Путем таракана - Олеся Мовсина

– Я всех ненавижу. Правда, мать и Зою меньше. А вот отца, Егора и…

– И меня, – выложил Цезарь логическое продолжение.

Лиля отошла на безопасное расстояние, как будто спряталась от него за спинку кресла.

– Нет, тебя пока нет. Но я боюсь, что и тебя тоже, если ты будешь вот так приставать ко мне с вопросами. Я же не спрашиваю у тебя, что случилось с твоей женой.

– Извини, – пробормотал Цезарь, ему вдруг стало страшно. Он только сейчас понял, что падает, хотя сорвался уже давно. – Я не буду к тебе приставать, я вообще с вами жить не буду. Сниму квартиру и – если только в гости позовёте, а так…

И он вышел из комнаты сестры, не глядя ни на неё, ни на Далилу с Клитемнестрой, слыша, как всхлипнула сзади какая-то из них, и ругая себя про себя последними словами.

Вечером Инна уже не смеялась. Была то ли чем-то расстроена, то ли озабочена.

– Устаёшь на работе? – спросил Цезарь. Они легко и безболезненно съехали «на ты» сразу, как он её встретил около больницы.

– Да, – коротко пожаловалась она, усаживаясь в машину. Потом по дороге начала рассказывать. – Полчаса назад привезли одну молодую мамашу – избила пожилую женщину. У неё двое пацанят: старшему три года, младшему месяца ещё нет. Так их всех троих к нам и притащили – визг на всё здание, остальные пациенты все с ума посходили. Сколько раз я просила, чтобы таких к нам не везли, у них есть своё отделение, специальное! Нет, тащат сюда, дескать, ближе.

– Ты извини, – кашлянул Цезарь, не зная, с какой стороны начать. – Меня это всё по правде шокирует, я ведь… Давно здесь не жил, только вчера приехал.

– В смысле? – не поняла Инна.

– Я девять лет жил и работал в другой стране. А теперь приехал и чувствую, что говорю с людьми на разных языках. Вот тебя возмущает то, что привезли эту маму с детьми к вам, а я просто не понимаю слов «избила пожилую женщину». Как это – избила? За что?

– А, вон чего, – усмехнулась она, не отрывая глаз от дороги. – Тяжело тебе будет, придётся потерпеть. Если что – обращайся за психологической помощью к специалисту, то бишь ко мне.

– Спасибо, если что – обращусь, – невесело отозвался Цезарь.

– Пришла она за старшим мальчиком в садик, колясочку с младшим прикатила. А чья-то бабулька, видно, из их же группы, что за детками приходят, лезет тут с вопросами да с поздравлениями. Ах, мол, у вас второй мальчик родился, поздравляю, как хорошо, что именно мальчик. Та – почему? А как же, отвечает бабка, вот если одного в армию заберут да там убьют, хоть один сынок да останется. Представляешь? Ляпнуть такое. У нас молодые мамаши целый год после рождения ребёнка на учёте стоят, в группе риска. А этой сразу после роддома такой подарочек. Девица и вцепилась той бабке в рожу. Служба приехала, их разняли, бабку отпустили, а этих к нам. Я бы лучше бабку задержала. Разве нормальный человек должен говорить такие вещи?

Цезарь молчал. Наверное, ему было жалко их всех – и молодую мамашу, и глупую старуху, и Инну, и Лилю, и Зою, и мать. Но все эти нелепые истории, которые он выслушивал и свидетелем которых становился в последние дни, требовали от него какой-то иной реакции. Жалость тут была неуместна, жалость он инстинктивно отгонял от себя, пытаясь призвать на её место для начала здравый смысл.

– Да, пожалуй, я бы тоже, – пробормотал он после некоторого раздумья. – А ты кем там работаешь, какая у тебя должность?

– Я заместитель главврача. У меня специальность – девиантолог. Слышали о таком в заморских странах?

Нет, насчёт заморских стран было сказано без сарказма. Быстро его научили видеть в каждом человеке врага.

– Что-то связанное с ненормальным поведением? – предположил Цезарь.

– Да, – обрадовалась она. – У вас тоже такое имеется?

– Да нет, это я сам немножко изучал на досуге. Жена у меня психологией увлекалась.

– УвлекаЛАСЬ? – переспросила Инна, манипулируя окончанием прошедшего времени для выяснения важного вопроса. – В смысле…

– В том смысле, что теперь её нет, – ответил он, ничем не манипулируя.

Квартира понравилась. Ещё до того, как Цезарь в неё вошёл. А когда вошёл – и подавно убедился, что здесь, в тесной, с окнами в зелёный двор каморке ему будет хорошо спать и думать – большего от жилища и не требовалось.

– Кстати, я хоть убей не помню, когда это я на тебе отказался жениться? Может, ты меня с кем-то перепутала? – спросил он, когда Инна усадила его за чай в крошечной кухоньке.

– Ой, не помнишь? – удивилась она. – Это мы однажды ехали вместе в лифте. Я была… классе в девятом или в десятом, не помню, что-то ближе к концу. И с нами ещё ехал сосед с девятого этажа, Сонин дедушка, был такой. Он и говорит тебе: вон какая невеста, – это про меня. Мол, смотри, не упусти. А ты такой важный, говоришь: нет, эта мне не подходит. Если жену из того же подъезда брать, она домой к маме слишком часто бегать будет. Не по-омнишь?

Цезарь смеялся тому, как она изображает и его, и Сониного дедушку, но сам эпизод казался ему смутным до сомнительности. Может, и говорил он так, а может, ей это всё приснилось. Неважно.

– А кто же в результате удостоился такой чести? Если, конечно, это не слишком дерзкий вопрос.

– Кто? Ну как кто? Молодой человек из другого подъезда, – и наконец Инна выдала звонкую трель смеха, так поразившего Цезаря утром. – Я вас обязательно познакомлю.

*

Вы любите простые числа?

Да, простите, доктор, это я должен рассказывать.

Не знаю, почему они мне так приятны – на вид, и на вкус, и на ощупь. Ровные, твёрдые и в то же время слегка шершавые. Такие неумолимые, что ли.

В общем, иногда встречаются люди, которых я для себя называю простыми числами. Это честные люди, они не прячут в глубине себя ничего лишнего. И при этом никогда не хвастаются, что могут делиться на что-то там эдакое. Только они сами и единица.

8

– Мама, а почему вам поставили датчик крика? Ведь я так понял, что их ставят не всем? – почему-то Цезарю казалось, что он всё-таки имеет право задавать эти вопросы своим родным. Но сначала Лиля его отшила, а теперь и мама посмотрела так, как будто он ни с того ни с сего выругался матом. – Что, разве об этом нельзя говорить?

– Как тебе сказать, – обиженно поджала губы мама, – люди, как говорится, творческих профессий считаются в психологическом отношении ненадёжными. Поэтому, когда Лиля поступила в художественное училище, нас автоматически поставили на учёт.

Казённая, заученная, совсем не мамина фраза. Цезарь помотал головой.

– После всего, что я видел, готов поверить даже в такую чушь. Но мне кажется, дело не в этом.

Мама была обижена ещё и на то, что он хочет переехать.

– Это недалеко, я буду бывать у вас очень часто.

– Ага, по сравнению с предыдущим десятилетием?

Она продолжала сердиться.

– И вы все ко мне можете приходить, и папа, и Егор с мальчишками. Там у меня «крикуна» не будет, – он на всякий случай не упомянул имени Зои.

Глаза у мамы заблестели. То ли ей понравилась мысль, что она сможет видеться с внуками на нейтральной территории, то ли…

– Нет, ты представь, какая стерва, я ей говорю: ты зачем второго рожать выдумала, когда и так концы с концами не сводите, квартиры своей нет, работать уж сто лет не работаешь, нет, ей туда же, второго! Давай теперь, Егор, весь больной, упирайся, один на всех работай, да ещё в детский сад бегай. А она мне и отвечает такая: боюсь, вам этого не понять, зачем, мол, второго. Это мне не понять – я троих вас вырастила, вынянчила, выкормила, и времена ещё посложнее были. А она мне…

Цезарь понял, что пора ему научиться абстрагироваться. Приём номер один: моральные беруши. Кивай, а сам думай о чём-нибудь своём. Не, пока не получается.

– Мама, хочешь, куда-нибудь сходим с тобой – в театр или хоть в магазин. Вместе, за покупками.

Мама опомнилась.

– У Ванечки день рождения скоро. Давай завтра с утра за подарками, если хочешь.

Цезарь подошёл и обнял её. Не может быть, чтобы они совсем уж тут все озверели. Вряд ли ему удастся их всех помирить, но хоть что-то.

Уже не моральные, а совсем даже материальные, резиновые беруши им предложили на входе в магазин детских товаров. У дверей стоял автомат, из которого мама ловко выудила четыре жёлтеньких овальчика и два из них тут же вкрутила себе в уши, а два других протянула Цезарю.

– Зачем? – конечно, удивился он.

Она тоже удивилась.

– А, ну да, ты же… Так у нас принято. В магазинах – чтобы шум не раздражал покупателей. Особенно в детских, потому что дети всегда здесь орут, когда требуют себе чего-нибудь.

Цезарь поплёлся за мамой следом, исподтишка наблюдая за другими покупателями и продавцами, пытаясь понять, заткнуты ли у них уши. Собственно, никто и не кричал, детей в магазине в этот ранний час практически не было. Мама бросалась время от времени то к одной полке, то к другой, хватала музыкального робота, набор для творчества из бумажных тарелочек, голубоглазую кошку и говорящую книжку, которая сама читает вслух сказки.