Гнев. История одной жизни. Книга вторая - Гусейнкули Гулам-заде

— Честно шкуру драл с нас, — возражает ему второй.

— Не-ет, он торговал чи-истым терьяком. И да-аже в кредит давал.

— Это так, но усопший никогда ни о чем кроме денег не думал. А девятый стих шестьдесят третьей суры «Ко-рана»гласит: «Не давайте своему имуществу отвлекать вас от поминания Аллаха!..»

— О, всемогущий Аллах! — громко, так, чтобы слышали за стеною, говорит Аббас.— Возьми этого прохвоста-торгаша к себе в рай и дай нам спокойно уснуть сегодня.

Мы хохочем, а за стеною с минуту еще о чем-то шепчутся, но вскоре и там воцаряется тишина.

Рано утром, оставив в чайхане Аббаса и Рамо сторожить лошадей, мы с Ахмедом отправляемся к Арефу. Встретили его у ворот университета Медресе-навваб. Учитель куда-то торопился, но увидев нас, несказанно обрадовался и отложил все свои дела. Широко раскинув руки, Ареф пошел нам навстречу.

— Если зрение мне не изменяет... Здравствуйте, богатыри! Каким чудом?! Почему знать не дали о себе? Где остановились?

Ареф засыпал нас вопросами.

Первое, что бросилось нам в глаза — аккуратная черная бородка Арефа. Сорок дней назад, когда я в последний раз его видел, ее не было.

— Вы вдвоем?

— Нет,— отвечаем мы в один голос.— С нами Аббас и Рамо.

— А где они?

— В чайхане. Мы приехали вчера поздно, устали.

— Ну, вот что, друзья! Идемте ко мне. Отдохнете, поговорим.

— Мы уже отдохнули, господин учитель. Всю ночь нежились в теплой чайхане.

— Нет, нет,— не слушает нас Ареф.— Зачем говорить пустое. Не начинать же нам разговора на улице...

И в самом деле, как это мы с Ахмедом не сообразили сразу: затеяли спор в самом центре Мешхеда.

Жил Ареф рядом с Медресе-навваб, в небольшой с низким потолком комнатушке. На полу старенькая, но чистая курдская кошма, у единственного в два стекла окошка, письменный стол. В углу, на кошме сложена и прикрыта покрывалом постель. Кровати нет, да и вряд ли вместилась бы она здесь.

— Я ждал вас,— сказал Ареф. Заметно по всему, что ему хочется принять нас как можно лучше.— Что нового в Миянабаде?

Мы рассказываем обо всем, что произошло там в его отсутствие, стараясь не упустить ничего. То и дело перебиваем друг друга.

— А где Мирза-Мамед?— спрашиваю я Арефа.

— Он скоро будет. Да вот и он! Легок на помине.

Вошел Мирза-Мамед. Стройный, высокий. Выражение лица суровое, левая рука в кармане брюк, правая — за бортом пиджака.

Мы приветствуем друг друга, усаживаемся тесным кружком на кошме.

— Друзья!— начинает Ареф.— Я очень рад, что мы снова вместе. Сейчас особенно нельзя терять ни минуты. События в мире развиваются так, что английская политика на Востоке по всем швам трещит. Заморских «благодетелей» сейчас бьют на Кавказе и по ту сторону Ко-пет-Дага. Да и у нас в Иране им не мед! На днях новый командующий войсками Хорасана генерал Мухаммед-Таги-хан-Песян предложил им покинуть пределы страны... Есть и еще одна новость: в ближайшее время намечено увеличить численность жандармерии. Уже объявлено о зачислении в армию добровольцев.

— Может быть и нам?..— робко начинает Ахмед.

— Вот именно. Ваше место, друзья, в жандармерии. Что делать дальше — обсудим. А пока... отдохните денек-другой, познакомьтесь поближе с Мешхедом и подавайте заявления,— сказал Ареф.

Меня удивляет и восхищает всегда хладнокровие и рассудительность этого человека. В любой обстановке Ареф может принять самое быстрое решение. А потом, спустя некоторое время убеждаешься: решение это было единственно правильным.

Есть люди, которые делают свое дело на первый взгляд без особой страсти, не торопясь, с прохладцей. А рядом работают другие, у них все кипит, горит под руками. Но проходит час, и видишь: у первых дело спорится, а у вторых — нет. Почему?

Присмотришься повнимательнее и все станет понятно — в работе не спешка нужна, а сноровка.

Ареф из тех людей, кто каждый шаг, каждое слово тщательно обдумывает, взвешивает. Вот почему он никогда не предается панике. Даже, казалось бы, из самого безвыходного положения всегда находит выход.

...Мешхед с трех сторон стиснут горами. И лишь на западе открытый простор: там — долина. Та самая, по которой мы вчера въехали в город. Узкой полосой она тянется от Мещхеда до самого Ширвана.

Отвесных скал, что подпирают небосвод, мешхедцам показалось мало, и они обнесли город твердокаменными стенами. Был Мешхед похожим на крепость.

Все двенадцать городских ворот зорко охраняются, и проникнуть в город даже одному человеку незамеченным почти невозможно.

Мирза-Мамед провел нас по главным улицам города Бала-Хиябан и Паин-Хиябан. Улицы эти показались нам такими большими и красивыми, что Ахмед воскликнул:

— Это не Миянабад!

А я вспомнил наш Киштан. И, не знаю почему, подумал: «А все-таки Мешхеду далеко до Киштана. Там етолько соловьев...» и тут же я усмехнулся своим мыслям.

Из восточных ворот в горы ведет неширокая каменистая дорога. По ней то и дело проносятся роскошные, большей частью крытые экипажи.

— Там дачи богатых,— поясняет Мирза-Мамед.— Бедняков туда не пускают.

В тот же день Мирза-Мамед показал нам другой Мешхед. Нищий, трудовой... Часами бродили мы по узким, грязным улочкам и переулкам с глинобитными домами без единого окна на улицу. Дома, дувалы, да и сами улицы были так похожи друг на друга, что нам показалось: Мирза-Мамед водит нас по кругу, по одним и тем же трущобам.

— Ты нас сегодня выведешь из этого ада? — не выдержал в конце концов Ахмед.— Таких красот в любом селении Хорасана хоть отбавляй. Покажи нам что-нибудь такое, чего нигде, кроме Мешхеда не увидеть.

— И это можно,— весело откликнулся наш проводник. Через несколько минут мы попали на одну из лучших площадей Мешхеда Мейдане-Топхана.

Огромная площадь поражала чистотой и порядком, она была застроена высокими, красивыми зданиями. Но чувствовал я себя на этой площади не человеком, а букашкой, муравьем. Мейдане-Топхана давила своим великолепием.

Я стою на асфальте и наблюдаю за Ахмедом. Он ошеломлен, удивлен, чуть-чуть растерян.

— Эти дома,— говорит Мирза-Мамед, замедляя шаг и поглядывая осторожно по сторонам,— построены на человеческих костях.

Мы торопливо покинули площадь и отправились в самое шумное и модное место города.

Базар Сангтарашан является одной из достопримечательностей Мешхеда. Это — узкая крытая улица со множеством распахнутых дверей. Переступи порог любой из них, и ты окажешься в мастерской каменотесов. Так часто называют людей, мастерящих из камня чашки, кастрюли и прочую кухонную утварь.

Когда мы увидели их, то меня поразило выражение лиц мастеровых людей. Изнуренные каторжным трудом, каменных дел мастера оставляют впечатление людей обреченных и готовых на все. Даже к нам они относятся с подозрением, смотрят зло: не может человек труда смотреть иначе на бездельников... и все же мы нашли тут общий язык.

Сангтарашан я покинул с мыслью, что в этом районе Мешхеда мы всегда найдем поддержку. Трудовой народ нас понимает.

Мы порядком устали, хотя погода стоит чудесная, словно и не было вчерашнего ненастья; ласково светит солнце, воздух напоен ароматами приближающейся весны. Даже здесь, в вертепах Мешхеда пахнет сырой, пробуждающейся землей, как у нас в Киштане...

— Перекусить бы,— говорит Аббас,— да и к лошадям наведаться пора!

Никто не возражает — все хотят есть. После небольшого совета идем в ближайшую чайхану. Потом Ахмед отправляется к великану-чайханщику: напоить лошадей и взглянуть — не забывает ли хозяин подкладывать им корму.

Мирза-Мамед ведет нас на Дарвазе-Ноган. Это — тоже улица-базар, но, пожалуй, одна из самых широких в Мешхеде.

И чайхана тут просторнее и светлее той, в которой гостили мы вчера. Посетителей почти нет.

У пузатого самовара стоит худощавый юноша с большими печальными глазами.

— Добро пожаловать, господа,— низко кланяется он нам.— Чего желаете?

— Пять стаканов сладкого чая с кардамоном,— заказывает Мирза-Мамед. Он потирает руки, предвкушая сытный обед и отдых.— И пять порций пити.

Юноша удалился, бесшумно ступая одутловатыми и очень странными для его костлявой фигуры ногами. И почти тотчас же из боковой двери в чайхану вошел моложавый мужчина; судя по одежде, духовное лицо. Руки и борода его, как водится у духовников, были накрашены хной.

Человек осмотрелся и решительно направился к нам.

— Мир и счастья вам, господа,— заговорил он елейным голоском.— Разрешите присесть?

— Пожалуйста, присаживайтесь,— говорит Аббас. Но я вижу, что незнакомец, как и всем нам, ему неприятен.

— Господа,— полушепотом говорит незнакомец не обращая внимания на наши неприязненные взгляды.— Шариат нисколько не ущемляет прав и желаний человека. Мухаммед, Имам-Реза и другие святые разрешили простым смертным многое. Например, любить и ласкать женщин. Я могу предложить вам молодых женщин по вашему вкусу. Вы тоже молоды, сильны и здоровы! Аллах не осудит вас. Вы можете приобрести жену на любой срок: на месяц, на неделю и даже на день... При этом вы избежите грехопадения, так как по всем требованиям шариата заключите кратковременный брачный союз-сига. Будете счастливы, вас будут ласкать шестнадцатилетние красавицы, и, наконец, я гарантирую вам сохранение здоровья...