется в кабинет. Отпустив секретаршу, он закрывает за нами дверь. – Лучше бы вы принесли действительно важные новости, Нг, потому что, клянусь, я подам в ассоциацию адвокатов жалобу на должностное преступление, если вы…

– У вас крупные неприятности, Дэнни, – перебиваю я. – «Умри, сволочь»? Вы серьезно?

Он пожимает плечами:

– Так мне сказала свидетельница. Она давала показания под присягой.

– А вот что известно мне: вы расспрашивали свою сестру и прекрасно знали, что Эдвард не говорил ничего даже отдаленно похожего. То есть вы намеренно допустили лжесвидетельство на заседании большого жюри. Вы можете верить, что такое громкое дело позволит получить голоса консерваторов и вы вернетесь на свой пост, не успеет и кресло остыть. Но большинство людей в этом округе предпочитают иметь дело с честными адвокатами, а не с пронырами, готовыми исказить закон, чтобы получить политическое преимущество.

– Девушка пришла ко мне, – отвечает Бойл, – а не наоборот. Не моя вина, если она откровенная лгунья.

Я делаю шаг и тычу пальцем ему в грудь, хотя и на голову ниже его:

– Дэнни, вы когда-нибудь слышали о юридической проверке? Вы говорили с врачами Люка Уоррена, чтобы выяснить, действительно ли Кара понимает прогноз отца? Вы спрашивали кого-то еще, кто был в больничной палате, то есть любого, кто не приходится вам кровным родственником, заметили ли они намерение или преступный умысел? Или вы просто решили поверить семнадцатилетней девчонке, которая в отчаянии пытается сохранить жизнь отцу? – Я достаю телефон из кармана и держу его между нами. – У меня на быстром наборе глава профсоюза, и если вы не примете меры прямо сейчас, завтра утром вылетите из игры. – Я сажусь в кресло за его столом. – Я даже подожду здесь, чтобы убедиться, что вы сделали правильный выбор.

Бойл бросает на меня злобный взгляд, но все же подходит к столу, нажимает кнопку громкой связи и набирает номер из сохраненных контактов. К моему огромному удивлению, голос на другом конце провода мне знаком, и он принадлежит отнюдь не редактору крупнейшей газеты Нью-Гэмпшира.

– Кара, – говорит прокурор, когда она берет трубку, – это Дэниел Бойл.

– Что случилось? – спрашивает она.

– Ничего… Я хочу задать тебе очень важный вопрос.

На мгновение воцаряется тишина.

– Э-э-э… Хорошо.

– Ты солгала перед большим жюри?

Голос Кары долетает до нас потоком слов:

– Вы сами сказали, что их нужно заставить поверить в преднамеренность, что Эдвард собирался убить отца, и у него был злой умысел. Я сделала то, что должна была сделать. Я не лгала, я просто сказала то, что вы велели мне сказать.

С