Жена в лотерею (СИ) - Удалова Юлия

Наверное, они могли бы быть добрыми, эти глаза, смотреть с мягкостью и теплотой… Но только не на меня. Мне были предназначены самые темные чувства — раздражение, презрение, гнев, ненависть…

В темные шелковистые волосы эсквайра, небрежно перетянутые лентой, так и хотелось запустить руку… Странно, никогда бы не подумала, что мужчина с длинными волосами может выглядеть так мужественно.

Да, Теодор Рутланд был живым олицетворением слов «мужественность» и «сила». Его гордая осанка, преисполненные внутреннего достоинства и силы манеры, и то, как уверенно и красиво он держался в седле, говорили о многом.

И это не считая низкого, хрипловатого баритона, который обволакивал тебя, как мягкий кокон. Даже несмотря на то, что вещи он говорил совсем для меня неприятные…

Про могучую накачанную фигуру эсквайра с узкими бедрами и широкими выдающимися плечами лучше было вообще умолчать! И о том, как красиво и ладно сидела на нем его одежда — бархатный камзол с неяркими узорами и широкий черный плащ с меховым подбоем, который живописно вился около крупа лошади.

Я вспомнила своего последнего поклонника из интернета, который, к слову, в реальности оказался худющим долговязым парнем с крысиным личиком и рыжими кудрями в разные стороны, и сглотнула.

Никогда не судила людей по внешности и вообще…

Но!

Поистине, до этого мига мне не доводилось встречать таких впечатляющих, могучих, властных и сильных мужчин, как эсквайр Теодор Рутланд.

Мой, на минуточку, вроде как почти муж.

Если не удастся убедить его в обратном…

— Не Цицинателла? — задумчиво переспросил мужчина, сдерживая своего коня, который топтался вокруг меня, и во мне забрезжил лучик надежды. — Что ж, тем лучше, миледи.

— Такими интересными разговорами вы сами даете мне в руки прекрасный повод от вас избавиться. Думаю, что главный лекарь лечебницы для душевнобольных Д,Арчибальд со вниманием отнесется к вашей бредовой идее… И будет рад поместить вас там на некоторое время для изучения этого феномена.

— В психушку? — испугалась я. — Не поеду!

Дело принимало скверный оборот.

— Так что вы там говорили про то, что вы не Цицинателла? — издеваясь, переспросил Рутланд. — Яна… Ершова, так, кажется, вы себя назвали? Какое нелепое для наших мест имя. Право слово, могли придумать что-нибудь более правдоподобное.

Пришлось спешно переобуваться и спасать положение.

— Нет-нет, Цици я! Нутелла, как она есть! Вы правы, эсквайр, я и впрямь это выдумала. Просто я действительно не понимаю, зачем нам с вами жениться? Вы этого не хотите. Я осознала, что тоже не хочу. Так почему бы мирно не решить этот вопрос и не отменить всю эту сва…

Я не договорила. Теодор вперился в меня своими золотистыми глазами, которые вмиг потемнели от гнева и каких-то еще непонятных чувств…

Непонятных… Не знаю. Мужчины никогда не смотрели на меня так.

С такой… Страстью.

Далее произошло нечто удивительное. Мужчина склонился ко мне, обхватил за талию и легко поднял в седло. Как морковку с грядки вытащил. Он усадил меня боком к себе, а могучие руки так и остались на моей талии.

— Зачем жениться? — с издевкой переспросил Теодор. — После всего, что вы совершили и сказали, после вашего подлого обмана, после того, что вы сделали со мной, вы спрашиваете, зачем нам жениться? Поистине, вы — дьявол во плоти, миледи.

— Я сожалею об этом… привороте, — попыталась зайти с другой стороны я, надо же было хотя бы начать как-то решать проблемы, что проклятая Нутелла навлекла на мою голову. — Давайте помиримся и обо всем забудем.

Плохая попытка. Это была явно плохая попытка.

— Такая жестокая и хладнокровная, что это даже восхищает, — тихо, но яростно проговорил мужчина. — И прекрасная. Даже с той тьмой, что у вас в душе… Все равно неизъяснимо прекрасная.

Теодор взял меня за подбородок, вынуждая смотреть себе в глаза.

— Так легко говорите об этом, зная, какой ураган страсти бушует внутри меня? С каким трудом я сдерживаюсь, чтобы не овладеть вами прямо здесь, на снегу? Сделать это жестоко и грубо, как вы того заслуживаете. И плевать, что после этого все узнают то, что я тщательно скрывал все эти годы… Знаете, в моем понимании шантажисты — самый отвратительный, мерзкий и трусливый народ. Прискорбно, что я буду женат на одной из них.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Золотистые глаза были очень близко — в них пылал бешеный огонь ненависти и страсти… И я не знаю, чего было больше. Чего мне хотелось, чтобы было больше…

— Так не женитесь! — не выдержала я, сама испугавшись своих чувств. — Все можно исправить, сделаем отворот и разойдемся в разные стороны. Что касается шантажа, то я забуду, чем там вас шантажировала. Считайте, уже забыла!

Кстати, относительно последнего, тут я была правдива, как никогда. Подлая Нутелла не соизволила сообщить мне, чем шантажировала Рутланда.

И что у него за травма.

Она ведь проговорилась про какую-то травму… Боже мой, он опасен! Всем своим существом я чувствую, насколько этот мужчина опасен! И чертовски привлекателен — с какой-то потусторонней силой он влечет меня к себе…

Я почувствовала, что мои щеки пунцовеют, и хотела отвернуться, он не дал. Притянул к себе, неотрывно глядя на мои губы.

Самое странное заключалось в том, что под его пламенеющим взглядом мне почему-то до одури захотелось их облизать.

Что я и сделала. Как-то само собой, нечаянно вышло…

Рутланд дернулся, выпустив поводья, которые держал левой рукой, и я почувствовала на своих губах его опаляющее дыхание.

— Если вы думаете, что я поверил хотя бы одному вашему слову, то вы — непроходимая дура, сударыня. В леди Цицинателле де ла Мередит нет ничего человеческого. И я уже убедился в этом на своем горьком опыте. Ваши игры окончены. Началась моя игра. Совсем скоро вы будете полностью принадлежать мне. Ваше тело будет моим. А души вашей мне не надо. Я знаю, насколько она черна.

Мне вдруг стало так обидно, что горькие слезы сами собой неожиданно хлынули из глаз. Моя-то собственная душа не была черна! Я не сделала этому Рутланду ничего плохого… Зато теперь должна была расплачиваться перед ним за грехи другого человека, и познать всю силу его ненависти, от которой мне становилось дурно.

Но, по правде, еще дурнее было от его откровенных признаний, пламенеющего взора и горячих сильных рук.

Чтоб ты провалилась, гадская Нутелла! Прохлаждается там со стриптизером, в моем теле, а я тут вынуждена страдать от гибельной ненависти мужчины, один взгляд которого заставляет мое сердце биться сильнее.

— Не нужно слез, миледи, — равнодушно сказал Теодор и пришпорил коня. — Ваши слезы — вода. Они не окажут на меня никакого влияния. Сейчас вы получите то, чего добивались. Ради чего пошли на преступление. Так будьте готовы получить сполна!

На лошадях ранее мне кататься не доводилось. Будь я в седле одна, а не с Рутландом, точно сошла бы с ума от страха.

Это оказалось так высоко, шатко и ненадежно… Но Теодор великолепно держался в седле, одной рукой придерживая меня за талию. Довольно грубо, между прочим.

Зато я могла не переживать за то, что лошадь вот-вот скинет меня в ближайший сугроб. Нет, падать-то, наверное, было б не так жестко, как на обычную землю, но все равно в снег меня как-то не тянет!

Замуж, по правде говоря, тоже…

Хотя, подозреваю, об этом мечтал не только жеребец, но и сам Рутланд. Свалить под ракитовым кустом, да там же и прикопать. И никакой свадьбы! Думаю, он так не сделать только потому, что понимал — даже, если избавится от меня, действие приворота не закончится.

Так что оставалось только жениться…

Интересно, что там за такие сильные чары при привороте использовала Цицинателла? Они ведь еще мне и погибелью, между прочим, грозят! Нужно обязательно попытаться это выяснить.

— Значит, траур, — проговорил между тем Теодор с презрением и, как мне показалось, горечью.

Я непонимающе обернулась на мужчину. Интересно, что на этот раз он имеет ввиду?