Берега свободы - Степан Калита

– Хорошо, – я кивнул с готовностью. К этому копу-татарину из России, хоть он нашу страну и недолюбливал, я проникся доверием с первой же минуты. Было в нем что-то от доброго сказочного богатыря. Хоть и татарин, а походил он на Добрыню Никитича.

– Итак, как ты себя чувствуешь?

– Хреново.

– Стоп. Если тебе совсем хреново, то поехали в хоспитал. Там тебя обследуют…

– Нет, ну не настолько хреново. По морде огреб просто.

– А вдруг у тебя внутреннее кровотечение? – с сомнением сказал он. – В хоспитал все равно придется поехать. Ты давай, собирайся…

– Да я, собственно, уже собран.

– Не понял. У тебя вещей больше никаких нет?!

– У меня украли все вещи, – радостно заявил я. – И паспорт украли.

– А водительские права?

– А прав у меня и не было.

Тут полисмен посмотрел на меня с нехорошим интересом, и я понял, что сморозил что-то не то.

– Не привез с собой. А здесь не успел получить.

– Понятно. Давно из Союза?

– Недавно. Месяц, может.

– То-то я смотрю. Так тебя, значит, ограбили? Украли все документы? Раздели? Избили? Так?

– Ну да.

– Изнасиловали?

– Что?

– Я спрашиваю – изнасиловали?

– Нет, конечно.

– Всякое бывает… – Я решил, что Виктор так шутит. Наверное. – Ну поехали в офис. – сказал он.

– А как же хоспитал?

– Да я подумал тут… у нас там врач есть, осмотрит тебя… Ты, вроде, в норме. У тебя же медикэйр отсутствует, я так понимаю?

– Угу, – горестно подтвердил я.

– Всё с тобой понятно. А в Штаты ты как приехал?

Я смекнул, что дело принимает нехороший оборот.

– Извини, тебя как зовут?

– Виктор.

– А я Степан. Степа. – Руку я ему протягивать не стал. Не был уверен, что он ее пожмет. Он же не знает, с кем имеет дело – может, я закоренелый преступник, какой-нибудь киллер русской мафии. – Слушай, Виктор, мне действительно очень, очень нужна помощь. Видишь, в какой жопе я оказался. Ты, когда по-русски со мной заговорил, я сразу понял, что все будет хорошо. Ведь мы же русские люди, ну то есть соотечественники, должны помогать друг другу.

– Лиссен ту ми, друг, – Виктор поморщился, – это в Совке все друг за дружку. А здесь каждый сам за себя. Живет, как может. Понял? И на вопрос ответь. Желательно, честно. И быстро. Ты в Штаты по какой визе приехал?

– По туристической.

– И когда она у тебя заканчивается?

– Закончилась уже.

Виктор помрачнел.

– Ну чего… ты, друг, извини, но мне придется вызвать айсов. Ничего личного. Работа такая.

– Ты меня неправильно понял. У меня есть адвокат. И я уже был в иммиграционной тюрьме. Но оттуда меня вытащили. За залог по поручительству. И теперь я жду суда.

– Как зовут адвоката?

– Иосиф Хейфец.

– Координаты его есть? Телефон, чтобы позвонить – подтвердить твою личность?

– Я визитку в паспорт вложил. А паспорт украли.

– Понятно. Ну, тогда поехали в офис. Там пробьем по базе твоего адвоката. Он из Большого Яблока?

– Да, конечно, он местный.

– Тогда найдем его. По-о-однимем среди ночи… – пропел Виктор. – Эх, люблю я будить адвокатов. Фрэнк, – обратился он коллеге. – Вот ду ю финк эбоут лоерс?

– I hate them, – ответил Фрэнк и отвернулся. Виктор засмеялся. – Ладно, не парься, как говорят в Союзе, соотечественник. Мы хоть и со сложным характером, но правильные копы. Поможем тебе, чем сможем. Да, Фрэнк?

– Йэ, – пробасил негр.

Я просиял.

Вскоре я уже сидел в полицейской машине, на заднем сиденье – за решеткой. Но разговаривать это не мешало.

– Так кто, ты говоришь, тебя ограбил? – спросил Виктор.

– Какой-то странный тип. То ли баба, то ли мужик. Лето, а он в шапке. Бейсболка. С ушами. И в перчатках без пальцев. Черный, само собой. Белки глаз у него такие желтые еще. Как будто он болеет чем-то. Хилый. Весит килограммов сорок. Будто из концлагеря.

– Такой болезный, и такого нормального русского мужика грабанул?

– Так уж получилось… Я отвернулся. Он меня по голове ударил чем-то тяжелым.

– Голова не болит? Все хорошо помнишь?

– Да, вроде, прошла.

– Наверное, этот хилый катил тележку, набитую банками и всяким хламом?

– Точно! – вскричал я, пораженный до глубины души.

– Ну, все понятно. Знаю я этого типа. Это наркоша один. Наш стукач. Обычно он такими делами не балуется. Но, видно, не хотел случай упускать. Очень ты ему понравился.

Виктор замолчал…

– Вы прямо, как из «Смертельного оружия», парни, – сказал я через некоторое время.

– Мэл Гибсон? – отозвался Виктор. – Я думал, что больше похож на Эрика Робертса. Знаешь Эрика Робертса?

– Лично нет. Но я читал, что он плохо обращался с сестрой.

– Очень плохо. Проигрывал ее в карты. Но это все селебрити-слухи, мэн. Лично я в это не верю. Пиар. Понимаешь?

– Пи-ар? – переспросил я.

Слово «пиар» тогда еще было не в ходу в России.

– Сразу видно, что в Штатах ты недавно. А я тринадцать лет. Ты бы хотел, чтобы у тебя была репутация парня, который проигрывал свою сестру в карты?

– Нет, конечно.

– Вот видишь. А Эрик Робертс хочет. Это называется пиар. Он кажется плохим. У него харизма отъявленного негодяя и преступника, и ему дают хорошие роли. Так это все работает.

Виктор принялся рассуждать о киношниках, что все они – люди со странностями, что он раньше жил в Лос-Анхелесе (так он называл этот город), так там нормального человека не встретишь. Каждая официантка, каждый парикмахер, любой бездомный на улице – все актеры.

– Человек снялся в эпизоде в картине «Жирные ляжки‑5», а гонору, как будто он сам Мэл Гибсон. Хотя Гибсон, говорят, парень неплохой… Во всяком случае, про него не рассказывают, что он проигрывал свою сестру в карты. Католик. Пятеро или шестеро детей. Точно не скажу. Живет на своей ферме в Австралии. Выращивает кукурузу. Уважаю его за это. А эти, в Голливуде…

– А ты в полиции Бронкса один русский? – спросил я, чтобы поддержать беседу.

– Татарин, – поправил Виктор. – Да есть там у нас еще одна. Тоже русская, – он хмыкнул. – Мы с ней, правда, не разговариваем третий день. С тех пор как эта сучка на меня выплеснула суп.

– Что сделала?

– Супом горячим плеснула в столовой. Она у нас немножко не в себе. Феминист. Считает, что все мужики шовинистс и ущемляют ее права. А еще подозревает нас в секшуал харразмент. Поэтому ее все обходят стороной.

– В чем подозревает?

– Ну ты совсем отсталый… Секшуал харразмент. Это домогательства. Когда мужик намекает на секс. Делает дёрти, очень дёрти, грязные, намёки. Уразумел?

– И что тут такого?

– За это можно хорошо огрести. И одним штрафом не отделаешься.

– А как же с женщинами заигрывать? Чтобы они поняли, что ты в них заинтересован?

– А никак. Потому что они любой намек могут расценить, как секшуал харразмент. Вот ты ей говоришь, к примеру, комплимент. «Ты сегодня отлично выглядишь, Кейт». А потом тебя вызывает капитан. «Ну что, извращенец, ты почему клеишься к Кейт Лобкофф?» Ты такой: «Я?! Капитан, да я ни сном, ни духом… Да она мне даже не нравится». А он ничего слушать не хочет. Вот ее рапорт. Я пока попридержу его. Но если это снова повторится…

По тому, как Виктор в красках описывал эту сцену, я понял, что она происходила на самом деле, и подивился, как в Америке странно обстоит дело с общением между полами.

– Зато она тебе может сказать что угодно. «Отлично у тебя, Виктор, сегодня член из брюк выпирает. Пойдем трахаться сегодня вечером». И это нормально. Хотя можно, конечно, тоже на нее рапорт накатать. Но ты ведь мужик. Такое делать – западло. Да и другие копы не поймут. Даже Фрэнк, и тот не поймет, хоть он и не совсем мужик. Да, Фрэнк?

– Йэ.

Парочка, конечно, была колоритная. Мне понравилось кататься с Фрэнком и Виктором по району, только я не понимал, почему мы никак не приедем. Не может же участок находиться черт знает где. У меня сложилось впечатление, что мы ездим по кругу. Ну да, вот этот белый обшарпанный дом с покосившейся вывеской мы точно проезжали.

– А куда мы едем? – спросил я.

– Ты же просил тебе помочь… Вот, помогаю по мере сил. Расслабься. Это мой район…

– Ясно. – Я решил довериться Виктору. Он производил впечатление человека, который знает, что делает.

– Меня поначалу хотели с Кейт в смену ставить. Прикинь? После такого-то. Но я – ни в какую. Капитан раскричался. А он у нас суровый малый. Хули ты, говорит, права качаешь? Если надо будет, ты даже с Фрэнком будешь ездить. – Виктор кивнул на своего напарника. – С Фрэнком же никто не хотел работать. А я говорю, окей – давайте я буду с Фрэнком, мне, в принципе, по хрену. Все лучше, чем с Кэйт.

– А чем Фрэнк всем не угодил? Тяжелый характер? – Я подумал, что за все время, пока мы общались, чернокожий коп даже ни разу не улыбнулся. Хотя американцы обычно источают радость жизни по поводу и без, оскаливая хорошо отбеленную пасть. И говорил редко – отрывистыми предложениями.