Жена по заказу - Алла Драбкина

Побеседовать с мальчиком в тот вечер хозяин мне так и не дал, за что большое ему спасибо. Я не буду корчить из себя Мэри Поппинс и утверждать, что совсем не боюсь детей и умею с ними обращаться. Просто мы сидели вчетвером на кухне, ели-пили, разговаривали (в основном говорил хозяин) и присматривались друг к другу.

Я думала, что богачи питаются осетриной, телятиной и отборными овощами-фруктами. Поименованные мной закуски были, конечно, представлены на столе, но в разумном количестве, как знак гостеприимства. Обед же был вполне человеческий и очень вкусный, даже на мой придирчивый вкус.

Классически правильно сваренный борщ, перцы, фаршированные мясом с рисом и овощами. Сервировано все было прилично, но без наворотов. На кухне была микроволновая печь, но Яна сказала, что ею почти не пользуется – невкусно.

Потом мне показали квартиру.

Если я вижу комнату с малиновыми шелками на окнах, покрытым лаком полом и обоями с золотым тиснением – меня может вырвать. Здесь ничего этого не было, как не было дурных хрустальных люстр и прочего ресторанного шика. В каждой комнате можно было увидеть какую-то действительно ценную вещь: старинную лампу, горку прошлого века, удобное старинное кресло. Я хвалила эти вещи и вкус хозяев, но мне было сказано, что это вкус предков хозяина.

– У Вити все это находилось в одной комнате, но я сочла, что так лучше, – сказала Яна.

По-моему, она была права. Комнаты, набитые одним антиквариатом, производят зловещее впечатление.

– А теперь пойдемте, я покажу ваше жилище… – потащил меня за руку Аполлоныч.

Моя комната была лучшей. Воздух в ней был чище, чем в других, я это чувствовала. Ясно, что квартира эта – бывшая коммуналка, а в этой комнате (со своим коридорчиком и телефоном) жил весьма славный и некоммунальный человек.

– Эта квартира до революции принадлежала нашей семье, – сказал хозяин, – потом сделали коммуналку… Я жил как раз в этой комнате… Потом мой покойный сын откупил всю квартиру.

Кроме книжных стеллажей, широкой лежанки и маленького низкого столика, в комнате не было ничего.

– Шкаф тут, в прихожей, в стене… С детства не любил шкафы, – как бы извинился хозяин.

– Я тоже…

– Девочкам, которых мы пытались до вас нанять, очень не нравились книги. Они орали, что эту грязь нужно убрать. Расставляли по стеллажам какие-то коробочки, безделушки… Но я не могу доверить ребенка девочкам, которые не любят книг. Кстати, стол для компьютера у нас есть, компьютер тоже... вам для работы.

– Но я не умею работать на компьютере.

– А как же вы пишете? – удивился он.

– От руки. Я выросла в коммуналке, писала ночами, а ночами стучать на машинке… Я привыкла писать только от руки. У меня была чудесная машинистка, она же была для меня как бы первым редактором. Елена Леонардовна Браунинг…

– Вы тоже дружили в ней? – чуть ли не со слезами воскликнул он. – Я лично обожал ее. Я считал, что мне крупно повезло, что я вообще с ней знаком. И вот теперь вы… Ведь слова молвить не с кем!

– Но у вас же целое издательство!

– Нефедов держит меня в стороне от авторов. Я издаю свою классику, а все остальное – Нефедов. Он говорит, что я не знаю конъюнктуры. Наверное, он прав. Я, конечно, знаком со многими теперешними... гм... писателями, но поддерживать с ними знакомство… У них, знаете ли, какая-то лакейская литература. Унылое подражание американскому идиотизму на нашем материале. И ужасающая безграмотность. Знаете ли, когда я вижу текст, испещренный грамматическими ошибками, я вспоминаю эвакуацию, а именно – как по мне бегали вши. Лакейский плагиат… Как же, рынок!

– Как сказал Антуан де Ривароль, на рынок не ходят с золотыми слитками, там нужна мелкая разменная монета… – вдруг сказала Яна.

Я раскрыла было рот, но быстренько его захлопнула, чтобы моего изумления никто не заметил. Она высказала здравую мысль и к месту. Но кто такой Антуан де Ривароль, где она его прочитала и с какой стати? Яна не заметила моего изумления, она с улыбкой продолжала:

– Вы мне дадите ваши рукописи, ладно? Я сама сделаю вам тексты. Мне ведь тоже очень важно не потерять навык…

Поздним вечером Яна повезла меня домой с целью собрать вещи и вернуться снова к ним. Мы ехали по полупустым улицам, молчали, но молчание наше не было неловким. Я присматривалась к ней, она, скорее всего – ко мне. Я видела ее красивый четкий профиль и думала о том, что она все-таки для меня загадка. Впрочем, как и все ее поколение. Нас воспитывали с лозунгом, что мы «будем жить при коммунизме», но почему же наши дети так прекрасно и правильно уживаются при капитализме? Как эта красавица Яна, с ее-то внешностью, сообразила, что в этой жизни надо трудиться, а не качать права?

Среднестатистический человек нашего поколения в нашей стране отличается именно качанием прав.

Мы хотим получить что-то от кого-то в быту (жилье и зарплату у государства), мы качаем права с возлюбленными и потому их теряем, а самое страшное – мы качаем права с детьми. И тоже теряем их.

Жизнь ничему нас не учит. А вот эта молодая женщина, выйдя замуж за мужчину вдвое старше себя, прекрасно соображает, что за уверенность в завтрашнем дне и за богатство надо платить уважением к тому, кто его дал. Попав из грязи в князи, она не ведет себя как халявщица и проститутка, лишь требуя и ничего, кроме постели, не давая. Нет, она работает, следит за порядком. Да вот и со мной…

Заметив, что муж превосходно ко мне относится, она посчитала, что и со своей стороны должна окружить меня теплом и заботой. И ведь ни грана раздражения, ревности…

Побойся Бога, Горчакова! Ревность! Ко мне и в молодости-то не ревновали мужей и возлюбленных, а уж теперь…

– Вы, наверное, в молодости были очень красивой? – вдруг вполне серьезно спросила Яна.

Здрасьте, приплыли!

– В молодости я выглядела в сто раз хуже, чем сейчас.

– Значит, вы достойно жили, – припечатала она. – Ведь как говорит Шамбор, большинство людей употребляют лучшую пору жизни на то, чтоб сделать худшую еще более печальной. Хотя... хотя худшая у вас еще не наступила, а? Вы видели, как Виктор прямо-таки расцвел перед вами? Девочек из бюро гувернанток он удосуживался только смерить взглядом. Стоило им раскрыть рот, как у Виктора начинались судороги. Вы понимаете, почему я могу любить его? Понимаете? Он не сладострастный старикашка, которому нравятся молоденькие! А значит, я могу его потерять. А значит, могу и любить.

И вот тут она была права. Мы любим до тех пор, пока боимся потерять. Тьфу ты, я вдруг представила эту гениальную фразу в виде афоризма в девичьей тетрадочке. Все-таки афоризмы – ужасная пошлятина. Как бы сказать Яне, чтоб она поменьше их употребляла? Она достаточно умна в поведении, чтоб обойтись без виньеток и завитушек.

Вещей я взяла мало, лишь самое необходимое.

– А квартиру вашу я сдам. И сдам хорошо, – опять припечатала Яна.

– Но вдруг я не уживусь... вдруг вы не уживетесь со мной? Куда я денусь?

– Вы получите хорошие деньги и не пропадете.

Тем более что мы уживемся. По крайней мере, мне вы очень нужны. Вы поймете это со временем.

Покидая вместе с Яной дом, я случайно заглянула в почтовый ящик и увидела, что там что-то лежит.

Наверное, реклама телевизора «Сони», который продается по «смешной» цене, или духов от «Коко».

Я ткнула пальцем в дыру ящика и поняла, что это письмо. Наверное, из ЖЭКа, где меня клеймят за неуплату. Брать письмо ой как не хотелось, но ведь если меня возьмут на работу, я сумею оплатить самые главные счета.

Письмо оказалось довольно объемистым, такие обычно приходят из редакций, когда тебе возвращают не очень длинный рассказ. Но обратного адреса не было. Я засунула письмо в сумку. Оно взволновало меня: помятое, не очень чистое. Явно не из Питера и не из Москвы. А в другие города я ничего не отсылала. Тревожное письмо. Такое ощущение, что оно плыло, летело, ехало, а потом самостоятельно дотопало до моего ящика. Скрывая тревогу, я пошла за Яной к ее машине.

На новом месте я спала хорошо. Так хорошо, что проснулась без десяти одиннадцать. Ничего себе! С другой стороны, это был показатель того, что в моем новом жилище все было чисто. В первую минуту, как проснулась, я вообще подумала, что нахожусь дома. Те же книги (при совдепии все хорошие книги были на счету) смотрели на меня со стеллажей – этого было достаточно для прекрасного самочувствия.

– Вы почему меня не разбудили?! – ворвалась я на кухню.

– С какой стати? В школу я Кирюшу отвожу сама, зачем вам рано вставать? Мы же легли вчера часа в два…

– А как же вы сами?

– Я сплю днем. Знаете, приучила себя к этому. Эти вечерние тусовки, сами понимаете. А выглядеть надо хорошо.

Она быстро, но не суетливо поставила передо мной завтрак: омлет с помидорами и сыром, бутерброд с ветчиной, помидор, огурец и роскошный желтый перчик. (Если бы я была богатой, я бы питалась именно так).