Путем таракана - Олеся Мовсина

Она ждала его, но, протянув для знакомства холодную руку, даже не улыбнулась.

– Егор скоро будет, он там с машиной, – неопределённо повела головой Зоя и левым носком пододвинула ему пару тапочек. – Гостевые, – зачем-то пояснила всё так же серьёзно.

– Спасибо, я так, – за двоих широко улыбнулся Цезарь и подумал, что, несмотря на кажущийся морозец приёма, здесь ему уютнее и спокойнее, чем дома.

Из комнаты выкатился повизгивающий комок детей – прямо под ноги новоявленному дяде.

– Боже мой, трое! – перепугался Цезарь.

– Да нет, третий – это соседский, приходит к нам поиграть, – пояснила Зоя, удаляясь на кухню и маня за собой гостя.

Хорошо, что никаких церемоний представления детям, познакомимся постепенно.

Конечно, и в Зое было что-то пугающее, необъяснимое, нервное, как и во всех, кто встречался Цезарю за последние сутки. Но пока точки соприкосновения, возникающие при нормальном человеческом общении, работали без перебоя, можно было спокойно окунуться в беседу. Она накормила его лёгким обедом и чаем напоила. Единственное, что удивило здесь Цезаря, – это содержимое дверцы холодильника, правда, мельком, он не успел ещё толком осознать… Он спросил её о работе, о детях, ещё о чём-то, всё как положено – перекатывая шарики непринуждённых обыденных слов. Зоя отвечала подробно, однако не таяла до конца. А потом Цезарь где-то ошибся:

– У наших-то часто бываете? – спросил он, имея в виду своих родителей.

– Так, не очень, – и вдруг показалось, что щёки её начали розоветь. Она провела ребром ладони по волосам, сама тут же рассердилась на свой неестественный жест и пошла к окну посмотреть, не идёт ли Егор.

Так-так, ну ладно.

– А значит, младший уже в детский сад?

Зоя не отвечала. Он видел, как она зацепила пальцами краешек органзовой перламутровой шторки и крутит его с усилием. Видел даже, как вздрагивает очертание скулы, действительно покрасневшей. Так выглядят со стороны сжатые зубы – чем он её разозлил?

– У них ведь крикун, – внезапно ответила Зоя, так что он сразу не понял. – Крикун, датчик крика, – теперь она повернулась к нему и спокойно уже пояснила: – Когда мы приходим с детьми, они же вон – постоянно орут, играют. Датчик срабатывает, приезжают из службы. Так что бабуля попросила нас – лучше не приходить.

Ах, вот оно что.

Он понял и тут услышал пришедшего брата.

Егор оказался совершенно лысым, каким-то испуганным, а самое странное – он вошёл и сразу стал говорить о боли в шее, тяжести в голове и покалывании в левом боку. Цезарь испугался, что это серьёзно, однако Зоя, почему-то поняв его вопросительный взгляд, тут же его успокоила:

– Гигиеническая причёска им на службе положена. А ты – хватит уже о болячках, расскажи брату что-нибудь хорошее.

– Да, чем ты на этой службе-то занимаешься? – пытаясь попасть в струю прежних отношений, кивнул Цезарь.

– Да чем ещё – психов ловлю, – ответил Егор, усаживаясь поудобнее и обматывая плечо липучкой тонометра. – Сейчас, погоди, – он нажал на кнопку аппарата и прикрыл глаза в медитативном экстазе.

– Психов? Это каких?

Зоя ответила вместо мужа, поскольку тот продолжал в молитвенном молчании измерять себе давление.

– А у нас теперь всё общество разделилось на психов и тех, кто их ловит и лечит. Он работает в Службе, так это и называется – с большой буквы. Что-то вроде полицейского, санитара и врача одновременно. Ездят по вызовам вместе с бригадой, успокаивают истериков, кого надо – в приёмники забирают, это такие заведения типа больниц. Бывают и криминальные всякие истории, – она усмехнулась устало чему-то своему и стала подавать мужу какую-то пищу на стол.

Егор измерил давление, прицокнул языком и полез в холодильник. И тут Цезарь понял, что его удивило тогда на мгновение. Вся дверца холодильника – четыре довольно широкие полки – была забита разного рода бутылочками, коробочками и пузырьками. Такого количества и разнообразия лекарств и витаминов он не видел ни в одной человеческой квартире.

– Ого, ребята, какая у вас богатая аптека, – позволил себе пошутить и даже привстал со своего места Цезарь.

Егор обернулся, шутки не понял и стал ковырять пальцем коробочки, отыскивая нужные таблетки. Зоя тоже никак не отреагировала на слова Цезаря, молча нарезая хлеб. И только щёки её снова чуть-чуть порозовели, как давеча, когда она на него так неожиданно разозлилась.

И Цезарь мысленно поклялся сам себе придерживать впредь свой язык за зубами.

Первый его день на родине закончился унылым присутствием рядом с ним мамы, папы и Лили за кухонным столом, и всё это почему-то было названо праздничным ужином. Цезарь рассказывал о клубе собаководов и девушке в красном, о похоронах соседского дога, о разговоре с Егором и Зоей, а сам думал, что завтра же найдёт подходящую квартиру, снимет её и съедет отсюда к чертям, ибо так жить, кажется, невозможно. Да, по крайней мере, первое время, пока не привыкнет, он должен пожить один.

*

Я почти не помню, как выглядят те или иные люди. Те, с кем мне приходится общаться постоянно, сидят у меня в голове в виде чисел или понятий. Пожалуй, только мама – исключение. Я могу представить её себе в любой момент, когда её нет рядом. И у мамы нет постоянного имени-числа, всё зависит от её настроения. Если она мягкая, нежная или просто расслабленная, это может быть Здоровая Чётность. Если она смеётся, острит, язвит – тут разноцветные квадратные корни. А бывает, сердится – тогда это что-то колючее, как нерешаемая задача, как шахматный пат, тупик.

Или как незапертый шкаф.

По-другому я не могу объяснить.

6

Почему-то перекрыли оба выхода, ему оставалось только прыгнуть в окно второго этажа. Хотя никто его не преследовал, а на плече сидела какая-то птица, но не было времени связать все события резиночкой причинно-следственного благополучия. Он с трудом открыл окно и вдруг содрогнулся от отвращения: по подоконнику ползли огромные тараканы. Каждый – размером с пол-ладони плюс усы. Что же ты молчишь? – сказал-подумал он своей птице. А птица заверещала пронзительно один раз и, заверещав пронзительно во второй раз, уже оказалась пробуждающим Цезаря дверным звонком.

Он выпал из сна, как из окна, но, моментально взяв себя в руки и накинув халат, пошёл открывать дверь.

А там стоял здоровенный парень в синем комбинезоне и такой же бритый налысо, как Егор. Служба-дружба – как отголосок отброшенного сна прошелестело в голове Цезаря.

– Доброе утро, мы из Службы, – полупредставился, полуизвинился парень. – Будьте добры, пройдите свидетелем в соседнюю квартиру.

Цезарь сообразил, что все его родичи ушли по делам и он дома один. И это значило – не отвертеться.

– Свидетелем? А что случилось? – качнулся он между готовностью и желанием надеть что-нибудь посущественнее.

Парень, кажется, удивился:

– Истерика, – и пожал плечами. – Разве вы никогда не присутствовали при оформлении в распределитель?

– Я долго был в отъезде, – промямлил Цезарь, чувствуя, как желание одеться одержало верх. – Извините, я на минуту, – и скрылся в комнате.

Истерика приключилась с его вчерашней новой знакомой. Альберт ушёл на работу, а Татьяна, очевидно, привыкшая гулять в это время со своим четвероногим другом, не смогла сдержать новых слёз по поводу утраты. Цезарь догадался, что у людей из Службы имеются ключи от некоторых, поставленных на учёт квартир. Более того, службисты имеют право врываться в эти квартиры в самых острых, кризисных ситуациях. Он только не понял, кто определяет степень остроты и кризисности, кто принимает решение о вскрытии квартиры. Но при всём при том тактичный закон не позволял Службе забрать человека в специальное лечебное заведение без присутствия хотя бы одного постороннего здравомыслящего человека.

Двое лысых парней в одинаковых синих костюмах заставили Цезаря заполнить тест, вроде того что он заполнял в самолёте, но покороче. Очевидно, это была формальность, доказывающая здравомыслие свидетеля. А уж потом провели его в комнату, где на диване лежала несчастная хозяйка квартиры. Цезарь вздрогнул. Руки Татьяны были накрепко привязаны к телу какими-то полосками ткани, а по расцарапанному лицу девушки подсыхающими струйками змеились слёзы и кровь.

– Господи, что с лицом? – вырвалось у Цезаря.

– Они сами себя царапают, – не грубо, но слишком уж буднично отозвался один из парней.

Цезарь понял, что формальная подпись свидетеля, то, для чего его звали, – чушь собачья. Здесь надо…

– Я поеду с вами, – обернулся он к санитарам с не терпящим возражений лицом.

– Вообще-то мы не родственников не берём, – всё же попытался возразить один из них.

Но второй что-то махнул ему за спиной у Цезаря, и вопрос был улажен. Сама идти Татьяна не могла – очевидно, её до бесчувствия накололи успокоительными. Так что пришлось уложить девушку на носилки.