Открытый счет - Анатолий Медников

— Как работается? Если устали, можете отдохнуть.

— О нет, ничего, как это говорят: «Нормально!» Я вполне нормально, — ответил Вендель по-русски и тыльной стороной ладони вытер на лбу масляное пятно.

— Покажите оттиск, — попросила Лиза.

Она взяла свежий ещё, влажный лист, остро пахнущий краской, заметила в тексте несколько ошибок, длинными стрелами, вынесенными на поля, пометила исправления.

— Вендель, подойдите на минутку, — позвала Лиза.

— Я тут, товарищ обер-лейтенант, — подскочил Вендель.

— Нет, уж не обер, а старший, запомните, Вендель, а то за «обера» нам с вами влетит.

Лиза спросила у Венделя, как он находит содержание листовки, потому что считалась с его мнением бывшего немецкого солдата, который недавно был сам читателем этих листовок.

— Неплохо, только мало, как это — «мату».

— Чего, чего? — удивилась Лиза.

— Простите, может быть, «мата»? Перцу больше. Гитлеровский солдат, — продолжал он, уже перейдя на немецкий, — отвык от интеллигентной речи, геббельсовская пропаганда приучила его к крепко поперчённым блюдам.

— Не можем же мы ругаться в листовках?

— А надо бы! Этих молодчиков из отборной дивизии морской пехоты «Гроссадмирал Дениц» иначе не проймёшь.

— Вы думаете? — нерешительно произнесла Лиза, проглядывая текст листовки. В ней говорилось:

«Солдаты морской пехоты!

Вы недавно прибыли на этот участок фронта, снятые с потопленных или поставленных на прикол кораблей. Вы ещё не пережили всей тяжести фронтовой жизни, и вам твердят, что оборона на этом участке определяет судьбу Германии…»

— Что тут можно сказать покрепче? — спросила Лиза.

— А то, чтобы не верили офицерам, кровавому палачу Адольфу Гитлеру. Надо написать, что Гитлер ради спасения своей шкуры пожертвует последним солдатом, последним фольксштурмовцем.

— Хорошо, внесём это. Итак, — продолжала читать Лиза. — «Судьба Германии уже решена, её скоро всю возьмут в кольцо окружения. Вы скажете — но ведь наш тыл свободен? Так знайте же: согласно приказу фюрера, даже взводным командирам присвоено право расстреливать каждого отступающего солдата. А ваш командир дивизии генерал-майор Шури обязал всех взводных командиров беспощадно применять этот приказ. Таким образом, скоро по вас начнут стрелять и с тыла. Вы обязаны умереть там, где вас поставили. Под выстрелами противника или под пулями своих собственных взводных командиров!»

— Вот это они поймут! — вставил Вендель. Он закурил свою трубочку.

— «Гитлер не может вам предложить ничего, кроме верной смерти, — читала Лиза, — теперь вам должно быть ясно, что есть только один путь к спасению — это сдача в плен…» Ну и дальше относительно пропуска в плен, жизни в лагерях военнопленных, всё это оставим, — сказала Лиза. — Вот в таком виде печатайте тираж и поскорее, Вендель, потому что в одиннадцать мы поедем на МГУ…

…Девочки терпеливо ждали Лизу около дома. Она вынесла им конфет.

— Данке шён! — сказала старшая и сделала книксен.

— Где ваш папа? — спросила Лиза. — Он в армии, в госпитале, в лагере?

— Там, — Марта махнула рукой в сторону Одера. — О, кто знает, жив ли он ещё? — со вздохом произнесла она, должно быть подражая матери.

— Ваш папа вернётся к вам, — с твёрдостью, не допускающей сомнений, заявила Лиза.

Она погладила Марту по голове. Вот тогда-то ей и пришла в голову мысль: а что, если попытаться использовать в пропагандистской передаче через мощную громковещательную установку… голоса немецких детей?

Правда, никто не мог поручиться за то, как выступят девочки. Не будут ли плакать от страха? Зато как сильно и впечатляюще может прозвучать рассказ ребёнка о том, как здесь, на восточном берегу Одера, живут немецкие женщины и дети.

«Посоветуюсь с Зубовым», — решила Лиза, направляясь к дому седьмого отделения.

Выслушав Лизино предложение, Зубов задумался. И при этом, как обычно, очень внимательно посмотрел ей в лицо.

— Соблазнительно, но и рискованно, потому что могут открыть огонь по МГУ, — сказал он через минуту. — Но если продумать все меры предосторожности. А? И ещё. Не подумают ли немцы, что мы заставляем детей выступать силой?

— Искренность у ребёнка подделать трудно, — возразила Лиза.

— А девочки согласятся?

— Я думаю… — не совсем уверенно произнесла Лиза.

— Хочу вам показать любопытный документик, — сказал Зубов. — Приказ командующего девятой немецкой армией генерала танковых войск фон Лоттвица. Относительно контрпропаганды. В основном это о Национальном комитете «Свободная Германия».

Он держал в руках этот приказ, отпечатанный в нескольких экземплярах. Один протянул Лизе.

В приказе сообщалось:

«Членами комитета „Свободная Германия“ сперва были исключительно бывшие немецкие коммунисты, частично еврейской расы, которые бежали в Советский Союз.

Их заявления и обращения так противоречат ясной, трезвой речи немецкого солдата и столь открыто носят следы типично еврейского образа речи, что даже самый простой немецкий солдат сможет в них увидеть происхождение из еврейско-большевистской кухни яда. Можно спорить лишь о том, скопированы ли подписи генералов ловкой подделкой, или же просто заставили писать текст под диктовку…»

— Ну, что скажете? — спросил Зубов.

Лиза только пожала плечами.

— Кстати, товарищи, — сказал Зубов, — в нашу армию приезжал сегодня утром командующий фронтом. Потребовал усилить пропагандистскую работу. Теперь относительно вашей программы, товарищ Копылова. Я её утверждаю. Поезжайте, вас ждут в дивизии Свиридова. Ну, желаю вам!

Зубов на какое-то мгновение задержал Лизину ладонь в своей, и, возможно, этого бы никто и не заметил, если бы Лиза сама не поспешила выдернуть руку.

— Разрешите приступить?

— Приступайте, — кивнул Зубов с улыбкой, которая как бы отметала уставную сухость этого служебного разговора и соединила Зубова и Лизу ещё чем-то иным, только им одним понятным.

Не отвечая на улыбку Зубова, Лиза, слегка нахмурив брови, резко козырнула и, повернувшись «кругом», вышла из комнаты.

Она назначила девочкам явиться в половине одиннадцатого. Они явились вовремя, но только не одни, а с перепуганной матерью.

— Куда, куда вы забираете моих детей? — закричала она ещё с порога.

— Успокойтесь, фрау Эйлер, вашим девочкам ничего не угрожает.

Лиза усадила фрау Эйлер за стол, предложила чашку чая.

— Мы только хотим, чтобы девочки выступили по радио, сказали бы несколько слов о том, как к ним относятся русские солдаты. Гитлеровцы пугали вас Сибирью, всякими ужасами, которые якобы причиняют большевики немецкому народу. Правда?

Фрау Эйлер кивнула с выражением лица всё же более испуганным, чем размышляющим.

— Вот в одной своей листовке, я вспомнила, — сказала Лиза, — так пишут: «Немецкий солдат должен бороться за жену и детей». А разве вам что-нибудь угрожает? Кстати, ваш муж на фронте? — спросила Лиза.

Фрау Эйлер необычайно смутилась. Полное лицо её, со вздёрнутым носом, миловидное, но уже поблекшее, с морщинками на лбу, припухшими мешочками у глаз, нездоровой желтизной кожи, которая, разливаясь по щекам, одолевала прежний, должно быть, пышный и задорный румянец, — лицо фрау Эйлер вдруг исказилось страхом.

— Да, — призналась она тихо. — Он тут близко.

— Откуда вы это знаете? — заинтересовалась Лиза.

— Их часть пришла на тот берег Одера, когда русских здесь… когда вас здесь ещё не было, — поправилась фрау Эйлер. — Мой муж даже приходил домой. Дети были так счастливы!

— Ну, тем более, тем более, — не скрывая, обрадовалась Лиза. — Значит, у вас есть возможность сказать и вашему мужу несколько слов.

— Как?! — не поняла фрау Эйлер.

— Через нашу МГУ… Это такая громкоговорящая установка. Одним словом, я вам официально предлагаю выступить с обращением к солдатам, которые там, за Одером. Ведь вы же хотите, чтобы война окончилась скорее? — спросила Лиза, уже не сомневаясь, что фрау Эйлер согласится.

— О да, фрау офицер, — закивала фрау Эйлер, — каждая немецкая женщина этого хочет.

— Ну и прекрасно, поедете с нами?

— Конечно, я поеду со своими детьми. Разве я их пущу одних?

Она вытерла платком вспотевший лоб, и в голосе её слышались решимость и отчаянье и готовность ко всему самому тяжёлому.

— Ну, успокойтесь же, право, всё обойдётся хорошо.

Лиза произнесла это уже с некоторым раздражением, заметив, что фрау Эйлер готова заплакать.

Часа через два спецмашина прибыла в распоряжение первого эшелона дивизии генерала Свиридова. Конечно, выезжать на передний край и вести передачу было бы безопаснее ночью. Но ночью спят и на войне. А в два часа дня пунктуально немцы обедали, не меняя своего распорядка дня и на Одере. В это время стихала пулемётная перестрелка, реже стреляли орудия. Только про-пищит где-нибудь миномёт, да затем сердито рявкнет мина, разметав вокруг себя тёмно-бурым веером комья мёрзлой земли и осколки.