Тройное Дно - Леонид Могилев

— Дайте, что ли, выпить, господин Бухтояров, — попросил Зверев.

— Почему же нет? Давайте. За чудесную встречу. Кстати, если эмоции будут, позывы к перемещению по акватории озера, то этого делать не нужно. Остров окружен верными людьми. Со вчерашнего дня окружен. И ствол ваш, господин Паша Ефимов, попрошу до конца ужина сдать. Ибо вам предстоит выслушать речи необыкновенные и… скажем, не совсем понятные. Психика у вас не совсем устойчивая. В знакомствах неразборчивы. Попросите его, господин Зверев, оружие сдать. Или себе заберите. Вам я доверяю.

— Сделай, Паша, как просят. Отдай ему ствол.

— И обойму?

— И обойму.

— Ну вот. Теперь все отлично. Тем более что вы совершенно свободные люди. По окончании торжественного мероприятия все вы получите свободу передвижения. А хотите — оставайтесь здесь. Работой обеспечим. Заработок проиндексируем. Вы работаете на «Трансформер».

— Трансформируем настоящее, хотите вы сказать? — уточнил Зверев.

— Вы, как человек культурный, несомненно знаете о разных моделях вселенной. Мир по Минковскому вам знаком?

— Теория железнодорожного расписания?

— Вот именно. Нельзя сказать короче и точнее. Я не сомневаюсь, что здесь собрались господа элементарно грамотные. Но вкратце напомню. Мир статичен. Настоящее, прошлое и будущее существуют одновременно. Каждое событие — это станция. Мы же движемся от одной станции к другой. Можно, впрочем, пересесть на другой поезд и изменить маршрут.

— Это уже промысел Божий, — отметил Зверев.

— Я вижу, вы мой главный оппонент. Что ж. Приятно видеть человека, который так долго строгался к встрече со мной, пожертвовал своей карьерой, стал вообще эфемерен. И весь вопрос в Том, удастся ли вам, Юрий Иванович, вернуться на свою станцию. Не важно, в какое время.

— У нас там шашлыки из осетра. Перегреются.

— Осетр, несомненно, купленный?

— Нет, отчего же. Есть в Ладоге осетр. Но можешь считать, что почти и нет. Владимир Ильич, когда волховский гигант энергетики строил, для судака рыборазводные заводы поставил, для осетра — нет.

— Да не ставил он никаких заводов, — влез Леша. — Не знал он про них ничего. Фантаст.

— Это не принципиально. Однако осетр остался, и местный люд им потчуется. Без огласки. Иначе набегут знатоки и ученые. Сколько до шашлыков осталось, Алексей?

— Минут семь.

— Ну ладно. Выпьем за дискретное состояние мира.

— Мне кажется, что я сошел с ума, — подал, наконец, голос Офицер.

— Пока не загремели залпы, вы в полном уме и здравии.

— Залпы в какую сторону? Где цели? — попробовал прояснить ситуацию Офицер.

— Цель может быть и многомерной, поэтому и залпы требуют большого искусства. Поправок побольше. Фактор риска вводится.

— Чтобы лучше вас понимать, я позволю себе по-офицерски, из фужера.

— Шашлыки! — крикнул неистово Леша.

Зверев фужера не осилил бы сейчас. Он ограничился рюмочкой и отведал хваленого шашлыка. Тот оказался все же пересушенным.

— Халтуришь, Алексей.

— Да ну вас с вашими тостами. Я жрать хочу.

— Господа, давайте действительно откушаем, а потом я позволю себе продолжить рассказ. Небольшой монолог. Чтобы было дальше все понятно и чтобы больше не было потерь и ошибок.

— Вы уж позаботьтесь, чтобы потери были минимальными, — попросил Зверев.

* * *

— Иногда станция назначения бывает буранным полустанком. Иногда — городом большим и сладким. Большие города не всегда хороши. Вы уж поверьте мне. Я видел всякие. По ту сторону границы, по эту. По ту — побольше и почаще. Города по эту сторону я познаю как бы вновь, хотя все должно быть наоборот. Так вот. Есть такой город далеко отсюда. Очень далеко. Скажем так, в одной из восточных стран. Я работал там в иные времена. Это не совсем верно, но пусть будет так. Не важно где и не важно кем. В этом городе есть место, где совершенно особенным образом заваривают чай. Представьте себе теплый осенний вечер, кафе на центральной улице этого города, кафе совершенно небольшое. Я только что откушал в другом месте суп из всяких морских тварей и выпил, естественно, несколько рюмок рисовой водки. Не стаканов, а рюмок. И теперь, сняв обувь при входе, сижу на циновке и пью чай. Через несколько дней я должен уехать в другой, большой, город, потом и страну переменить. При большевиках этим могли заниматься немногие. Я был среди них. Но, как вы понимаете, нет бесплатных завтраков. За все нужно платить. И вот, выйдя из чайного домика в определенное время и нужным образом, я вдруг замечаю, что все вокруг неуловимо изменилось. Понимаете, если долго живешь с той стороны зеркального стекла, то и воспринимаешь все наоборот. Меняются местами добро и зло, совесть и измена, страна проживания и место рождения. И чувства от этого обостряются. Это примерно как сейчас в России. Только нас это коснулось раньше. Больше информации, ближе к правде, острее чувства. Как-то совпал свет заходящего солнца и блики уходящего времени, ощущения дня и мираж чайной церемонии. Я почувствовал свою смерть. На улице, которая спускается к морю. Со временем начинаешь чувствовать неоднородность людской массы. Ты каждый день ходишь по улице, боковым зрением различаешь то, что справа и слева, то, что уходит и возникает. И я почувствовал свою смерть. И я ушел от нее. Она еще долго шла за мной, то приближалась, то отпускала. И в конце концов оставила. Надолго.

Но мне пришлось покинуть ту сказочную страну, расстаться с работой, с домом, даже с именем и изменить внешность. Вам это знакомо, Юрий Иванович? Человек-фантом. Один против всех.

Но я проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что можно победить лукавую. И я стал работать. У меня не было в Союзе семьи. На той работе это было в порядке вещей. Так было легче.

Здесь начиналось то, о чем мы знали в далеких странах. Мы не испытывали иллюзий. Мои товарищи по всему земному шару, в городах чудесных и мерзких, были уничтожены. Великая затейница смерть приняла их. Оприходовала. Те, кто смог спастись, легли на дно. Изредка их находят и берут в работу. Меня же как бы нет. Теперь вы примерно знаете, из какого мира я пришел сюда. Догадываетесь.

У меня были классные стопроцентные документы. В то время здесь начинались кооперативы, фирмочки. Я нашел надежных людей, и мы стали зарабатывать деньги. Серьезные деньги. Потом вложили их в дело. Это когда самые серьезные теневики еще не решались. У них не было информации. На одном инстинкте дело не сделаешь.

Мы вложили деньги в компьютеры и получили еще более огромные деньги. Но уже поднялась братва. Дышать стало тяжело. То тупое и ленивое порождение общепита, которое породило ген нынешней власти, поднялось из подсобок и кухонь. Оно дало генерацию новых людей, безжалостных и еще более жадных.

Мне не нужны были деньги ради денег. Мне нужен был капитал для защиты от смерти. Для свободы маневра и передвижения. Победить смерть можно. Читали в детстве сказочки про сестрицу Аленушку и братца Иванушку? Там много поучительного. В том числе и о живой воде, и о мертвой, и об обретении сил. Речь о земле. Тайные силы. Впрочем, я утомил вас, давайте выпьем. Офицер свой стакан, милиционер свою рюмку, а остальные как Бог на душу положит. Рыбу ты, Леша, испортил. И не спорь. Но не безнадежно. Я продолжаю.

В результате одной из операций мы потеряли все. Нас разорили. Я вынужден был продать квартиру. Согласитесь, что для личности со столь замечательной биографией и несомненными достоинствами это вещь непривычная. Я мог совершить очередную манипуляцию по трансформации личности. Мог подняться. Но прежде я решил упасть. И пошел в ночлежку.

Я прошел весь путь, от бесплатной похлебки до кабинета администратора. И не напрасно. Я спал в вонючих каморках и на пронзительно холодных чердаках. Мне было интересно, что это за люди, вшивые и пьяные, вокруг.

Поначалу я не различал их. Однородная человекоподобная масса, пропитанная «красной шапочкой» и аммиаком. Но, простите за сентиментальность, они же были маленькими, им подарки дарили, штанишки застирывали, футбол, марки в альбоме, школа, свидания и так далее. Я год собирал статистику по этим человеческим останкам. Нормальная категория. Жили бы сейчас в коммуналках, ходили с трехлитровой банкой за пивом к ближайшей бочке, с получки бы червонцы закашивали от жены. И вдруг десятки тысяч людей на чердаках. А вы думали — сколько? Просто не все на чердаках. Кто у родственников, кто мается, еще чего-то пытается изменить, думая, что это с ним происходит какая-то несуразность. Все. Поезд ушел. Они приговорены. Никто не будет возиться с трупом бомжа. Вы же это прекрасно, Юрий Иванович, знаете.

Возьмем тех, кто сидит в ларьках. Они тоже обречены. Когда нужно было остановить заводы, открыли кооперативы с сумасшедшими бабками. Чтобы отучить людей от работы полностью и навсегда, чтобы какое-то время продержать ситуацию на стабильном уровне, народ загнали в ларьки. Оттуда нет возврата. После них дорога ведет на чердаки. Я заглядываю в близкое будущее. Но те, что сидят в ларьках, будут распылены практически мгновенно. Время течет сейчас значительно быстрее. Это-то вы чувствуете. И простейшая политэкономическая модель, фрагментик ее, который я вам тут выстраиваю, нужен для понимания того, почему мы здесь все собрались.