Выбор убийцы - Эд Макбейн

– Разве это не женский пистолет, Пит? – спросил Карелла.

– Совсем не обязательно, Стив, – отозвался Крониг. – Конечно, женщины им пользуются. Но и мужчины тоже. Примерно пятьдесят на пятьдесят. Зато уж кольт сорок пятого калибра точно не для женщин.

– Значит, либо женщина, либо мужчина? – мрачно произнес Карелла.

– М-да, – протянул Крониг и, взглянув на Кареллу, добавил с улыбкой: – Другие варианты мы решительно отметаем.

Когда детективы вышли из Главного управления, Карелла обратился к напарнику:

– Тебе раньше приходилось иметь дело с криминалистами?

– Случалось, – сказал Хейз.

– Тогда почему ты был так суров с Питом?

– Разве? Я и не заметил.

– И все-таки тебя что-то рассердило.

– Ученая лекция о баллистике, – сказал Хейз.

– Это его работа.

– Его работа – сообщить нам марку и калибр оружия, из которого застрелили Анни Бун. Меня не интересует, каким образом он пришел к своим выводам. А наша работа – искать убийцу, а не слушать, развесив уши, лекции о том, как работают криминалисты.

– Иногда и лекции бывает полезно послушать, – сказал Карелла.

– Ты собираешься податься в криминалисты?

– Нет, но если ты точно представляешь себе, что делает профессионал, ты не станешь требовать от него невозможного.

– Благородная позиция, – сказал Хейз. – Но я не люблю тратить время попусту.

– Иногда, чтобы раскрыть убийство, приходится тратить время. Теперь мы знаем, что стреляли из кольта двадцать пятого калибра. Не самый распространенный калибр. А воры и грабители, с которыми мы имеем дело, предпочитают тридцать второй или тридцать восьмой. У вас в тридцатом участке было по-другому?

– Да нет, примерно то же самое.

– Стало быть, надо покопаться в картотеке оружия. Пит прочитал нам лекцию, но я не в претензии, слушал с удовольствием.

– Каждому свое, – обронил Хейз.

– Правильно. Там, в тридцатом, тебе часто приходилось расследовать убийства?

– Не очень.

– Не очень?

– Там вообще редко случались убийства.

– Серьезно?

– Серьезно.

– И все-таки как часто?

– Ну что ты пристал, Карелла?

– Мне просто интересно.

– По части убийств я вам в подметки не гожусь.

– Почему?

– Ты не хуже моего знаешь, что такое тридцатый участок. Там живут богачи. Большие шикарные дома со швейцарами. Типичное преступление – квартирная кража. Ну, и уличное ограбление. Бывают попытки самоубийства, иногда удачные, проституция – на высоком уровне. Но с убийствами туговато.

– Сколько их через тебя прошло?

– Вряд ли можно считать те случаи, когда грабитель запсиховал и убил хозяина квартиры, а мы его застукали на месте преступления. Если же говорить о настоящих убийствах...

– Конечно, о настоящих. И сколько их было?

– Шесть.

– В неделю?

– Нет.

– В месяц, что ли?

– Да нет же. Я проработал в тридцатом участке четыре года. За это время у нас было шесть таких убийств.

– Ты шутишь?

– Нет.

– И сколько из них ты расследовал?

– Ни одного.

– Ясно, – сказал Карелла и улыбнулся.

– Ты доволен?

– Чем?

– Тем, что доказал.

– Что доказал?

– То, что я в этом ни черта не смыслю.

– Ничего я не собирался доказывать.

– Насчет убийств у меня опыта маловато, это верно. Почему-то мне всегда казалось, что убивают только в северном и южном районах.

– Если бы мы все убийства, что происходят в нашем восемьдесят седьмом участке, подарили ребятам из Главного управления, им пришлось бы объявлять дополнительный набор.

– Ладно. В убийствах я профан. Договорились?

– Договорились. Чего ещё ты не знаешь?

– Восемьдесят седьмого участка.

– Понятно.

– И тебя тоже.

– Стивен Луис Карелла. Детектив второго класса, тридцать четыре года, работаю в полиции тринадцать лет. Женат на Тедди, она глухонемая. Мы очень счастливы. Я люблю свою работу. Принимал участие в расследовании сорока одного убийства и прочих преступлений, которые совершаются в этом городе. За свою жизнь я совершил две грубейшие ошибки: наступил на гранату в Италии и позволил подстрелить себя в прошлое Рождество. Оба раза я выжил, но впредь таких глупостей не совершу. Рапорт окончен.

– Да ты молодец!

– Среди овец.

– Учился в колледже?

– Два с половиной года. Но Шекспир с Чосером меня доконали.

– Из армии тебя уволили по состоянию здоровья?

– Да. А как ты догадался?

– Если человек работает в полиции тринадцать лет и два с половиной года он проучился в колледже, на армию у него остается немного времени. В семнадцать ты окончил школу, год проучился в колледже, был призван в армию, получил ранение, был комиссован, затем ещё полтора года в колледже, потом поступил в полицию. Верно?

– Ты прямо читаешь мою анкету, – не без удивления сказал Карелла.

– Ну что ж, теперь я знаю, кто такой детектив Стив Карелла.

– Пожалуй. А кто такой детектив Коттон Хейз?

– Интересного мало, – сказал Хейз.

– Но все-таки?

– Скучно рассказывать.

– Так же скучно, как и слушать Пита Кронига?

– Примерно.

– Я хочу дать тебе один совет, Хейз.

– Какой совет?

– Я, наверное, не самый лучший полицейский в мире, – сказал Карелла. – Просто я стараюсь делать свое дело, вот и все. Но мне доводилось расследовать убийства, и Сэм Гроссман с лаборантами очень часто мне помогали, хотя иногда их помощь ни к чему. Случается, что все зависит от твоих ног, от осведомителей, от своих арифметических способностей. Но бывает и так, что все делают криминалисты, а тебе только остается пойти и арестовать убийцу. Поэтому, когда говорит специалист, я слушаю и слушаю внимательно.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Хейз.

– То, что уши есть и у тебя. А теперь не выпить ли нам по чашке кофе?

Глава 5

Дом 495 по Холл-авеню представлял собой роскошное здание с огромным вестибюлем и четырнадцатью лифтами. Он расположился в самом сердце издательского мира, между двумя огромными универмагами.

У Клинга было такое ощущение, будто он умер и вознесся на небеса.

Он был счастлив выбраться из 87-го участка. Оказавшись в центре Айсолы, он испытывал почти забытое радостное чувство. Правда, перед Рождеством он приезжал сюда за покупками со своей невестой Клер; но сейчас стоял июнь, и казалось, что Рождество было сто лет назад. Приятно было вновь оказаться на Холл-авеню, смотреть на деловых мужчин с портфелями, на спешащих в конторы симпатичных аккуратных мс лодых женщин в хорошо сшитых костюмах. Это была прек раснейшая часть города, и каждый, оказавшись здесь, понимал, что находится в центре огромного совершенного города.

Погода стояла идеальная. Лето ещё толком не началось, и воздух был по-весеннему свеж. Так и хотелось снять туфли и пошлепать босиком по мокрой траве. Клинг с сожалением вспомнил, что пришел сюда по делу. Но так или иначе он был рад оказаться на Холл-авеню.

Он вошел в дом под номером 495 и подошел к указателю Теодор Бун, комната 1804. Клинг взглянул на часы. Было два часа пятьдесят минут. Он двинулся к лифту. Клинг совершенно не был похож на полицейского. Одетый в серые брюки И легкий пиджак в полоску, светловолосый и широкоплечий, с уверенной и размашистой походкой, он напоминал скорее молодого скандинава, приехавшего в Америку изучать банковское дело.

Он подошел к лифтам. Миновав те, которые везли до 12-го этажа, он подошел к скоростной секции, откуда можно было добраться на этажи с 14-го по 22-й. Клинг усмехнулся: в современном деловом здании в центре современного города суеверно отсутствует тринадцатый этаж.

Он вошел в ближайший лифт и сказал:

– Восемнадцатый, пожалуйста.

Лифтер нажал кнопку и спросил:

– Как там погодка?

– Просто блеск.

– Я никогда не бываю на свежем воздухе. Сижу день-деньской взаперти. С восьми утра до пяти вечера. Как в тюрьме: света белого не вижу. Я и обедаю здесь же. Приношу еду с собой и съедаю в нашей каморке. Я крот.

Клинг сочувственно покивал головой.

– Это город кротов, да будет вам известно. Я знаю людей, которые приезжают на работу подземкой и через подземный переход попадают к себе. Я-то по меньшей мере дважды в день, утром и вечером, прохожу два квартала. А они вообще никогда не ходят. В любую погоду – хоть тебе солнце, хоть дождь – идут подземным переходом, потому что так быстрее. Обедают в кафе под землей, а потом кончают работу и опять шагают подземным переходом к поезду. Они вообще не бывают в городе. Я хоть прохожу два квартала. Ну, как там на улице?

– Отлично, – сказал Клинг.

– Значит, на восемнадцатый?

– Именно.

– И вот так день-деньской, – сказал лифтер. – Вверх-вниз, вверх-вниз. Только вверх и вниз и больше никуда. Я крот. Вертикальный крот. Лучше уж быть кондуктором на подземке. Тогда бы я стал горизонтальным кротом. Они хоть изредка видят белый свет. В Калм-Пойнте или в Риверхеде поезд выходит на поверхность. Я же только и знаю, что катаюсь вверх и вниз. Значит, на улице хорошо?