Жена в лотерею (СИ) - Удалова Юлия

— Я! НЕ! ЦИЦИ! — заорала я, пораженная тем, как цинично и нагло она отрезала мне путь назад. — Что ты наделала?

Вообще-то я всегда отличалась умением держать себя в руках, контролировать ситуацию, не выплескивать эмоции.

Но сейчас… Меня поместили в абсолютное чужое — хоть и фантастически красивое, но чужое! — тело — раз! В невиданный средневековый мир, где, наверное, не было анальгетиков, прокладок и кроссовок, а была магия — два! Ко всему прочему, мне грозила опасность в лице моего без пяти минут мужа — это три!

Тут у кого хочешь бы нервы сдали!

На эмоциях я схватила графин с водой и швырнула его в портрет, что произвело эффект разорвавшейся стеклянно-водяной бомбы. Осколки и вода повредили полотно, но… Все краски на нем и так смешались, возвращаясь в свое первоначальное состояние.

С портрета на меня смотрела никакая не Яна, а леди Цицинателла де ла Мередит.

Новая я.

Теперь это была я, хотела того, или нет.

Я без сил упала в позолоченное кресло, что стояло перед огромным зеркалом в тяжелой деревянной оправе.

И попыталась не то, чтобы привыкнуть, а хотя бы присмотреться к своему отражению.

— Леди де ла Мередит, вы позволите?

Тон служанки, что заглянула в мою гардеробную, был очень далек от почтительного. Да хотя бы просто добродушного!

Она подошла и бесцеремонно принялась расчесывать мои волосы. Ой, то есть волосы этого тела. Тела Цицинателлы…

Нет, все-таки теперь мои.

При этом она совершенно их не жалела. Такое ощущение, что, наоборот, хотела выдрать из них клок покрупнее.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Колла, госпожа, — с непонятной усмешкой ответила служанка. — Никак запамятовали? Я ж ваша личная камеристка.

— Колла, можно аккуратнее? — вежливо попросила. — Больно.

— Да, госпожа Мередит. Конечно, госпожа Мередит.

И все так же продолжила драть мою разнесчастную шевелюру. Затем девушка при помощи магии воздуха быстро соорудила мне прическу, наверное, призванную называться праздничной.

Чтоб вот так испортить мое прекрасное лицо, это нужно было постараться. Она накрутила темно-русые волосы во множество мелких и совершенно неестественных локонов, хаотично торчащих вокруг головы. Да еще и зацепила их на затылке вычурной заколкой, которая, по-моему, весила целую тонну.

Затем Колла подошла к одной из стен и нажала на какой-то невидимый рычаг, отчего панели разъехались в стороны, являя в своих недрах кованый каркас-манекен со свадебным платьем на нем.

Оно было великолепным, слов нет! Классического средневекового силуэта, с расширяющимися книзу кружевными рукавами и жемчужным лифом, расшитым, очевидно, вручную лилиями и розами. Довершал образ роскошный длинный шлейф, который, наверное, должны были нести какие-нибудь милые дети, как из рекламы шоколада.

Если мне не изменяет память, в подобном наряде разгуливала владычица эльфов Галадриэль из одного небезызвестного фильма.

Умереть не встать!

— Я помогу вам облачиться, — с ужимкой сказала Колла, принявшись снимать платье с манекена.

Ну что за неприятная особа?

Не хотелось показывать ей, что один лишь вид подвенечного наряда вызвал во мне практически не контролируемую панику.

Попала в другой мир, в чужое тело… Ладно, можно привыкнуть и пережить это!

Но как смириться с тем, что я должна выйти замуж за совершенно незнакомого и, если судить по нашей первой встрече, не самого доброго, чуткого и отзывчивого мужчину?!

— Не стоит. Я сама.

Колла бросила на меня удивленный и неприязненный взгляд. А затем удалилась, пожав плечами.

Едва за ней закрылась дверь, я подскочила к зеркалу и содрала заколку с волос, пальцами распрямляя неестественные локоны. Они тут же легли пышной волной. Вот так-то лучше!

— Сударыня, ваше время почти вышло, — раздался за дверью зычный голос Рутланда. — Две минуты, и я вхожу.

Чтобы пуще нагнать на меня страху, эсквайр несколько раз ударил в дверь, отчего стекла на окнах задрожали. И я вместе с ними.

— Сейчас-сейчас! Я почти готова! — обнадежила я.

А сама тем временем нервно ощупывала стенку гардеробной. Открылось же в противоположной стене отделение со свадебным нарядом — значит, и с другой стороны что-то похожее предусмотрели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мои старания оказались вознаграждены: панель отъехала в сторону — за ней оказались платья.

То, что надо!

Наскоро выбрав из них то, на котором было меньше всего крючков, я в рекордно короткие сроки нацепила его на себя и подбежала к окну.

Слава богу, оно оказалось расположено почти рядом с землей.

— Миледи Цицинателла, вы вынуждаете!

Чего я его там вынуждала, выяснять мне не хотелось от слова совсем.

Вообще от голоса Рутланда, ей-богу, можно было концы отдать — столько в нем было маскулинной сексуальности и в то же время ярости и гнева.

— Выхожу! — крикнула я и сиганула в окно.

Юбка парашютом взвилась вокруг моих ног. Приземление прошло успешно!

Я рванула за угол и бросилась к выходу из парка, что был разбит вокруг двухэтажного особняка, из которого я только что спаслась бегством.

Вообще-то утренние пробежки — мое все. Быстро бегать я умею. Даже несмотря на препятствие в виде этих самых длинных юбок старинного платья. Но их всегда можно подоткнуть, не так ли?

Не будь дурочкой, с дороги я свернула в пролесок. Так сложнее идти по следу.

Здесь, так же, как и в моем мире, стояла снежная зима. По ощущениям — минус два-три градуса. Неплохо — от холода я не умру. Судя по городскому пейзажу, который я мельком разглядела в окно Цицинателлиной спальни, ее дом стоит немного на возвышенности — неподалеку небольшого городка.

Бесчисленные шпили, позолоченные башни и купола напомнили город с иллюстраций к сказкам Гофмана. В детстве я очень любила «Крошку Цахеса» и «Золотой горшок», потому сочла это хорошим знаком.

Главное сейчас — отделаться от пугающего до икоты замужества. И я, можно сказать, в двух шагах от цели!

Немного осмотрюсь в городе, продам серьги Цицинателлы, что болтаются у меня в ушах, найму экипаж, или как у них тут передвигаются, не на поездах же… И окажусь подальше от своего будущего супруга, как мечтала.

А там уж будем разбираться. Нутелла порвала лотерейный билет и сказала, что это была моя единственная возможность вернуться домой. Но что, если она блефовала?

В общем, настроение у меня самую чуточку поднялось — вроде как даже получался какой-то план. А я очень люблю действовать по плану — это как-то успокаивает.

Увы, все оказалось напрасно.

Дорогу мне преградил всадник на могучем черном жеребце. Шерсть красивого животного лоснилась — в нем чувствовалась сила и порода.

Я шарахнулась назад, а потом вбок, но наездник будто играл со мной. Не давая и шагу ступить — теснил к крутому косогору над речкой.

Представляю, как опасна может быть лошадь — как наступит мне копытом на ногу, с конечностью можно попрощаться! Но конь ступал осторожно, беспрекословно подчиняясь не то, что движению, наверное, каждой мысли своего хозяина.

Кто был тем всадником, догадаться нетрудно…

Вот ведь ек-макарек!

Похоже, мне нужно смириться с тем фактом, что отделаться от эсквайра Теодора Рутланда — задача очень сложная. Если вообще выполнимая!

— Какая встреча, миледи! — даже не потрудившись скрыть клокочущую в голосе ярость, процедил мужчина. — Собрались подышать свежим воздухом перед нашей свадьбой? Как мило. Только надо было предупредить меня — я бы составил вам компанию. Правда, не скажу, что с удовольствием… Но, имеем то, что имеем.

— Вы понимаете, вся эта свадьба — ошибка, — пролепетала я, глядя на него снизу вверх. — Вы должны мне поверить! Я вовсе не Цицинателла, а…

Вот ведь — отродясь не блеяла, как овца, даже если заваливала экзамен в институте… Но он вынуждал. Одним своим видом и вынуждал!

Теперь, когда у меня была возможность приглядеться к Теодору Рутланду внимательнее, я заметила, насколько он статен и хорош собою. У него было красивое и волевое лицо с твердыми губами, четким прямым носом и поразительными карими глазами. Внутри радужной оболочки словно разлился майский мед — терпкий и золотистый.