Тройное Дно - Леонид Могилев

— Вот что, по-твоему, эти «как бы»?

— Ну, элементы направляющей. Длинные, тонкие.

— Вот и введут мне длинного и тонкого. А может быть, и тебе. Это оружие нового поколения. Ракеты. Портативные и мощные. Высокоточное оружие. В них компьютер. Те же крылатые ракеты, только компактные. Для пуска с нашей установки.

— Да хоть бы ядерные боеголовки. Тебе-то что? Там же все цело?

— Нет, Коля. Не цело. Одной не хватает.

— Так. Уже интересней. И где же она?

— Где, где. В п…де.

— Продал?

— Продал.

— Чтоб квартиру получше купить?

— Да какая разница, Коля.

— Ты вроде бы Родину предал. Кому продал-то?

— Да кому надо.

— Шутишь?

— Какие шутки. Я же комиссоваться должен был. Вчистую. Потом и концы в воду. Те, кто это добро привез к нам, сейчас далече. Они не скоро за своим товаром вернутся.

— Для уличных боев?

— Какая половая разница? А сейчас что? Комиссия ведь будет. Там знаешь сколько крючкотворов? Они ведь все разроют. Я этого гада Полуянова загрыз бы зубами.

— Так что же ты хочешь?

— А вот то и хочу, что молчать. И ты молчи, Коля.

— Гриша, так как же? У нас ведь два штыка осталось.

— Плюс вольнонаемные. В котельной. Это все свидетели.

— И что?

— Свидетели нам не нужны.

— Ты мне предлагаешь Абрамкина «определить»?

— А что делать?

— Я сейчас, пожалуй, позвоню кое-куда. Я, Гриша, ракет не воровал. И убивать солдат своих не буду. Ты уж меня извини.

— А меня?

— А что же делать?

— Ну неужели же мы сделать ничего не сможем?

— В рамках законности — нет. Денег-то много дали?

— Много, Коля. Очень много.

— И еще дадут?

— Что ты сказал сейчас, только что?

— Еще, говорю, дадут?

— Эти уже не дадут. Но есть другие. Как говорится, маркетинг проведен.

— Ты, маркетолог, лучше скажи: Полуянов знал про твои делишки?

— Когда ты был в Приозерске, в санатории, я машину покупателя загонял в бокс. Когда загружались, был только я и люди из Москвы. И точно, на этот раз без Полуянова не обошлось. Тельфера заедают в боксе. Причем оба. Я с ними не совладал. Покупатели тем более. Пришлось Полуянова призвать, у него руки золотые, и он у нас все чинит, ведь он же, Коля?

— Он, он… И что?

— Он догадался, что груз не простой. Пронюхал как-то.

— Дело нехитрое. Кто давал тебе на хранение ракеты?

— Есть один опытный завод в Москве. У меня там с академии дружок…

— Дружок… Ты хоть понимаешь, что вот так, по дружкам, по семейкам все и порушили? Ты же предатель, Гриша.

— Коля, а жить-то как?

— Да вот так. В палатках в чистом поле! Тебя что, палками в армию гнали? Шел бы в торговлю и жил себе!

— Коля, что ты несешь. То ж при большевиках было. В другом измерении.

— Измерение у нас, Гриша, одно.

— Что же делать, Коля?

— Иди ты. Не знаю. Впрочем, есть у меня один план. Дальность какая у изделий? Тактико-технические данные-то помнишь?

— Дальность небольшая. Пятьдесят верст. Она же маленькая, почти игрушечная.

— Так вот, отвезти ее в Москву втихую, заправить маршрут в компьютер…

— Я боюсь, Коля, и без нас заправили…

— Ты кому сдал изделие, отвечай…

— Знакомому одному мужику. Он в городе живет.

— Он что, из иностранной разведки? На них замыкается?

— По всей видимости.

— Ну и слава Богу. У них примерно такое же есть наверняка. Хуже, если нашим кирбабаям. Покупателей твоих не Саидом с Шамилем звали?

И тут полковник пустил скупую мужскую слезу.

— Поплачь, поплачь. Легче станет.

— Что делать-то?

— А ничего. Все теперь зависит от того, как себя поведут Абрамкин и вольнонаемный оператор котельной.

— Коля, давай убьем их.

— Я тебя убью. Я тебя самого убью! Слушай меня внимательно. Никаких нарядов, никаких увольнений. Мы стоим на отшибе. Мало ли что стреляли. Первым делом вольнонаемного, кстати, когда у него смена, утром? Запирай его на губу. Утром садим их с Абрамкиным в автомобиль и везем, как бы для ответа, для показаний. И где-нибудь держим несколько дней.

— Где?

— Да на даче твоей. Продумать только все. Аккуратно. Чтобы они не думали, что арестованы. Ты покупателя своего можешь найти быстро?

— Могу.

— Пусть подключается. Есть сейчас немало отличных частных тюрем.

— Хорошо. Но потом-то что?

— А потом ставим на довольствие других людей.

— Каких еще других?

— Ты что, не знаешь, сколько безработных сейчас? Потом, есть военно-исторические клубы. Кстати, у меня знакомство в одном. Дадут нам людей. Мы с ними проведем работу. Ты им денег дашь. Ведь дашь денег?

— Дам.

— Вот. Мы получаем отсрочку.

— Это что же, ряженые?

— Для них это будет как игра, на всем положенном довольствии. Можем даже больше набрать. Посты выставить. Только, естественно, без боевых патронов. Со штык-ножами.

— Ну а после, после-то что?

— А то, что Полуянов вернется. Он понял, что ракеты левые. Наверняка у этого хозяйственного парня также есть покупатели. Никакой усиленной охраны объекта здесь не предвидится. Ты хоть знаешь, что в боксик можно проникать, не снимая печатей, не трогая замков? Там же крыша разобрана.

— Как разобрана?

— Ити его мать командир! Ты что? Это же все знают! Даже кочегары. А ну пошли в бокс!

Ящики, зеленые, надежные и отчетливые, высококлассное оружие Родины, лежали у стены под брезентом. Всего полковник получил четыре ракеты. Одну реализовал. Оставалось три.

— Гляди, Гриша. Пломбы сорваны и искусно поставлены на место. Следы вторжения налицо. Вот топориком поддевали. Полуянов — высококлассный наводчик расчета. Он же институт почти окончил. По станкам. Ты думаешь, он не сообразил, просмотрев техдокументацию, что это такое? А если не сообразил, то покупатели на что?

В забытом начальниками, но, наверное, еще не оставленном Богом складе лежало блистательное оружие, не поставленное на конвейер, не загаженное прессой, известное немногим. Над ним зияла дырка в небесах.

* * *

Оператор котельной спал свиноподобно во время происшествия, а услышав выстрелы, не придал им значения. В это легко было поверить. Елсуков уволил его, посадив сменщика на двойной тариф и посуточное бдение у приборов. Через два дня нашелся новый кочегар.

Абрамкина Адомашин «уволил» вчистую, отправил обалдевшего от радости домой, выдав проездные, суточные и «премиальные». Естественно, взял подписку о неразглашении тайны — в интересах ведения следствия и с целью не ронять престижа армии. Абрамкин был родом вообще с Курильских островов, и в этом было большое счастье. Адомашин отправил его домой поездом.

Через неделю, которую они провели на объекте вдвоем, отдыхая по очереди, появились из лазарета «алкаши». Их они с Елсуковым отправили прямо от ворот: в командировку в город Тихвин — для возможных закупок продовольствия, чем привели обоих в немое изумление. Командировочные выдали щедро. Тела убитых солдатиков Елсуков с Адомашиным вывезли и захоронили в укромном месте, после чего выпили по бутылке водки, оставшись совершенно трезвыми. Они не стали палачами и затеяли опаснейшую и тончайшую игру, еще не понимая до конца, как выберутся из этой ситуации, что будет с каждым из них и будут ли они вообще топтать эту землю в ближайшем будущем.

Еще через два дня из кузова грузовичка выпрыгивали на плац бомжи «Трансформера».

Время полковника Адомашина и вошедшего с ним в преступный сговор капитана Елсукова то ли начиналось, то ли подошло к концу.

* * *

Он ушел недалеко. Пока не отпустило отчаяние и ужас, все ждал погони. Должны были отправиться за ним «спецы», милиционеры, курсанты, хоть кто-то должен был пойти следом. Тогда нужно было менять лежбище, просочиться сквозь цепь преследователей, до поезда какого-нибудь добраться. Что они, товарные вагоны будут шмонать? Не тот повод. В стране бардак и всеобщее побоище. Одним «стрелком» больше, одним меньше.

Всего в трех километрах от части «лежал на дне» Полуянов. Бывший цех по производству гранул из травы. Целая фабричка. Теплогенератор, воздуховоды, насосы, гранулятор. Он на таком работал в детстве вместе с папашей. Подбирал лопатой травяную муку, тачку катал. Потом доверили и кнопки. Работа грязная, но денежная. Травяная мука — корм для скота. По ночам к папаше подъезжали «беларуськи» с прицепами или легковушки. Несколько мешков — и деньги на лапу. Жили они тогда крепко. Теперь папаша в «челноках» с братьями. Работают по Польше. Про Варшаву они ему писали. «Челночное» дело хитрое. Можно и без товара вернуться, и голову потерять. А в Варшаву он еще поедет. Теперь он уже не сомневался, что капитан с полковником замолчали случившееся. И он знал почему. Для полковника это смерть. Богом забытая часть, в ней боксик, а в боксике такая вещь лежит.