Гномья летопись, или Быль об Олвине - Lars Gert

чешуйчатых, пернатых, длиннохвостых существ, издающих предупредительный клёкот и одновременно рык. От их ноздрей шёл пар, а глаза были точно стеклянные, как неживые.

— С добром ли ты пожаловал сюда, о маленький бородатый незнакомец? — Произнёс один из драконов, глядя глаза в глаза Зайну, а его перепончатые крылья, слегка поджатые, были беспокойны. — Уходил бы ты отсюда…

— Отчего ты гонишь меня, будто я тебе презлейший враг? — Отвечал ему Зайн.

— Это наш дом; не трожь наши сокровища, ведь в них заключено до поры до времени наше потомство! — Бросил гному другой дракон (по-видимому, мать будущих детёнышей). — Яйца наши весьма дороги нам; отступись же, странник…

— Чужого мне не надо, — С гордостью, обидой проговорил гном, направляясь к выходу из норы. — Двигала же мной простая гномья любознательность. — Добавил он, немедленно спускаясь к своим, ибо нора была в горах невысоко, и спуск на землю был достаточно удобен.

И прошло некоторое время, и свела судьба гномов и драконов вновь, ибо первые, спускаясь всё ниже, обнаружили драгоценные камни-самоцветы, что причудливо блестели, а последние весьма ими прельстились, наблюдая украдкой, как гномы возвращаются на поверхность с какими-то переливающимися на свету каменьями в своих ручищах.

И подлетел один из драконов ближе, ибо видел он неважно, и уселся на ближайшую глыбу, и во все глаза уставился на гномов. И страсть как интересно ему было, что же тащат из-под горы гномы! Но не украл, не отнял силою дракон у тружеников их добро; так и сидел он, перелетая с твердыни на твердыню, ибо разбросала некогда гора камней больших и малых немерено, и наблюдал.

И заметил однажды драконье любопытство Нейн, и, погладив свою длинную и уже седую бороду, бросил в воздух такие слова:

— Я слышу движение крыльев, я чую перемещение некоей огромной энергии. Если б замышлял ты зло, то давно бы это враз свершил. Чего ж тебе надобно, угодно? Ведь оставили мы вас в покое, и впредь уж не выслеживаем.

— Что такое блескучее вы вынимаете из горных глубин всякий раз? — Не скрыл дракон своего интереса, подлетев ближе.

— Так вот оно в чём дело! — Рассмеялся себе в ус Нейн, продолжая гладить бороду. — Делаем мы из них украшения для своих жён; Зайн, которого ты уже видел — мой сын и главный ювелир!

— Подари хоть кусочек! — Взмолился дракон, прижав крылья к туловищу, и вид у него сейчас был самый презабавный. Никакого страха и ужаса не смог бы он навести, ибо не было в первых драконах никакого зла — также, как и в эльфах и гномах.

— О-хо-хо! — Расхохотался предводитель гномьего народа. — Чего же ты раньше молчал? Нам не жалко; там, в недрах земли, камней этих великое множество. Правда, слишком глубоко мы не спускаемся… Так уж и быть, держи.

И протянул дракону Нейн самый красивый из сегодняшних найдёнков. И выхватил тот сей подарок, и уставился на него.

— Но что ты будешь с ним делать? — Спросил Нейн, перемигиваясь то одним, то другим глазком.

— Я вручу это сокровище другому сокровищу. — Немного подумав, сказал дракон. — Которое вот-вот вылупится из яйца.

Сказал — и был таков. Улетел дракон к себе обратно, но уже на следующий день прилетел вновь.

— Приветствую тебя, хозяин гор! — Вежливо поздоровался с драконом Нейн, слегка кланяясь. — Полагаю, ты — за новым блестуном?

— И да, и нет. — Ответил дракон. — Скажи: а какие они, ваши жёны? Ни одной я ещё не видел. Всё мужчины да мужчины…

— Жёны наши сидят дома и воспитывают наших детей. — Ответствовал Нейн. — Ведут они хозяйство, стерегут очаг, готовят пищу. Дома они покидают редко — но, если понадобится, в любой момент они придут нам на выручку.

— Интересный вы народ, гномы. — Задумался дракон. — Мы такие разные внешне, но такие схожие внутри. Не могли бы мы сдружиться?

— Я считал, что мы уже с тобой друзья, Летающее пламя. — Поднял свои брови вверх владыка Нейн.

— Разве ты — не король? — Подивился тот. — Не впервой высматриваю я, и наравне со всеми ты свершаешь всякий труд. — Наш лишь раздаёт приказы.

— Потому-то и избрали королём, дабы первым среди первых был во всём, да подавал пример; чтобы было, кому направлять, и было, за кем идти. — Подходя, высказался Нейнов сын, Зайн.

И протянул он новоявленному крылатому другу в знак почтения и уважения, в знак дружбы такой камень, при виде которого дракон не знал, куда себя деть от переполнивших его чувств и эмоций, ибо протянул ему Зайн драконий глаз, один из лучших камней горы.

— Ты весьма щедр, маленький гном; нет в тебе и капли скупости. — Произнёс дракон. — Наверное, тяжело порою вам обмениваться дарами с вашими друзьями, что живут у моря, в лесу и на равнине? Нам будет приятно вам помочь, и мы с радостью будем перевозить любой груз, летая туда-сюда. Нам будет нетрудно, и никакой платы мы не возьмём ни с тех, ни с других; ни с гномов, ни с эльфов — лишь камушком красивым не обделите — ради наших детей, которым нужно с чем-то да играть. И если в суровые годы не найдём мы пропитания — сможем ли мы надеяться, рассчитывать на вас, дабы раскопали б вы в земле заветные для нас коренья? Авось не оставите без пищи, хотя бы на обед…

И дал Нейн слово, и держал его исправно; так началась меж гномами и драконами великая дружба, как ранее с эльфами, и было это на сто десятом году правления гномьего короля, через пять лет после его переизбрания. И нарёк Нейн гору, пред которой проживал его народ, горой Энгер, а дракона — именем Хаггн; супругу же Хаггна стали величать не иначе, как энгерской хвосторожкой.

И ходил Нейн пред очами богов ещё одну добрую тысячу лет и, пресыщенный жизнью и плодотворными трудами своими летописными, довольный как своими отпрысками, так и своим народом в целом, отошел, наконец, в мир теней — ибо гномы, хоть и появились раньше эльфов (просто очень долго спали среди камней), не наделены были даром бессмертия. И оплакивали его все весьма, ибо воистину Нейн был величайшим вождём гномов, их первым предводителем, первым королём; и как милая пастушка, али поводырь не бросит своих беззащитных ягнят, так и Нейн никогда не вёл свой народ по ложному пути, пути всякой скверны, мерзости и лукавства. Его жизненный путь был долог и непрост, ведь вкусили гномы и смерть, и боль, и разочарование, и непонимание. Однако же, предстояло им постичь и другое — а именно пройти через ложь,