Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение - Семар Сел-Азар

но отчего наоборот, все валилось у него из рук, и он получал очередной подзатыльник и отповедь старика. Кикуду как и всем, было жалко мальчишку и неловко от того, что не он сам взнуздывает вьючных; но так уж вышло, что старый ословод, свою работу никому не доверял, относясь к этому настолько ревностно, что с неохотой подпускал к упряжи даже своего помощника.

Как ни уклонялся бывший кингаль, все же к нему прицепили стражей как к какому-то преступнику. Все его уверения, что после лицезрения народного правосудия, он тут же, как наказано, собирался отправляться на заставу, не имели успеха, и удрученный, он уже был в ожидании унылого пути назад.

— Да какой ж дурак, на холку надевает?! На спину, на спину клади! Не на холку!

Воины долженствующие его доставить, должны были сопровождать торговый обоз, отправлявшийся в Киш, а заодно поручение для смотрителя крепости о переназначении кингала молодых. Воины Кикуду неизвестные, хотя судя по виду побывавшие не в одной передряге, и молодыми назвать их было нельзя. Кикуд подумал, что наверно, то были стражи откуда-то из дальних восточных застав, выслуживших себе право на повышение в место более благоприятное, и как им казалось, более спокойное. Глупцы, знали бы они, чего стоит удерживать долину от алчных притязаний уммийцев. Ему ли привирать, ведь его дружине раз от разу приходилось отбивать вероломные нападения, их, пока еще малочисленных отрядов; неуверенные, разрозненные, но от раза становящиеся все организованнее, многочисленнее и наглее. И это только на его, не самой беспокойной заставе.

— Что пригорюнился вояка? — Услышал он над собой насмешливый и до боли знакомый голос, который уже не чаял слышать.

— О, я рад, что перед прощанием луч сверкающей звезды, коснулся моих очей, мимолетным виденьем осветить недостойную жизнь, серебряным дребезжанием усладить слух. — Вырвалось у развенчанного кингаля, неожиданно для себя, копившееся, но утаиваемое чувство.

Привыкшая к похвалам своей красоты, Мул не удержалась, чтоб не прыснуть от смеха, услышав подобные речи от сурового и немногословного воина.

— Откуда ты этого набрался??? Кто тебя научил высокому слогу?? Уж не наш ли служитель Инанны?? — Но тут же вернулась в напускное высокомерие, сдерживая радость. — Побереги красные слова на будущее, а то не останется. Нам с тобой еще долго ехать.

И только сейчас Кикуд заметил среди готовых к отправке кунгов, стоявших чуть в стороне от обоза, раздобревших и разленившихся на хорошем овсе ослов Пузура. Так уж случилось, что Мул не могла оставить их спасителя одного в своем наказании, и решилась сопроводить его, чтобы хоть немного скрасить одиночество и поднять дух. Юная бродяжка, беспокоясь, что стражи не захотят посадить Мул в свою колесницу, не осталась безучастной и уговорила ехать Пузура, который узнав, что стражи будут сопровождать торговый обоз, согласился, сочтя разумным возвращаться на родину вместе с торговцами, под охраной вооруженных людей. Был тут и Аш, чье возвращение было не безопасным, но встревоженный, что учитель до сих пор не приехал, как обещал, и даже не дал о себе весточку, юноша был тверд в намерении вернуться, чтобы узнать о судьбе старика. Напрасны были уговоры Пузура и друзей; напрасны уверения Уруинимгины, что он самолично приказал разузнать о своем друге. Ничто не могло удержать любящего сердца, совестившегося недавними обидами на учителя. Нин, не находившая себе места от мысли о расставании, несмотря на грозившую в Нибиру Ашу опасность, заметно повеселела, как только услышала, что он их не оставит и снова отправится с ними в путь, хоть и корила себя за радость, когда у кого-то на душе тревога. Поняв решимость молодого эштарота, мудрый лугаль не стал сдерживать юношеского порыва, распорядившись слугам, помогая со сборами в дорогу, снабдить его и его друзей всем необходимым. Прощаясь с гостями, Уруинимгина напутствовал их словами благодарности и пожелания доброго пути, а потом, как будто извиняясь за что-то, с какой-то еле уловимой грустью заключил:

— Не все готовы понять нас. Не все готовы смириться с тем, что где-то живут люди по законам справедливости, а не по разумению высших. Вельможным властителям в чужих краях, не смириться, не понять, что где-то появилась власть для людей, а не для мошен. Ведь у нас и рабы, живут лучше, чем их общинники; да и рабство у нас не вечно. Они боятся. Боятся, что и их простолюдины и голодранцы, захотят жить по правде, а не по указанию высших, и избавятся от них. Нас поливают грязью, нас осыпают проклятиями, обвиняя нас в самых страшных деяниях, надеясь так, отвратить от нас людей и настроить против. Что говорить: порой это приносит плоды. Вот и сейчас, они всполошатся и обвинят нас в жестокости и звериной лютости, бесчеловечности. И не оттого просто, что мы казнили кого-то, но от того, что эти кто-то, не безвестное простолюдье, что во множестве умирает у них каждый день, и чьи жизни их не заботят, но люди знатные и именитые, связанные узами и с ними. И узы эти, сильней для них любых уз: сильней уз брака, сильнее уз любви, даже сильней уз злата; уж, что-что, а манящий звон им дороже жизни, но и он не дороже им тех уз, что связывают их. Эти узы всех господ связывают меж собою, господ всех земель и городов, и одним богам известно, что это за узы. Ваш лугаль и его окружение торгуют с нами, поддерживают нас, пока во вражде с Уммой. Но боюсь, как только они повергнут Загесси, и они отвернутся от нас, а то и хуже. Так сильны те узы. Но только и это, не заставят нас отступить. Слишком тяжело далась нам наша правда, чтоб мы так легко могли отступиться от нее.

Прощайте же, и не судите строго. Мира вам!

***

Нин, покачиваясь в возке, словно в люльке, нежно убаюкивала нового любимца — маленькую песчанку, преподнесенную ей на прощание от детворы Нгирсу маленькой непоседой, невольно послужившей причиной толчка стольких событий для стольких людей, для судеб Лагаша и всего Калама. Сколько слез было пролито при расставании ею и ее маленькими шаловливыми подопечными, столько добрых слов сказано на прощание, принято назиданий, без непонимания и обид, были прощальные объятия и поцелуи, были клятвы никогда не забывать. У Нин до сих пор щемило сердце, хотя она и понимала, что это далеко не первое и не последнее расставание, что жизнь преподнесет еще много испытаний и далеко не все они закончатся благополучно. Сейчас же, ей остались одни лишь теплые воспоминания и этот пушистый