Вся проза в одном томе - Юрий Кудряшов

– Конечно, помню, милый!

– Колье с сапфиром, что так идёт к твоим небесно-синим глазам!

– К чему ты клонишь?

Я разделся и сел за стол. Она села напротив.

– Ну вот, гляди, – сказал я и вытащил из кармана конверт.

– Что это? – загорелась она любопытством. – Боже! – воскликнула, достав из конверта миллион. – Откуда это?

– Мне их дал твой любовник, – на удивление спокойно произнёс я.

Настя обомлела.

– Да-да, ты не ослышалась! Тот самый господин Ядрин, что приезжает к тебе, пока я на работе. Правда, больше уже не приедет. Он просил передать тебе, чтобы ты забыла о его существовании раз и навсегда.

Она так и глядела на меня огромными круглыми глазами, не зная, что сказать. Я торжествовал победу. Настя была нокаутирована. С непередаваемым удовольствием, смакуя и растягивая каждое слово, я неторопливо и с улыбкой рассказал ей, что произошло:

– Вчера, когда вы с ним делали это здесь, – я указал на кровать, – моя камера стояла вон там, – я указал на шкаф с посудой, – и смотрела на вас.

Глаза её наполнились слезами и стыдливо опустились.

– Я решил заснять вас, – продолжил я, – чтобы припугнуть твоего любовника, чтобы твой любовник выплатил мне компенсацию за несанкционированное пользование моей женой.

Настя смотрела в пустоту. Слёзы текли по её щекам и капали прямо на деньги, которые она не выпускала из рук.

– И теперь, – решил я добить её окончательно, – я ни о чём не жалею. Не жалею о нашем браке и о прекрасных минутах, проведённых вместе. Не жалею о своих рогах, которые ты мне наставила. Не жалею о своей наивности и глупости. Не жалею, что доверял тебе и любил тебя. Я не жалею ни о чём потому, что заработал на этом неплохие деньги! Ради миллиона стоило побыть немного обманутым мужем. Только вот ты, милая, не получишь из этого миллиона ни копейки. Ты сейчас соберёшь свои вещи и уйдёшь, не оставив здесь ни малейшего напоминания о себе. В следующий раз мы с тобой встретимся в ЗАГСе. Где начался наш счастливый брак – там он и закончится. А если я и пожалею о чём-то – то лишь о том, что мне теперь самому придётся убирать квартиру, готовить, стирать, гладить и мыть посуду.

– Ночь на дворе, – прохрипела она сквозь слёзы. – Куда я пойду?

– Меня это не касается, – сказал я с подчёркнутым равнодушием и закурил, отвернувшись от неё к стене.

Насте нечего было сказать. Мне стало даже немного жаль её. Дрожа от слёз, с печатью обречённости в каждом жесте, ежеминутно вытирая глаза, она неторопливо начала собирать по всей квартире свои пожитки. Привычная её аккуратность вдруг куда-то пропала, и она пихала свои многочисленные платья и юбки в чемодан одной смятой кучей.

Было уже одиннадцать, когда она последний раз взглянула на меня. Я по-прежнему сидел, отвернувшись, и тянул сигарету – но почувствовал на себе её взгляд.

Она вышла из квартиры с битком набитым, плохо закрывшимся тяжеленным баулом, так и не сказав ни слова и лишь тихонько посапывая. А я остался с сигаретой в зубах наедине со своим торжествующим самолюбием, сидя за столом, на котором лежал миллион.

5

Убийство

Следующий день (это была суббота) я просидел дома. Меня вдруг сразила гнетущая тоска. Наверное, что-то ещё осталось у меня на сердце хорошего. Были ещё живы хоть какие-то человеческие чувства. Это были мои самые лучшие чувства – поэтому самые живучие. Показав худшую свою сторону, моей душе необходимо было обнажить и лучшую, чтобы восстановить естественный баланс. Открыв внутри себя бездну порока, мне захотелось откопать где-то ещё глубже щепотку добродетели. Это была не совесть. Это была надежда, что ещё можно что-то вернуть, что-то воскресить, что-то сделать по-человечески.

Сейчас даже странно это вспоминать, но в тот момент я готов был простить Настю. Появись она сейчас у моей двери в слезах – я бы просил её остаться и забыть всё, что случилось. Её вина была искуплена. Она заставила меня страдать – но и сама достаточно настрадалась в ответ. Во мне ещё оставалась мельчайшая капля любви и сострадания к ней, которую можно было при желании, при совместном усилии превратить в новое озеро счастья и благополучия. Я ходил по квартире, где ещё вчера были её вещи, её запах, звук её голоса. Я так привык ко всему этому, что без Насти жилище моё казалось пустым и тоскливым, затхлым и скучным, холодным и безжизненным. Не хватало чего-то очень важного – любимого и родного существа, лежащего рядом; дивных синих глаз, страстно глядящих на меня; широкой белозубой улыбки, встречающей меня с работы; бархатных золотистых кудряшек, лежавших на моём лице каждое утро.

Она предала меня – но разве мы все идеальны? Разве есть хоть один, кто никогда не совершал роковых ошибок? И много ли таких семей, где никогда не было серьёзных проблем? И разве брак не есть совместное преодоление любой проблемы? Почему бы не попытаться простить друг друга? Почему бы не попробовать начать всё сначала? Почему бы не постараться зачеркнуть и выбросить из памяти эту глупейшую историю? Всё могло бы быть как прежде. Разве что теперь на вопрос брачного детектива «Были ли у вас когда-нибудь крупные ссоры?» – я ответил бы: «Да, один раз». Впрочем, уверен, что нам никогда больше не понадобятся услуги брачного детектива. Никто не способен жить без ошибок, но ведь мы не настолько глупы, чтобы повторять свои ошибки!

Я ещё не готов был сделать первый шаг. Хотя договариваться о встрече возле ЗАГСа у меня тоже рука не поднималась. Может быть, ещё через несколько дней или недель я решился бы позвонить ей и предложить примирение. Но если бы она предложила его сейчас – я бы не отказался. Я бы молча выслушал её извинения – и просто обнял бы крепко мою рыдающую Настеньку и держал бы в своих объятиях до самого утра. У неё был такой шанс.

Но она предпочла поступить иначе. Предпочла бороться за своё достоинство. Предпочла продолжить эту грязную игру самолюбий. Предпочла встать и нанести ещё один удар. В её власти было прекратить этот кошмар. Но она его начала, и она же решила довести до конца.

Вечером она мне позвонила. Я искренне мечтал услышать от неё мольбу о прощении. Я не хотел, но морально готов был к тому, что она назначит мне встречу для оформления развода. Но Настя решила показать, что по-прежнему полна сюрпризов, и они только начинаются. Я услышал от неё то, чего меньше всего ожидал.

– Как насчёт раздела имущества? – сходу поразила она меня в самое сердце, даже не поздоровавшись.

– О каком имуществе ты говоришь? Квартира принадлежит моей матери, и ты не можешь претендовать на неё.

– Твоя квартира мне не нужна.

– Тогда о чём речь?

– Я говорю о твоих накоплениях.

По тому, как произнесла она слово «накопления» – мне тут же стало ясно, о каких «накоплениях» идёт речь. И хватило же у неё наглости заявить такое!

– О каких ещё накоплениях, Настя?

– А ты сам-то как думаешь? Ты ведь юрист. Ты лучше меня знаешь, что половина совместно нажитого имущества принадлежит мне.

– Совместно нажитое имущество? – Моему возмущению не было предела. – Ты что, издеваешься? Этот миллион – мой и только мой!

– Этот миллион приобретён в период брака! А значит, половина его – моя по закону!

Тут я закипел не на шутку. Скажи она мне это вживую, а не по телефону – видит Бог, я бы порвал её на месте.

– Ты права, любимая. Я – юрист. И поэтому я точно знаю: ты никогда не докажешь, что у меня вообще есть этот миллион! Так что хватит пороть чушь! – заорал я во всё горло.

Но она уже положила трубку. Это показалось мне странным. Что всё это значит? Наглость – само собой. Но с чего она взяла, что может по закону претендовать на деньги, что я получил от Ядрина? Откуда вообще взялась эта фантастическая мысль в её прелестной смышлёной головке? Ей были нужны не деньги – это очевидно. То был вопрос самолюбия. Но не настолько же она глупа, чтобы решать этот вопрос таким глупейшим и очевидно проигрышным способом, вступая в юридический спор с профессиональным юристом!

Ответ не заставил себя долго ждать. Через несколько минут на мою электронную почту пришло письмо от Насти. В письме не было ни слова, был только прикреплённый файл – аудиозапись. Я скачал эту запись – и каково же было моё удивление, когда я услышал собственный голос!

«Ты права, любимая. Я – юрист. И поэтому я точно знаю: ты никогда не докажешь, что у меня вообще есть этот миллион! Так что хватит пороть чушь!»

Звоню Насте:

– Что это значит?

– А ты как думаешь? – вернулись мы опять к началу. – Ты ведь юрист. Ты лучше меня знаешь, что эта запись – и есть доказательство! Сутки тебе на раздумья: или отдаёшь мне пятьсот тысяч по-хорошему – или через суд! – и бросила трубку.

Чёрт возьми, а ведь она права! И теперь снова в нокауте оказался я. Потому что теперь она обошла меня даже в моей профессии! Это было особенно гадко и унизительно! А больше всего меня оскорблял тот факт, что пять минут назад я готов был простить эту подлую мразь, хоть и знал об этом лишь я один. Деньги не нужны были ни ей, ни мне. Только чувство собственного достоинства! Это было дело принципа. Она не могла позволить мне остаться победителем. Она не могла проглотить унижение и смириться, хоть и была сама во всём виновата.