Ни конному, ни пешему... (СИ) - Костина Надежда

— Знаю я твоих... собачек!

Зимние волки были свитой лешего. Огромные звери, опасные, дикие, разумные. Они стерегли границы, гоняли нечисть, провожали души умерших за черту.

Их было девятеро. Девять измученных, замёрзших, отчаявшихся людей. Четверо раненых. Обмороженные лица. Красные звезды на шапках. Ружья, наганы. Кто же из них Черныша подбил ночью?! Снежника — зимой! Пусть и младшенького, из весеннего помета, но все-таки...

Лешак и Ядвига стояли между сосен, рассматривали незваных гостей, слышали обрывки разговоров: красноармейцы…отступили … начался буран… потеряли отряд… трое суток по лесу…

Совсем рядом бродила парочка белых волков, но без команды лесного хозяина людям не показывались. На полянке горел костер — в котелке топили снег. Еды у людей нет. А зверьё в этом лесу добыть ой как нелегко. Да и зверьё тут не простое.

Ядвига шагнула за черту. Молоденький часовой резко повернулся, вскинул ружье:

— Стой, кто идет! Стрелять буду! — И согнулся в приступе мучительного кашля.

Яга приблизилась к парню, выдернула из ослабевших рук ружье. Люди на поляне замерли, настороженно разглядывая седую простоволосую тётку в тулупе нараспашку. Двое перекрестились. Кто-то вскинул винтовку, передернул затвор. Яга невозмутимо подошла к костру. На снегу лежала молодая женщина. Ведьма наклонилась, всматриваясь ей в лицо. Хмуро оглядела стоящих вокруг солдат.

— Что ж не уберегли проводницу вашу?! Она вас из пурги вывела, она снежников заметила, не дала собачкам поживиться! Хоть бы лапника нарезали. — Яга неспешно поднялась. — Собирайте пожитки, девку вашу берите, да в избу идём. Будете моими гостями. Пока. А кто забалует… — она широким жестом хозяйки обвела поляну.

Из белой мглы один за другим выходили снежные волки. Чертова дюжина — полная стая. Леший качнул нижние ветви сосен. Скрип веток, осыпающийся с деревьев снег при полном безветрии. Умел старый пень жути средь бела дня навести. Умел…

До избы шли долго, глубоко проваливаясь в снег, поддерживая раненых, задыхаясь от приступов кашля. Девку по очереди несли. Банник с домовиком встречать выбежали, да так и стали, как вкопанные.

Через сугробы пробирались восемь странно одетых вооруженных мужиков. Двое несли кого-то. Между стволами деревьев белыми призраками мелькали волки. Перед домом люди замерли, изумленно разглядывая голого по пояс банника с кустистой бородой, желтыми глазами и огромными ручищами до колен. Рядом стоял коренастый, с виду безобидный, старичок, с нечеловеческими вертикальными зрачками и небольшими клыками, торчащими из-под верхней губы.

— Гости у нас, Никифор. Как там люди говаривают: молодцев сначала в баньке попарить, потом накормить и спать уложить. Вот и займитесь! Раненых — в дом. Я гляну. Девку ко мне в горницу несите.

Ядвига зашла в избу, хлопнув дверью.

Банник зыркнул совиными глазами, крутанулся на кривых ножках и молча потопал к бане.

Домовик деловито оглядел незваных гостей:

— А ну-ка, соколики, железки свои сложите вооон...под ёлочкой. Не боись, прослежу, у меня не заржавеет. А то, ишь!

Истощенные люди спали. После бани, после сытной еды, да травок заваренных. Кто-то храпел, кто-то стонал во сне. Мурза неслышно бродила между спящими, прислушиваясь, отгоняя кошмары. Ядвига всматривалась в их лица — мальчишки совсем, самому старшему едва четвертак исполнился. Крас-но-ар-мейцы… прости, Господи!

А девочка совсем плоха была. Шутка ли — провести в метель через границу лесов кучу мужиков. Почуять сырую тропу, выдернуть их на ЭТУ сторону, унюхать и шугануть снежников, — пули волков не возьмут, она с перепугу по Чернышу даром шарахнула. И все это — необученная селянка! Голодная, перемерзшая после отступления и перестрелок с врагом. Откуда же они вышли...с Полтавщины, что ли? Старший их — Семён или Степан — что-то бормотал засыпая…

Василиса очнулась через сутки. Товарищи пытались объяснить, где они, выходило плохо. Главное она смекнула — все живы, более-менее целы и в безопасности. А что вокруг дома нечисть лесная бродит, домовик с банником в сенях шуршат, черная кошка глаз не сводит, следит не хуже комиссара, — это все мелочи.

Вставать Василиса не могла, сил не было даже кружку держать. Лежала, отвернувшись к стенке, скрипела зубами от злости и бессилия. Почти не разговаривала, на Ягу глядела исподлобья. Упрямая...

Через два дня люди отогрелись и отоспались. Раненые встали на ноги, и всем скопом решили уходить. Утром командир (все-таки Семён) с опаской, но почтительно обратился к хозяйке. Долго топтался на пороге, шапку в руках мял.

— Говори уже, нехристь, — буркнула Ядвига.

— Матiнко, зброя нам потрiбна! Нехай твiй Никифор вiддасть. Обiцяв вiн…

— Добре. Берiть.

— Якщо твоя ласка, то…нам...додому, якось…того…шлях…

Яга хмуро смотрела на парня. Подошла к сундуку, откинула тяжелую крышку, порылась, достала один из клубочков, вложила в ладони «нехристя».

— Волки доведут вас до границы, не боись, не тронут. Там представь, где хочешь в мире людей выйти, и бросай впереди себя тропинку. По ней идите. Я самую короткую выбрала. К вечеру дома будете. Девка ваша у меня пока поживет. Вам она сейчас обузой будет. Уводи своих людей, командир. Ще раз тут побачу — вiддам вовкулакам!!!

Василиса осталась лежать в лесной избушке. Как ни хотелось ей бежать с этого безумного места, но обременять боевых товарищей она не могла.

*****

Они сидели на террасе. Дневная жара спала, ласковые летние сумерки пахли розами и мятным чаем.

— Ты бы, Лихославовна, предупредила, что за хрень у вас тут валяется!

Козодоев сидел присмиревший. Перед ним на столе красовалась вычурная плетёнка.

— А ты будто не знаешь! В моем доме не всякую вещь стоит без спроса хватать.

— Типа в твоем доме что-то просто так на видном месте лежать может! Мне Лизка показывала свои вспоминалки. А потом невзначай говорит: «Посмотри, дедушка, какую красивую верёвочку бабушка сплела», — и сует мне в руки ...вот это. Блин, до сих пор мороз по коже.

Степан передернул плечами, сбрасывая холод чужой памяти.

— Я вообще чего приехал. Анька звонила сегодня. ЧуЙства материнские у нее, понимаешь ли, проснулись. Аккурат после того, как я завещание на внучку оформить решил. Хочет Лизку на каникулы к себе в Штаты выдернуть. Соскучилась, говорит, за доченькой! Коза...

— Лиза больше не может за океан отправиться. Прости, Степка, что раньше тебе не говорила. Эта земля ее крепко держит, как и меня. Я в свое время проверяла.

Козодоев смерил ведьму удивленным взглядом, потом нахмурился и хищно ухмыльнулся:

— Ты уверена?

Яга кивнула.

— Может, так оно и лучше. Дочке скажу, что у Лизоньки здоровье слабое и врачи перелеты запретили. Хочет ребенка увидеть — пусть сама прикатит.

Тихо было в старом доме. Лизка, набегавшись с соседскими мальчишками, спала. Мурза, свернувшись клубочком на подоконнике, громко мурчала, охраняя сны. Ведьма ушла в свою комнату. Степан Сергеевич долго ворочался, пытаясь уснуть, наконец встал и отправился на кухню. Открыл холодильник, — пива не было. Не жаловали в этом доме пиво. Эх!

— Не спится, Степка? Может, есть хочешь? — Домовик бесшумно возник в дверях. — Давай я грибного пирога разогрею, чайку заварю, отбивные с ужина остались — как ты любишь. Может чего покрепче? А?

Никифор хитро подмигнул и скрылся в кладовой.

— Во! Смотри! Моя настойка. Сам делал.

Он водрузил на стол пузатую бутылку из темного стекла.

— Мне нельзя, — грустно вздохнул банкир, — ты же знаешь.

— Хе-хе. Не боись, Степка, не доросла ещё твоя внучка, чтобы ведать о моей настойке. Тут одних травок дюжина да грибочки…

Старый нелюдь разлил густую темную жидкость по рюмкам. Запах прели и дыма осенних костров поплыл по кухне.

— Твое здоровье!

Козодоев осторожно сделал небольшой глоток. Испуганно задержал дыхание и...блаженно улыбнулся. Волна тепла разлилась по телу. Стало легко и спокойно. Хорошо. Даже аппетит проснулся. Домовой подвинул тарелку с пирогом.