Семь отмычек Всевластия - Антон Краснов

Впрочем, от своих одноклассников, описанных выше, Афанасьев отличался несомненным интеллектом и эмоциональной развитостью, то есть мог отреагировать на картины старых мастеров или скрипичный концерт иначе, нежели восклицаниями типа «ы, круто, блин!» или цитатой из Коли Ковалева о дирижере: «А че это типа там на сцене вертухай музычку зажигает?» Располагал Афанасьев и известной эрудицией, что, впрочем, пока не помогло ему достигнуть на жизненном поприще больших успехов или стяжать хотя бы кратковременные, но громкие победы.

«Какие мои годы, — говорил по этому поводу, не очень весело прищуривая правый глаз, сам Афанасьев. — Будет еще…» Он даже представить не мог, до какой милой буквальности вскоре вызреет эта фраза: «КАКИЕ мои годы».

Выпив, три друга встали из-за стола и, пожмурившись друг на друга, решили искупаться в речке, благо была она очень чистой да и вода в ней почти теплой. Особенно для этой свирепой весны, когда до середины мая стояли едва ли не морозы и только с третьей декады обвалилось долгожданное тепло, быстро разросшееся прямо-таки в жару.

Один Колян метафористично глянул на недопитую водку и сказал:

— Не, пацаны… в натуре, в речке? У меня же тут два бассейна, джакузи и все такое… вы че? Можно отлично выкупаться прямо в доме. Потом подумаем, как нам, как говорят умные бакланы, разнообразить досуг! Ну там девчонок подтянуть! Ну а пока — в джакузи!

— У брателло Кузи два-а больших джакузи, один серый, другой белый — два-а больших джакузи-и! — с готовностью пропел Вася Васягин.

— Э-э, Коля, — возразил Афанасьев, не обращая внимания на соло Васягина, — да разве самый лучший бассейн может сравниться с речкой, что у тебя тут под боком протекает? Не понимаешь ты своего счастья, брат. Надо тебе было возле какого-нибудь заросшего канализационного арыка застроиться, типа такого, из какого моя тетка воду таскает, чтобы свои чертовы помидоры поливать. Огородница… Так они у нее дохнут постоянно.

— А! — Ковалев махнул рукой. — Пошли!

Дверь распахнулась, и в ее проеме… закружилось несколько СНЕЖИНОК. Жутким холодом рвануло в предбанник, короткий снежный вихрь, на секунду заклубившись под потолком, вдруг обернулся огромным черным вороном. Птица спланировала на стол и, поддев огромным клювом бутылку водки, опрокинула ее.

Парни остолбенели.

— То есть как это? — пробормотал Женя. — Мужики… это как? Мы ж вроде… только сели. А уже — допились.

Ковалев икнул, попятился и, потянув тренировочные штаны вверх, пробормотал:

— Так… пора завязывать с бухаловом.

Первым опомнился Васягин. Он подлетел к стене, на которой висело его форменное обмундирование, выхватил из кобуры табельный «Макаров», после секундного замешательства схватил еще и излюбленное оружие доблестной российской милиции — резиновую дубинку под названием «демократизатор», и выскочил из бани.

И обомлел.

Небо, еще недавно бывшее темно-голубым и ласковым, разительно переменилось. Низкие свинцовые тучи нависли над уже сильно заснеженной землей. Из них сплошным, сливающимся в одну беспросветную пелену обвалом сыпались крупные хлопья снега. Пронизывающий ветер рванул вновь, и Васягин, неподобающе пронзительно для милицейского чина в звании сержанта взвизгнув, отскочил в предбанник, конвульсивно взмахнув дубинкой. Словно стараясь призвать к порядку несколько здоровенных хлопьев снега, колючих, обжигающе холодных, которыми с возмутительной наглостью залепило голую грудь, плечи и лицо сержанта.

— Белая горячка… — выдохнул Афанасьев и присел на корточки. — Мужики, кроет!!!

Из снежного месива прямо на журналиста вдруг вынырнула странная фигура. Это был мужчина, обряженный в жуткие лохмотья. За ним появился второй, несший на руках тощего старика в плаще и крепко нахлобученной на голову шляпе. Крепко — это потому, что шляпа не падала, несмотря на то что голова старика свешивалась едва ли не до земли, открывая иссохшую, жилистую шею.

Мужчина молча прошагал мимо онемевших от изумления троих друзей, задев головой притолоку, ввалился в предбанник и без предисловий уложил старика на лавку.

— Э-э, мужики, — вскинулся Колян. — Да вы че, в натуре? Че такое? Че за накат? Так рулить не годится!

Он вскинул глаза и наткнулся взглядом на стоящего в дверях бани высоченного белокурого атлета с ярко-голубыми глазами и чеканными чертами лица. Тот медленно провел по лицу Коляна застывшим, отсутствующим взором, и Колян попятился, почувствовав, что ему в мозг словно воткнули ледяную иглу, а вдоль позвоночника и в локтях запузырился острый, болезненный холод.

Белокурый сделал шаг вперед и как-то сразу настиг Коляна. Протянул руку и коснулся рукой лба Ковалева, и словно тонкая, прожигающая кожу металлическая паутина опутала голову владельца дачи. Животный страх мокро вскипел на ладонях, на лбу, заискрился мурашками по спине, тяжело перевернулся и сдавил внутренности.

— Твой дом сей? — медленно проговорил белокурый, впившись в лицо Ковалева все тем же холодным и неподвижным, едва ли человеческим взглядом. Примерно такой же взгляд был у бывшей Ковалевской тещи, когда при ней упоминали о ее любимом экс-зяте Колюшке.

— М-мой, да, — пролепетал Ковалев, который даже перед бандой своего главного криминального конкурента Боряна Бокалова, откликавшегося на погоняло Кинг-Конг Жив, и наглым следователем-«важняком» областного угрозыска не дрожал так мелко и позорно.

— Нужна помощь твоя. Отцу нашему, в пределах ваших прославленному под славным именем Один, он же Вотан, он же Хрофт, он же…

Старик на лавке тяжело приподнялся на локте и пронзил белокурого суровым взглядом — взглядом единственного глаза, буравящего не хуже сверла бормашины! — едва удерживаясь на ногах, отметил уткнувшийся головой в притолоку Афанасьев…

Побуравив белокурого этим жутким взором несколько секунд, старик снова уронил голову на лавку и начал глубоко, шумно дышать. Женя в детстве видел в зоопарке больного бегемота, тот дышал примерно так же. По всей видимости, перехватил старикашка чего-то, предположил в тот же момент Васягин. Ковалев же воздержался и от мыслей, и от комментариев: во время этой фантасмагорической сцены он все время открывал и закрывал рот, верно порываясь послать орду нечесаных и невесть откуда взявшихся гостей куда подальше.

Стоявший у дверей рыжебородый здоровяк распахнул свое рванье и начал усиленно начесывать густейшую шерсть на груди. Из нее вывалилась огромнейших размеров вошь и упала прямо на ногу Коляну, которого буквально скорчило от отвращения.

— Да ты мне че тут творишь, блин, козел… — начал было он, но тут же был остановлен рыком рыжебородого заповедника для нательных домашних животных:

— Уж не меня ли назвал ты козлом, головешка? — Колян ощутил, как в ногах пухнет предательская рыхлая вата.

Белокурый продолжал хлопотать над стариком, и потому никто не помешал рыжебородому одним шагом преодолеть разделяющее его и Ковалева пространство, схватить не самого хилого и жидкокостного Коляна одной рукой за подбородок и поднять в воздух с такой легкостью, как будто кандидат в мастера спорта по боксу Ковалев весил, как рахитичный недомерок из школы для умственно отсталых.

Мгновенно рассвирепевший брателло извернулся и брыкнул рыжебородого амбала обеими ногами в грудь.

С таким же успехом он мог приложиться, скажем, к гранитной скале.

Нет, под ногами что-то хрустнуло, но, судя по всему, это было отнюдь не ребро рыжебородого, а брат-близнец той вши, которая в данный момент нарезала круги по полу коляновского предбанника, играя в шестикратного чемпиона мира Михаэля Шумахера.

— Выбил бы я мозг из жалкой твоей человеческой башки, — прогремел рыжебородый, — да лишь тем тебя и могу оправдать, что не видел ты козлов настоящих! Идем!

Продолжая удерживать несчастного братка на одной руке так, что ступни Коляна мотались в тридцати сантиметрах от пола (это ж какая силища нужна! — в ужасе осознания свело судорогой мозги Коляна), рыжебородый вынес его из предбанника на невесть откуда нагрянувший холод. И опустил на скорчившуюся траву, уже затянутую инеем и побитую снегом и ветром.

— Воззрись, смертный!

И Колян посмотрел. Еще бы ему не смотреть!.. Тотчас же из груди его вырвалось нечленораздельное матерное ругательство, в котором гармонично сплелись изумление и ярость.

Возле его новенького джипа, купленного на честно отжатые у лохов и конкурентов то ли семьдесят, то ли пятьдесят штук баксов, стояла огромная лохматая тварь. Своими неимоверными размерами она напоминала больше лошадь, чем козла. Только шлейф умопомрачительной вони, которую порывами ветра время от времени относило на Коляна, свидетельствовал о том, что перед Ковалевым действительно козел.

У Коляна заслезились глаза и перехватило дыхание. И в это самое мгновение тварь, меланхолично что-то пережевывающая, зыркнула на Ковалева своими глазищами. Каждый по плошке!..