Люди грозных лет - Илья Маркин

Бочаров не успел собраться с мыслями, как горячие руки Аллы обвили его шею и губы обжег короткий поцелуй. Он неловко, сам не сознавая, что делает, обнял Аллу за плечи, потом отстранился и хрипло спросил:

— Костя как, здоров?

— Здоров, вырос, совсем большой, — поспешно ответила Алла.

— А старики как?

— Все здоровы, — глухо ответила Алла, скорее инстинктом, чем сознанием, уловив, что полуторагодовая разлука не затянула трещины в их семейной жизни. Она опустила свои большие совсем молодые зеленоватые глаза, и Бочаров заметил, как вокруг ее глаз сеткой сбежались тоненькие морщинки, а все ее когда-то напитанное кремом и пудрой лицо сразу постарело, побледнело. Словно впервые увидев ее, он с удивлением и любопытством смотрел на коричневые от загара, с крупными мозолями руки, на такие же темные голые ноги в стоптанных тапочках, на выгоревшие, с медным отливом волосы. Она молча стояла перед ним и, вдруг подняв голову, робко и устало взглянула на него. От этого взгляда Бочаров отвел глаза, взял ее за руку и чуть слышно сказал:

— Пойдем домой.

Его мысли и чувства были в таком смятении, что он даже не заметил разительных перемен в деревне и шел, как в полусне, поддерживая жену под руку и стараясь шагать в ногу. Только увидев на пригорке отцовский дом с высокой почерневшей соломенной крышей, с тремя подслеповатыми оконцами на улицу и одним в проулок, он внутренне вздрогнул и невольно заторопился. Алла с силой прижала руку мужа и еле поспевала за ним. Она первой заметила игравших у амбара мальчишек и среди них Костика, но ничего не сказала Андрею, желая проверить, как он будет вести себя, когда увидит сына. Этот момент встречи с сыном, казалось ей, решит всю их дальнейшую судьбу, и она Напряженно ждала, когда наступит этот и страшный и желанный момент.

Андрей повернул голову, увидел мальчишек, и Алла почувствовала, как судорожно дрогнула его рука, освобождаясь от ее руки. Она не препятствовала ему, а он тонким, совсем незнакомым ей голосом тихонько вскрикнул: «Костик!» — и мелкими, частыми шагами побежал к мальчишкам. Теперь и Костя увидел отца. Он бросил коротенькую хворостину, изображавшую коня, переступил сначала испуганно и робко, а затем рванулся что есть силы вперед, пронзительно крича: «Папа!» Этот крик словно подхлестнул Андрея. Он неловко и смешно побежал по пригорку вниз, нагнулся, подхватил мальчика и сильными руками прижал к груди.

* * *

Отец Андрея, Николай Платонович Бочаров, о приезде старшего сына узнал, когда пропахивал картофель. Он выпряг из сохи лошадь и вскачь примчался в деревню. Подозвав соседского мальчишку, он отдал лошадь и поспешил домой, но в сенях замешкался, не решаясь сразу войти в избу. Несколько раз он расчесывал рыжую с проседью бороду, приглаживал остатки волос на облысевшей голове и одергивал чиненую и перечиненную старую гимнастерку, пока, наконец, решительно открыл дверь. Андрей с Костиком на руках сидел за столом, бледная от волнения Алла готовила яичницу, старуха, суетливо чиркая спичками, растапливала печь.

Увидев отца, Андрей посадил Костика на лавку и, как показалось Николаю Платоновичу, очень быстрыми и решительными шагами направился к нему. «Как вымахал-то…» — мелькнула у старика радостная мысль, но он тут же забыл про нее и обнял сына, чувствуя, как непрошеные слезы навертываются на глазах. «Стыд какой, — подумал он, — расхлюпаться еще не хватало». Это рассердило Николая Платоновича, он тут же отстранил сына, тайком вытер слезы и, присаживаясь к столу, нарочито грубым голосом спросил:

— Как там дела-то у вас на фронте? Как здоровье твое, куда ранен? Рассказывай.

— Ранен был в ногу и в голову. Глаза повредило. Сейчас хорошо, вылечили.

Прислушиваясь к разговору мужчин, Алла ловила каждое слово мужа, тайком наблюдая за ним. Андрей говорил спокойно, и ничего особенного в его разговоре и поведении она не отметила. Новым для нее было только то, что он скрыл от них болезнь глаз; она хотела спросить, почему он не сообщил об этом, но свекровь опередила ее:

— Что же ты, Андрюшенька, про глаза ничего не написал?

— Тревожить вас не хотел, — неохотно ответил Андрей, — была опасность слепым остаться.

— Боже ты мой, ну и что же? Мы кто, чужие? — отойдя от печки, настойчиво подступала к Андрею мать. — Мы — родители, Аллочка — жена твоя. Мы так волновались, а ты скрытничал. Как нехорошо!..

— Ну, пошла теперь: нехорошо да нехорошо! — прикрикнул старший Бочаров на жену. — Была бы ты на его месте, не так бы запела. Он такое пережил, а она с упреками.

— Да я что, я ничего, — как и всегда, уступила Прасковья Никитична мужу.

— Вот это другой разговор, — успокоился старик. — Были ранения, прошли, и слава богу! А война-то, это что же, Андрюша, все тянется, тянется, и конца не видно. Немцы-то, вон они под Орлом стоят, а от Орла до Германии ого-го-го!

— Скоро, скоро все изменится, — ответил Андрей.

— А мы ждем не дождемся, — вздыхая, сказал старик, — деревня измучилась вся, измоталась. Горе да слезы! А тут еще повестки: один убит, другой убит. Что ни день, то рев бабий.

Разговор отца и сына прервал высокий подросток с густой копной спутанных волос и дочерна загорелым лицом. Вскочив в дверь, он увидел Андрея, сразу же остановился, потом решительно прошел через всю избу, строго и деловито через стол протянул руку Андрею и ломким баском, явно стараясь казаться взрослым и солидным, проговорил:

— Здравствуй, Андрей. С приездом тебя!

— Здравствуй, Леня, — поднимаясь из-за стола, ответил Андрей и хотел было поцеловать братишку, но, стараясь поощрить мужской тон Леньки, сильно тряхнул его действительно по-взрослому большую руку.

— Ну, я побежал, потом поговорим, — солидно сказал Ленька, высвобождая свою руку из руки Андрея.

— Куда ты? — встрепенулась мать. — Посиди хоть с братцем-то.

— Некогда. Лошади стоят, а картошки еще гектаров пять не пропахано.

— Да пропади она пропадом, эта картошка! Ни днем ни ночью покою нет.

— Иди, иди, Алеша! — вступился за младшего сына Николай Платонович. — Вечером поговоришь, да и завтра день будет.

— Вишь, как парень-то растет, — проводив глазами Леньку, с нескрываемой гордостью сказал Николай Платонович. — На таких вот и колхоз держится. День и ночь на работе. Жалко их, учиться им надо. Да что поделаешь: работать-то надо кому-нибудь.

* * *

Праздничный обед у Бочаровых затянулся допоздна. Один по одному собрались родственники и близкие знакомые. Прасковья Никитична и Алла в четвертый раз жарили яичницу, привезенная Андреем водка давно кончилась, и Николай Платонович бегал куда-то и всякий раз возвращался с двумя литровыми бутылками мутного пахучего самогона.

Все разговоры вращались вокруг войны. Андрей, держа на коленях Костю, говорил мало, вместе со всеми пил, но чувствовал, что хмель его не берет. Он часто посматривал на Аллу, без устали хлопотавшую в избе, прислушивался к речам, становившимся все шумнее и шумнее, и старался всем своим видом показать, что ему радостно, весело и бездумно, а на душе было тревожно.

После новой бутылки самогона разговор стал еще более шумным и беспорядочным. Кто-то запел было песню, но тут же сбился и замолк. Густые клубы табачного дыма плотной завесой плавали под потолком, окутывая тускло горевшую керосиновую лампу. Углы избы растворились в полумраке.

В полночь Прасковья Никитична несмело предложила разойтись по домам. К ее великому удивлению, никто не возразил, и вскоре подвыпившие гости разошлись, наперебой уговаривая Андрея зайти к ним «хотя бы на часок».

— Заморился ты, сынок, — присев к Андрею, тихо сказала Прасковья Никитична, — иди-ка отдохни. Алла в амбаре постель разбирает, я сенца свежего принесла.

Неся на руках сына, Андрей вышел на улицу, жадно вдохнул прохладный ночной воздух и только сейчас почувствовал, что он действительно нестерпимо устал.

— Папа, я с тобой спать буду? — сонным голосом спросил Костик, прижимаясь к отцу.

— Конечно, со мной, — целуя сынишку, ответил Андрей.

— Я так и знал, что вместе… — начал Костик и вдруг смолк.

— Уснул? — спросила незаметно подошедшая Алла.

— Уснул, — одними губами ответил Андрей.

— Пойдем уложим его…

В амбаре горела маленькая, похожая на лампаду коптилка. Алла взяла Костика и, как показалось Андрею, слишком долго и старательно укладывала его, то поправляя подушки, то подвертывая одеяло. Андрей нагнулся над кроваткой, и в это время рука жены случайно коснулась его щеки. Он почувствовал, как вздрогнули и быстро отстранились ее теплые шершавые пальцы. Он распрямился, присел на стоявший у кровати табурет, ожидая, пока жена закончит укладывать сына и подойдет к нему. Алла поцеловала Костика, отошла к столику, где мерцала коптилка, и остановилась там, глядя куда-то в дальний угол амбара. В бледном неровном свете лица ее почти не было видно. Но Андрей отчетливо различал ее большие устремленные в полутемноту глаза и плотно сжатые губы. Видя и эти глаза и эти губы, Андрей не знал, что сказать, чтобы рассеять тягостное молчание. Если бы, как в прошлые годы, Алла сердилась, плакала, ругалась, все пошло бы по-другому. Но сейчас она стояла молча, устремив в пустоту взгляд больших и, как ему казалось, печальных глаз. Это угнетало Андрея.