Убийца избранных: Конрад - Николай Белоусов

голову медведя.

— До встречи, Бурый.

За него ответила Зоя.

— И не надейся. Ты больше никого из нас не увидишь. Никогда, слышишь?

Он слышал. Всё прекрасно слышал, и от этого на душе становилось тяжело. Ещё одно место, куда он никогда не вернётся.

Глава 2 Часть 1

Конрад прошел через несколько деревень, надеясь, что новой жертвой станет никому не нужный сиротка. Так он избавит от страданий многих людей. В том числе и себя. Но чем дальше он шел, тем становилось яснее, что в этот раз не удастся решить всё быстро.

Прошло четыре месяца как он оказался у края пустыни. Еще месяц ему понадобился, чтобы найти караван, который согласился бы взять его с собой. Платить пришлось черновой работой — таскать ящики, вычесывать верблюдов, но благодаря этому на него не обращали внимания.

Пока он работал, ему удавалось предаваться воспоминаниям. Сколько лет прошло, как он был в Харийском каганате? Сто? Сто пятьдесят? Около того. В тот раз он забрал дочь попрошайки. Всё оказалось слишком просто, а потому он задержался на радостях и завел несколько знакомств, которые пронес через всю жизнь. Один мужчина даже путешествовал с ним. Посредственный зодчий, которому приходилось лепить из глины кирпичи, чтобы не умереть с голоду. Таким он был, когда увязался за Конрадом.

Сорок дней караван шел по бескрайним пескам, петляя под жгучи солнцем от оазиса до оазиса.

Пребывая то в воспоминаниях, то в задумчивости, Конрад терял счет дням, приходя в себя лишь, когда видел на горизонте листья пальм. И каждый раз это случалось как будто впервые.

Столица их встретила пьяными стражниками и спотыкающимися друг о друга земледельцами. Все как один пели о кричали поздравления Кагану.

— У наследника Солнца родился сын! — радовались прохожие, а с ними и караванщики — торговля выдастся удачной.

"Родился сын." — повторил Конрад, восхищаясь как разрослась столица.

Здесь каждый день должны были рождаться сотни детей. Из них несколько десятков умирать из-за неумелых повитух. А это значило, что ему еще могло повезти, как в прошлый раз, и никто не заметит горя матери среди всеобщего празднования.

Но он продолжить путь вглубь столицы — куда его звала "звезда".

Надежда еще теплилась, что, может быть, в одном из ближайших домов окажется тот несчастный, кого он ищет. Но нет. Квартал за кварталом шел Конрад оставляя за собой сотни ликующих и пьянствующих харийцев. Некоторые пытались усадить его за стол, но он освобождался и спешил уйти, чтобы гостеприимство не сменилось гневом.

И чем плотнее становилась толпа, тем больше Конрад понимал, что в этот раз ему не повезло. Его тянуло во дворец — за стены, куда в обычный день не пройдет обычный человек. Стены окружали огромное здание с куполом из белого мрамора, вокруг которого возвышались семь башен с узорчатыми стенами. Зрелище поражало. Приходилось запрокинуть голову, чтобы увидеть сияющие на солнце шпили. Даже если бы его кожа стала в тон окружающих его людей, один этот жест выдавал в нем чужестранца.

Конрад встал в очередь, которая вела во дворец. Вереница людей с разнообразными подарками в руках. Кто-то нёс рулон ткани, другой перемотанные шелковой лентой гвозди, находились и те, кто волок овцу. Та истошно вопила и пыталась вырваться.

Внутренние ворота охраняли десять широкоплечих охранников. Они осматривали каждого проходившего, разворачивали свертки, оценивали оружие.

Одного из охранников привлек кинжал на поясе Конрада, но другой ответил, что этим недоразумением только куриц забивать. Но вот что привлекло их — пустые руки. Они внимательнее осмотрели его и после короткого обсуждения пропустили.

Через двадцать шагов Конрад понял почему. На весь путь от ворот до дворца стражники выстроились в три ряда. Стоило кому-то дернуться, как на него падали несколько десятков взглядов. Этого хватило даже возмущенной овце, которая тут же притихла.

Не смотря на длину, очередь сокращалась быстро. Дарители оставляли подношения и тут же уходили. И пока Конрад вспоминал как разговаривать на харийском, пока вслушивался во фразы окружающих, он и сам не заметил, как подошла его очередь.

— На колени, чужеходец. — раздался громоподобный голос.

Конрад вздрогнул, огляделся и упал, уперевшись лбом в ковер. От того пахло грязью, потом, навозом и слезами, перемешанными с апельсинами, фиалками и благовониями.

Стражники стояли полукругом, закрывая дарителей от Кагана, сидевшего на возвышении. Рядом с ним обладатель громового голоса, а вдоль стен кучковалась знать в пестрых одеждах и украшениях. Камни и драгоценные металлы блестели в лучах солнца, которые проникали в зал сквозь десятки узких окон.

Наступила тишина. И тогда голос продолжил.

— Если тебе не знакома наша речь, — начал тот же голос, но на языке горцев из угольных скал, хотя с явным харийским акцентом, — скажи хоть слово, — добавил на наречии разбойничьих княжеств и закончил говором северных степняков. — и я донесу твои слова до властелина.

— Не позволю пескам испить слезы моей, как и говорить на чуждой для вас речи. — ответил Конрад на харийском, добавляя Тервинский говор — страны, с кем у местных мирный договор. По крайне мере был пятьдесят лет назад. — Но пусть камни струятся по моим венам, если не опечален я, что явился без дара в руках в столь знаменательный час.

Снова тишина. В любом другом дворце раздались бы смешки, но Каган слушал и никто не мешал ему, пусть даже тот и в хорошем настроении.

— Если он не в руках. — послышался другой голос, чуть шепелявый, но с улыбкой. — должно быть за пазухой, или на поясе.

Конрад вдыхал смешение запахом, чувствовал, как пот стекает по шее, лицу и смешивался со следами сотен людей, что были до него.

— Всё так, властелин. Я сам есть дар — мысли мои, руки мои, тело моё приношу я в дар, но не тебе, а сыну твоему. Ибо сотни верст я преодолел, дабы вверить свои умения через твои руки, но для него.

Каган поскреб подлокотник трона, затем бородатую щеку и сказал:

— Тервийцоев поразила гордыня, раз они не испросив считают, что лучше моих людей? Что я должен спрашивать их, вымаливать тайны? Или вы променяли прямоту на Симвальскую лесть?

Глашатай добавил.

— Правитель хочет знать, в чем твои умения, если при тебе нет ничего, что рассказало бы о них?

— Я — лекарь. — ответил Конрад. — и шел сквозь пустыню, степь и леса, чтобы приветствовать вашего сына, чтобы служить ему.

— Ты мог приплыть на корабле — это быстрее и проще. — отмахнулся Каган. — ваши купцы как раз устраивают пир в гавани.

— Как можно