Гибель судьи Мрочека - Казимеж Квашневский

Двинулись поперечной тропинкой, и через какую-то минуту Галина заметила низкую, обвитую плющом дверь небольшого деревянного сарая.

— Только бы не была заперта, — шепнул Тадеуш и нажал на защелку. Дверь со скрипом приоткрылась.

Там было чисто убрано. На полках стояли горшки для цветов, а под ними размещены разнообразные садовые орудия. В углу выделялись две большие лейки и свернутый новый резиновый шланг. Под противоположной стеной в свете фонаря блеснул верстак.

— Видишь? — вполголоса сказал Мрочек.

У стены лежали аккуратным стопками кирпичи.

— П. М. 1967 … — прочитал, нагнувшись. — Новые! Дядя, видимо, совсем недавно купил их… А вот и цемент и песок. И даже мастерок есть. Все в порядке…

Через несколько минут они были уже снова в кабинете. Мрочек снял ковер со стены.

— Вот только сейчас пришло мне в голову, что до сих пор не знаем, мужчина это или женщина. Стань вот здесь и посвети мне. Так, хорошо.

Он склонился над нишей.

— Мужчина, — сказал молодой врач. — Видишь эти кости? Нельзя утверждать категорично, но, видимо, ему было лет за тридцать, может, чуть меньше, а может, и больше.

Голос его звучал спокойно, размеренно, как будто Мрочек сидел на академической скамье и сдавал экзамен профессору медицины.

— Теперь сюда посвети…

Галина глубоко вдохнула, закрыла на мгновение глаза, но сразу же их открыла. Тадеуш держал в руке череп, внимательно осматривая его со всех сторон.

— Тут ничего… здесь также… Никаких следов ранения. Лоб высокий, а зубы… Три золотые коронки спереди. А этот, кажется, запломбированный. Попробуй осмотреть, если не боишься.

— Я должна взять его в руки? — дрожащим голосом переспросила.

— Ну, если не хочешь, положим на стол.

Он осторожно положил череп на письменный стол и направил свет в глазницы, чтобы Галине было все видно.

— Да… — голос ее не переставал дрожать. — Видно, заботился о своих зубах. Две пломбы вовремя поставленные.

— Что бы ты сказала о них?

— Немного. Начали уже крошиться. Не очень качественный материал. Он умер несколько лет назад, Тадек. Я не разбираюсь в судебной медицине, но как стоматолог могу сказать, что пломбы выкрошиться в таких условиях быстро не могут, даже если бы они были и из плохого материала.

— Ясно. Я тоже так подумал. Без лабораторного анализа трудно определить все точно, но, по грубым расчетам, смерть наступила лет пятнадцать — двадцать назад. Многое зависит от влажности воздуха, от того, насколько хорошо была заштукатурена стена, и так далее… Ты больше ничего не можешь сказать о его зубах?

— Нет. Если взять одну из этих пломб, может, потом и смогла бы сказать что-то, рассмотрев ее под микроскопом и сделав химический анализ. Во время оккупации немцы употребляли совсем другой цемент для пломбирования, суррогат. Это я знаю, потому что несколько похожих старых пломб мне пришлось вынуть.

— Хорошо. Возьмем одну. Может, что и узнаем.

Он взял череп, отнес его в нишу и положил в прежнее положение. Затем, подсвечивая себе, принялся старательно, кость с костью, осматривать скелет. Вдруг выпрямился.

— Смотри! Пуля! Вот, посреди третьего левого ребра торчит. Видишь? Значит, стреляли в спину… Вероятно, от нее и умер. Минуточку, сейчас ее вытащу.

Через секунду на его ладони оказался маленький овальный предмет, покрытый ржавчиной. Тадеуш положил его на стол и дальше продолжал осмотр. Но, если покойник и был окружен тайной, то ни одного ключа к ней при обследовании скелета не удалось обнаружить.

— Можешь поставить фонарь на стол… — сказал шепотом, закончив свою работу и вытирая пот со лба. — Больше ничего не узнаем. Можем сказать лишь, что это был мужчина средних лет, высокого роста и что он был ранен в левое плечо из огнестрельного оружия. Пуля прошла слишком низко и возможно попала в сердце. Это произошло больше полутора десятков лет назад, может, и двадцати… Дай-ка мне клочок бумаги, вон там лежит, на столе. Заверну пулю, пломбу и этот высушенный стебелек. Его нужно положить отдельно. Вдруг кто и сможет установить, как давно тот цветок сорван? Впрочем, цветы могли быть положены и позже, не обязательно в день смерти… Ладно, заканчиваем со всем этим.

Галина подошла к столу за бумагой и вдруг вскрикнула, прикрыв рот ладонью.

— Там… — показала на окно. — Кто-то заглядывал!

— Глупости. Окно же зашторено. Тебе просто показалось. Это от нервного напряжения. В таком состоянии можно увидеть призрак. Это неудивительно…

Она не отрывала взгляда от окна. Казалось, даже не слышала мужа.

— Там… там щель между шторами… — тихо сказала. — Могу поклясться, что видела глаз и… часть лица.

— Чепуха, — повторил, стремясь говорить убедительно. Однако погасил свет и поспешил к двери.

Вышел на крыльцо, немного постоял неподвижно, прислушиваясь. В саду было тихо, только доносились всплески морских волн. С деревьев опадали последние капли. Мрочек на цыпочках спустился вниз и медленно прошел вдоль стены дома. Дошел до угла, выглянул. Луна освещала клумбу перед окном кабинета. Тадеуш внимательно осмотрелся вокруг, заглянул в окно. В кабинете было темно. Легонько стукнул пальцем по стеклу, сказал негромко:

— Зажги свет…

Через мгновение вспыхнула лампа. Он увидел в щель Галину, стоявшую возле письменного стола. Она смотрела в его сторону.

— Хорошо, — сказал. — Уже возвращаюсь.

Оглядевшись еще раз вокруг, Мрочек спокойно двинулся назад. На крыльце задержался, прислушиваясь. Затем вошел и запер за собой дверь на засов.

— Ну не было никого, — пожал плечами. — Нервы, любимая… — Он обнял жену и коснулся губами ее щеки. — Признаться, этот страшный тип и меня тоже вывел из равновесия.

— Клянусь, что видела кого-то… — повторила тихо она. — Это не видение. Ты осмотрел землю?

— Землю?

— Да. Если там действительно кто-то был, то под окнами остались какие-то следы.

— Там трава … — немного неуверенно начал он, разозлившись, что сам не додумался до этого. — Наконец, уже поздно. Я сам стоял в том месте, и если даже были какие-то следы, то я затоптал их. Ну как это не пришло мне в голову — посмотреть. Да все это ерунда, Галинка! У нас разыгралось воображение. Давай-ка за работу. Чем быстрее справимся, тем лучше. А потом — пусть даже здесь будет сотня скелетов — должны спать! Завтра в полдень похороны, надо отдохнуть. Ну, я пошел на кухню, сделаю раствор. Уложим кирпич, кое-как заштукатурим, и конец…

За час справились. Мрочек критически осмотрел стенку, которая стала немного толще и бугристее, но в общем, все получилось намного лучше, чем он ожидал. Навесили ковер, подсунули стол и кресло. Галина тщательно вымыла и вытерла пол.

Двинулись скрипучими ступенями наверх, а через четверть часа Галина спала уже как убитая. Мрочек вытянулся на кровати и сомкнул на мгновение веки. Потом протянул руку к ночнику, чтобы выключить свет. Дядин дневник лежал на столике. Рука молодого доктора повисла в воздухе. Взял несколько листков и начал читать. Сон не приходил. За окном светлело. Над морем занимался безоблачный рассвет. Ни следа вчерашней грозы.

В пепельнице росла куча окурков. Галина спала, ровно дыша, заложив руки за голову. Будильник громко тикал.

Тадеуш зевнул. Медленно водил глазами по строкам машинописи. Вдруг поднялся на локте. Еще раз прочитал последние слова. Быстро повернулся к жене, положил руку на ее плечо.

— Галина!.. — сказал тихо. — Галина!

— Что такое? — резко поднялась, протирая глаза. — Что случилось? — со страхом оглянулась, не понимая, где она. А потом успокоилась. — Напугал ты меня.

— Послушай… — сказал, не обращая внимания на ее слова, — что дядя пишет в дневнике:

«…Кто увидел бы теперь Порембу Морскую, впервые приехав сюда, не смог бы даже себе представить, как выглядел этот очаровательный приморский городок в первые месяцы после освобождения. Все лежало в руинах, а люди, прибывшие сюда сразу же с войсками, чтобы заселить эту землю, не все были, к сожалению, теми, кого ждала она веками. Среди поселенцев было много бандитов, дезертиров, хулиганов и всяких других отбросов общества, которые явились сюда ненадолго, чтобы только поживиться и исчезнуть в хаосе, господствовавшем тогда на возвращенных землях. Среди них было достаточно и худших из худших, тех, кто скрывался от заслуженного наказания: агентов гестапо, полицаев и палачей из концлагерей. Слетались сюда, рассчитывая затеряться и переждать среди человеческой массы, такой разнообразной, как всегда бывает при переселении людей из разных концов страны.

Что касается нашей Порембы, то следует отметить: здесь сразу же подобралась группа инициативных жителей, которые не позволили проходимцам затесаться между собой и разграбить то, что осталось еще среди руин после разрушительной войны. Однако в той же группе честных граждан нашелся один преступник. Он сумел так замаскироваться, что был даже единогласно избран бургомистром. Я сам некоторое время работал вместе с ним и не мог в чем-то его заподозрить. Должен признать, это был человек, который с исключительной заботой и старательностью приступил к восстановлению и организации жизни в нашей окрестности. Конечно, со временем мы все поняли причину этих стараний. Но, глядя на него, никто бы и не заподозрил, что кроется под этим высоким умным лбом. Производил очень хорошее впечатление. Приличный, высокий, крепкий, лет так под сорок. Весельчак, шутник. Смеялся часто, со всеми был в товарищеских отношениях. Любил выпить, но никогда не злоупотреблял этим. Быстро завоевал уважение своей видимой искренностью и откровенностью. Помню его, словно это было сегодня: широко улыбающегося, всегда сверкающего зубами. Спереди в верхней челюсти у него было три или четыре золотых зуба, и улыбка от того была еще выразительнее. Вспоминаю о тех золотых зубах, потому что благодаря им его сравнительно быстро, в течение года, разоблачили.