Я и мой оригинал (СИ) - Анастасия Солнцева

собственные оттенки. Только для себя. И только для него. Умом я понимала, что с каждым прожитым днем я становлюсь все менее похожей на себя прежнюю и что люди не способны меняться так быстро и так кардинально. Если только их не заставляют это делать. Но в какой-то момент пришло осознание — мне все равно. Просто все равно.

Уже потом, в мой первый длительный запой, Сашка спросил, отбирая у меня бутылку дешевой отвратной водки:

— Ты что, действительно в него влюбилась?

Это был первый и последний наш разговор на эту тему, которую более ни он, ни я не поднимали.

А потому я ответила, ответила так честно, как никогда прежде:

— Ты знаешь, как дышат дельфины? Каждый вздох и каждый выдох для них — это осознанный выбор. Выбор жить. Но жизнь свою они могут оборвать, просто перестав предпринимать к этому усилие. Вот так и я жила до встречи с ним — делала осознанное усилие, направленное на то, чтобы прожить еще один день. Каждый день я вставала с кровати, говоря себе, что это последний. Последний день, который мне нужно прожить. Я обещала себе, что это будет последний. Так мне удавалось заставлять себя оставаться в этом мире как можно дольше. А потом появился он. Я не знаю, что именно было между нами. Любовь? Кажется, это слишком простое слово. Мои чувства к нему не были лавиной, которая в один миг обрушивается на твою голову. И все же они были слишком сильными и слишком неожиданными для меня, слабой и неподготовленной. Да и можно ли вообще к такому подготовиться? Пока дети взрослеют их учат столько всему, но не обучают главному — как жить в этом мире. И как в нем любить кого-то… Я не знаю, кем мы были друг для друга, но одно мне было известно точно — моя жизнь из осознанно-выбранной превратилась в неопределенно-автоматическую. Я жила не потому, что я сделала такой выбор, проснувшись по утру, сосчитав все трещинки на потолке и убедив себя, что жить надо, пойдя на компромисс с волей и совестью. Я жила, потому что он был рядом, не задумываясь о том, который из следующих рассветов станет для меня последним. Он был рядом. И это было достаточной причиной чтобы жить. Любила ли я его? Наверное. Нет. Не знаю. Просто… рядом с ним было больше причин дышать. Рядом с ним было тихо. Тепло. И спокойно.

35.

— Знаешь, ты такая милая, когда сопишь во сне, — мягко проговорил знакомый голос. От теплого дыхания зашевелились волосы на виске.

Я улыбнулась сквозь сон и игриво возмущенно ответила:

— Я не соплю, я же не ежик.

— Ты ежик, — нежные губы скользнули вдоль шеи к ключицам и ниже по коже, оставляя цепочку согревающих поцелуев.

Я улыбнулась еще шире и довольно потянулась сытой кошкой, ощущая необычайный прилив сил. Словно меня окутывали солнечные лучи, наполняя светом и энергией, как если бы я подключилась к мощному источнику питания, который возвращал меня к жизни. Давно со мной такого не было — ощущения внутреннего тепла, безмятежности, умиротворения, которое напоминало о давно прошедших днях, тех днях, когда у меня была надежда. Надежда на будущее, в которое я смотрела робко, с опаской, но все же смотрела.

— Как ты могла так себя запустить? — тихо, но суровея с каждым словом проговорил голос. — Еще бы чуть-чуть, и ты бы уже не проснулась.

— Что за глупость? — хихикнула я, все еще не открывая глаз и наслаждаясь сладостью полудремы.

— Да, умереть во сне действительно крайне глупо, — уже без пришептывания рявкнул голос и меня с силой встряхнули.

Распахнув глаза я в первый момент подумала, что брежу. Второй пришла мысль, что я все еще сплю.

— Ты?! — отшатнулась я и, наверное, рыбкой соскользнула бы обратно воду, если бы крепки руки не удержали меня на месте.

— Я, — кивнул Риган и улыбнулся. Такой знакомой, такой родной насмешливо-лукавой улыбкой, которая очень редкой гостьей и всегда преображала его лицо, словно забирая все прожитые годы, всю печаль, скрывающуюся в едва заметных морщинках, убирая всю боль из проницательных глаз, превращая его в мальчишку.

— Не может быть, — продолжала отрицательно мотать головой и шептать я, не веря собственным глазам, не веря тому, что вижу его перед собой так близко, что ощущаю тепло, исходящее от его тела, ощущаю его силу, такую знакомую и естественно-привычную. Вот он, совсем рядом, только руку протяни.

Сердце болезненно сжалось и затрепетало, так быстро, словно стремящаяся вырваться на волю дикая птица.

— Ты же умер, — только и смогла пролепетать я, глядя на него округлившимися глазами.

Риган тут же перестал улыбаться, словно тень набежала на его лицо, которое почему-то теперь выглядело немного другим. Более худым, более мужественным, более…воинственным. Четче проступили скулы и надбровные дуги, заострился подбородок, чуть запали глаза, одновременно став больше, выразительнее. Кожа огрубела, покрывшись загаром. И появилась борода. Густая, черная борода, которая делала его похожим на пирата.

Он и до этого был красив, но теперь его красота приобрела какой-то дикарский оттенок. Если раньше он напоминал злого волшебника из мрачной сказки, где изначально нет шанса на спасение, то теперь он словно сошел со страниц романа о морских разбойниках, в которых грозные корсары, стоя на капитанском мостике и удерживая одной рукой кормило, глядят вдаль в то время, как их судно захлестывает штормовыми волнами. Им не страшен ни бог, ни черт, они не желают иметь ни друзей, ни врагов, верят только себе и только в себя.

Вот таким был этот новый Риган, сидящий напротив меня на маленьком каменистом островке посреди темного водоема. А вокруг уже рассеялся туман…

— Я умер, — подтвердил он, склоняя голову в знакомом жесте и глядя на меня исподлобья. Так делал только он. — Чтобы вернутся вновь.

Я закашлялась. Судорожные сотрясания переросли в истерический смех, а после в злой раздирающий горло хохот. Я смеялась и смеялась, до тех пор, пока не охрипла, а из глаз не покатились градом слезы.

Риган все это время наблюдал за мной, согнув колени и сложив на них руки.

— Вернуться вновь? То есть, воскреснуть? — голосом старого шкипера переспросила я. — Ты что, Христос?

Он несколько минут наблюдал за тем, как я надрываюсь то ли от смеха, то ли от слез, а после его рука метнулась ко мне в одно мгновение, оказавшись на шее и крепко сдавив, так, чтобы у меня осталось немного вариантов для выживания.

— Успокойся, — процедил тот, которого я любила и застрелила. —