Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение - Семар Сел-Азар

речи, в недоумении и тревожных догадках.

***

Чтоб как-то загладить свою вину перед Уринимгиной, Кикуд не захотел покидать столицы, не представ перед людским и божьим судом вместе с неподсудными, о котором во всеуслышание объявили глашатаи и вдавливали на столбцах писцы. Накинув на голову широкий сатуш, чтобы скрыть лицо от нежелательных взглядов, он стоял тут же среди всех этих убийц и мздоимцев.

Бродяги в силу своего обитания вблизи городских сует, тоже были здесь среди толпы. Узнав в осанистом преступнике молодого кингаля, Мул пробиралась к нему, чтобы поддержать в тяжкий час за заступничество: бессмысленное, безрассудное, но благородное и такое нужное для юной бродяжки. Сама Нин, не зная причины порыва подруги, ринулась за ней.

Шум стоявший над заскучавшей толпой, улегся, когда на лобное место поднялся Уруинимгина. Люди приоткрыв рты, ожидали от него речей, воодушевлявших их на свершения, но во взгляде их са-каля не было уже той искры, того огня, той веры, что вела их на неприступную крепость зарвавшегося Лугальанды, заставившей стражей склонить перед ними горделивые головы, а воинов встать в их ряды. Теперь в его глазах лишь громы чувства долга перед богом справедливости Нингирсу, которому он должен следовать.

— Свободные жители славного Лагаша! — Прокричал он, обращаясь в толпу, и смотрел в нее, словно ожидая поддержки в своем непростом решении, которое он собирался сейчас им объявить. — Наши святейшие старцы, в своей мудрости явили мне мысль о том, что боги хотят видеть в нас своих верных последователей, которые творя добро, однако не забывали и про зло, что еще окружает нас! Что каждый должен блюсти, чистоту нравов и установленный богами порядок, а преступивший их, должен понести заслуженное наказание! А этому, по законам древних, наказание — Смерть! — Пронеслось по площади леденящим приговором, это страшное слово.

Люди замерли, ожидая, что скажет их вождь.

— Вы знаете, что я не приемлю напрасного насилия, но правосудие должно вершиться и кто-то должен его вершить! Нингирсу! Он один может решать дела правосудия! И наши святейшие жрецы дали мне знать, что он дает нам право судить смертью преступников! Мы вынесли приговоры по самым злостным деяниям, но во избежание произвола, один я, не могу взять на себя эту ношу, а судьям нет веры у вас! Потому, я хочу, чтоб вы послушали и сами решили, правильно ли мы поступили, осудив тех преступников. Может кого-то мы осудили несправедливо, а кто-то достоин вашего снисхождения, судить вам! Только одно скажу вам: если вы чисты душой, каждый неправый приговор, ляжет на вас тяжким бременем, и будет гнетом давить на вас, всю вашу жизнь! Посему призываю вас, не выносите скороспелых решений, подумайте крепко, прежде чем помиловать кого-то или лишить жизни!

С этими словами он скромно отошел, дав возможность оглашать приговоры, вся остальная часть, уже ложилась на плечи собравшегося люда. По взмаху распорядителя выводили преступников, и глашатай называл их вину и полагающееся за это наказание, и уже народ должен был судить, как с ними поступить. Люд Лагаша, в отличие от толп Киша или Унука, научился мыслить имея голос в решении своей жизни, а не безропотно подчиняться решению высших, и потому к каждому обвинению старался подходить по совести, будто это их судьба там решается. Обсуждение обходилось без драк и лишнего шума, каждая сторона приводила свой довод, а другая или соглашалась с ним или приводила свой, пока обсуждение не приходило к единому мнению, устраивавшему всех или казавшемуся наиболее бесспорным. Так под общее одобрение, был помилован общинник, взятый по поклепу богатого соседа. Затем последовал насильник, божившийся в раскаянии и уверявший, что совершал деяния под давлением госпожи. Его недолго думая, отправили искупать свое преступление, раскапывая отводы вод для общего блага. В конце концов, дошла очередь и до тех, для кого и был устроен этот народный суд.

Как только на помост вывели перепуганных сановников, поднялся шум, кто-то ликовал от радости, что наконец-то принялись и за ненавистных богачей, но кто-то и плевался на вельмож, из-за недовольства, что им кидают этих двух зарвавшихся чинуш и проворовавшуюся прелюбодейку, как бросают кость собаке, чтоб она не зарилась на мясо. После небольшого волнения, люди собравшись с духом, усиленно начали вспоминать все их грехи, начиная со времен Энтемены, но вышедший вперед верховный судья, обратился к людям с призывом, чтобы они не судили за прошлое, но судили бы за преступления нынешние, совершенные подсудными уже прощенными за грехи старые, если это только не убийство. Вызвав недовольство, это все же облегчило работу народным судьям, и они пришли к соглашению, что один из обвиняемых, все же достоин послабления участи. И писцами был вытиснен приговор об отправке его на работы для нужд города, до той поры пока он честным трудом не отработает все, что у него украл. Эта милость, была немногим лучше той, что ожидала приговоренных к смерти: чтоб возместить нанесенный ущерб честным трудом, этому мздоимцу и вору бы пришлось протрудиться не одну жизнь, и взвывший от горя или радости, он был удален стражами. Оставшийся сановник, воодушевленный предыдущими помилованиями, дико озираясь и отыскивая бегающими глазками среди своих неожиданных судей самых жалостливых, попытался также искать милости, введя толпу в замешательство. Но тут, откуда-то из глубины ее, послышался возмущенный женский окрик:

— Лююдии!!! Да что же вы слушаете этого насильника?!! Неужели забыли, сколько зла он причинил вам со своей потаскухой?!! Или он перестал вас обворовывать?!

Там, где раздался окрик, толпа расступилась перед женщиной средних лет с перекошенным от страдания лицом. Это освежило людям память, и они начали вспоминать все, то зло, что этот человек успел совершить, уже после ухода Лугальанды.

— Он обобрал меня до нитки!

— А меня оставил без жилья, и теперь я с семьей вынужден ютиться по углам, чтоб не оказаться за забором!

— Этот червь, домогался моей жены!

— Моей тоже!

— Он угрозами заставил быть с ним мою сестру, а муж обвинил ее в измене и выгнал из дому, и теперь ей грозит суд! — Плакала молодая женщина.

— Он снасильничал мою дочь! Кто теперь возьмет ее в жены?! — Тоже чуть не плача, причитал несчастный отец.

"Ничего-ничего — успокаивали люди вокруг, — мы не дадим вас в обиду."; "Мы не позволим тронуть твою сестру, в том нет ее вины."; "Твоя дочь, не останется без мужа, она невинна."

— При Лугальанде, он отдал управление прелюбодейке, и она творила все, что ей вздумается! Она запустила руку в казну Лагаша, и воины недосчиталось жалования!

— Но ее судили!!

— Судили, пока