Рейтинговые книги
Читем онлайн Нью-Йоркский марафон. Записки не по уму - Александр Попов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Все дни отпуска – имена собственные, и имя им – суббота.

Люблю под конец октября на огороды заглядываться. Всё там убрано, опрятно. Библиотеки побоку. Строки качанов вкуснее любого текста.

И белые зайцы, и блондинки, и белые вороны – строки одной биографии.

В той революции мыслями был и на красной стороне, и на белой. В этой, если случится, останусь собой.

Те, кого обидел я, те, кто меня обидели… Знаку суммы каков?

На закате закатываю рукава и иду к ней. У нас есть завтра.

– А можно хоть о чем, но не о человеке?

– А о чем?

– А что, разве вся земля очеловечилась?

– Нет, пока еще самое красивое на ней – не человеческих рук дело.

Я – зрачок на балконе.

– Материалисты – это кто?

– Те, кто захватил наши недра.

– А идеалисты?

– Эти веру приватизировали.

– А остальные тогда кто?

– Остальные – люди.

– А у людей хоть что-то есть?

– Возможность.

– Какая?

– Стать человеком.

– А зачем?

– Затем, что выбора нет.

30-й километр

Говорят, где-то там, в Непале, ведется учет: и зверств, и человечности. Оказывается, их сумма – величина постоянная. Одному европейскому журналисту позволили задать вопрос – и то только один.

– Скажите, человечность со временем растет?

– Посчитай птиц всех, животных, что вы, приручив, одомашнили, и ответь на свой вопрос.

– А каково ваше мнение?

– Спрашивать можно – отвечать человек обязан сам.

В моем сне были Он и Она. Мне хотелось быть им, но я им не был.

– Отчего мы так разнимся с тобой?

– Пространство породило мужчину, женщина – дитя времени.

– А чего больше: времени или пространства?

– Всё как обычно: времени чуть больше, пространство чуть позже.

– А ты откуда знаешь?

– От тебя.

– Я ничего не говорил.

– А такое и не говорят.

– Ты птиц любишь?

– Люблю.

– Тебе какая больше нравится?

– Не скажу.

– Скажи.

– Она – голос твой.

Вода сегодня – царевна, льдом коронуется.

Человек высказал в сердцах Паскалю:

– Ты слишком гордый, а ноги твои корявые, в волосах и мозолях.

– Голову приходится держать высоко, чтобы не замечать уродства ног, а ты смотри, другого не будет.

Она замерзла у дверей. Двери не знали, что он жил этажом выше.

– Ты на Земле живешь?

– Нет, они живут на Земле, а я в них и ими.

– Они – книги?

– Бери выше.

– Дома?

– Еще выше.

– Облака разве на Земле?

– Земля в облаках, когда они идут по ней.

31-й километр

В печати Царя Давида тридцать один правильный треугольник. Почему тридцать один? 30-ламед, 1 – алеф. Ламед – «учиться». Вот в чем секрет печати: «алеф ламед» – я учусь!

– Скажи, Соломон, как обучить народ?

– Нужно, чтобы он слышал.

– Как?

– Петь песни. Если ты не знаешь песен народа, он тебя никогда не услышит.

– Скажи, Соломон, сколько шагов до совершенства?

– Мало. Два.

– Каков первый шаг?

– Не делить на два.

– А второй?

– Не делить натри.

– Спасибо, Соломон, я пошел.

– Куда ты собрался?

– Как куда? К совершенству.

– А как дойдешь, не зная главного?

– А что, есть главное?

– Главное знать, что не следует делить.

– Извини, Соломон, за нетерпение мое, подскажи, что делить нельзя?

– Число и Слово неделимы, помни об этом.

– И всё?

– И еще время. Неделимо оно, пусть неделимо и будет.

– Спасибо за науку, торопиться пора, я пошел.

– Куда ты опять?

– К совершенству, Соломон.

– Не ходи.

– Почему?

– Оно само придет к тебе, главное – недели.

Церковь опоздала. На век припозднилась. Оттолкнула от себя гениев. С большевиками общий язык не нашла, а там были люди, способные понять, что христианство России как воздух необходимо.

Неверие в вечность свою – вот беда моей Родины.

Если бы нынешняя Церковь была гонима властью, шанс, может быть, и был бы… Но…

– Иногороден?

– Да.

– Иноземен?

– Не знаю.

32-й километр

Впервые не книгу читаю – электронный заменитель. Как-то не по себе, всё не так. Изменяю… Книге изменяю!.. Начинал с самиздата, смакуя с мятой бумаги каждую буковку.

Мою Россию в мире за ледокол держат. Милая, глупая моя Родина, кораблем пора становиться.

Предлагают остаться, горы золотые сулят. Не могу-у-у!

И всё из-за баб. У нас баба в любых условиях бабой остается. Ау них помани, и забудет о бабьем предназначении. Я им так и сказал. Не поверили, доказательств попросили. Ладно, говорю, будут доказательства. Допустим, у вашей бабы отец – гений, муж-гений и любовник-гений. Нет, не бывает столько гениев, да еще в одном месте. Ну, а если как следует по всей Америке поскрести? Уговорил. Служить она будет им, не покладая рук, с утра до ночи.

А наша не такая, сидит себе беременная перед зеркалом и слезами горькими обливается, и заметьте себе, не по мужикам плачет, а по красоте своей уходящей, вот так! Заорали свое «импосибл», нет, мол, такой бабы, и точка. А я им имя ее на стол, бац! Люба ее зовут, вы поняли, Люба-а!… А они давай о фамилии пытать. Стыдно, говорю, господа хорошие, фамилия эта у всего мира на слуху.

В давние времена на шее маятники времени носили. Нынешние маятники от глупости в галстуки перешили.

Правда по проводам.

33-й километр

Золотари от запаха роз в обморок падают. Мы от редких секунд справедливости в ступор входим.

Во власть не поднимаются. Место власти – бункер. Там слух теряют, правда, речь четче становится.

А царствуют надо всем страх и рык…

Равнодушие центра привычно. Но страна у нас не круглая, она к эллипсу ближе. Вот такие фокусы.

Есть у меня знакомый, зовут – Принц. Он добрый, люди ходят к нему за словами. Выслушивает, вздыхает так, что бегемот позавидует.

– Почему всё несправедливо устроено, Принц?

– Принцип такой.

– А делать-то что?

– Как что? Спрыснуть.

Когда совсем невмочь, в ванную иду, душ горячий включаю до упора, шпарю кипятком грудь и ору «Дубинушку», и думаю, как «ухнуть», думаю…

У женщин глаз в два раза больше, чем у мужчин. У них еще колени. Древние доктора об этом знали, нынешние опасаются, что офтальмологам работы прибавится.

Аппендикс у людей в головах, а они в кишках совесть ищут.

Когда приспичило, обратился к отцу:

– Отец, помоги невесту сыскать.

– А чего искать, они за порогом. Одну Истиной зовут, другую Правдой.

– Отец, какую взять посоветуешь?

– Пойдешь с Истиной под венец, смысла жить не будет. Возьмешь Правду, сума сдвинешься. Выбирай, сынок, сам.

– Знаешь, отец, погожу.

– Ну, смотри, тебе виднее.

– И закончится всё чем?

– Лесом.

– Как это?

– А как уже было не раз. Будет последний вор сидеть на куче денег. Жрать захочется, выть начнет. Повоет, повоет, да и сдохнет.

– Значит, пропадут денежки зазря?

– Не пропадут. Осени разноцвет к лицу.

– Русские на какой овощ похожи?

– На огурцы соленые.

– А чем они на них смахивают?

– Гнётом. Стыд на нас двойной. За себя и за руководство наше.

Ближе голого – кожа.

34-й километр

Говорят, тридцать пятый второе дыхание дает…

У всего шанс:

У стола-локти.

У плеча-лампа.

У меня?

При коммунистах слыл второсортным, у этих не выше котируюсь. А на морду вроде как все.

А есть ли такая власть на свете, при которой будут за своего принимать?

Холодно что-то. Не думать теплее.

Ноябрь. Дома боками жмутся. Очеловечиваются, черти.

Властям людей не хватает, начали деревья валить. Сдались двуногие. Одноногие в бой идут.

А листья от слов вянут.

А сам я кто? Сон о себе? Неужели всё мое – у них?

Люди пообвыклись. Спрятаться бы им. Может, тогда что-то изменится?

– А шаги им зачем?

– Для шума.

Если женщину любишь и орешь об этом на каждом углу, пытаешь других, как смеют они не любить ее, – кто ты после этого?

Почему, почему они унижают и себя, и нас, и Бога? В любви посредников нет.

Давным-давно, так давно, что уже и слов об этом не сохранилось, обиделся Господь на людей за лень ума, за глупость. И наказал одноногостью со многими руками по бокам, без ярко выраженного места для голов. Часть от наказания увильнула: кто попрятался, кто прикинулся. Нынче двуногие одноногих деревьями зовут. А они нас за людей считают?

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Нью-Йоркский марафон. Записки не по уму - Александр Попов бесплатно.
Похожие на Нью-Йоркский марафон. Записки не по уму - Александр Попов книги

Оставить комментарий