О чем молчат рубины. Книга 2 - Фунтик Изюмов

пытался редкими, слабыми движениями губ ухватить глоточек. Господи, как мне его стало жалко!

— Спа-си…

Андреас пробормотал это почти неразличимо, падая на кровать, по всей видимости, опять потеряв сознание. Я еле успела подхватить его и подсунуть подушку под голову. А потом укутала одеялом. И села на край кровати, пытаясь унять дрожащие губы.

— Спасибо, Норберт, — вместо меня поблагодарил оруженосца Марциан.

— О чём вы, сударь⁈ — чуть не с обидой возразил оруженосец, — Я бы его не водой, а кровью своей напоил, если бы на пользу было!

— И всё же, спасибо. Иди, мы с доктором ещё немного поговорим, и соберём совет. А пока иди, Норберт. И передай рыцарям, пусть готовятся к совету.

— Слушаю, ваша милость!

— Ну, доктор, ваш окончательный вывод? — спросил Марциан, когда Норберт вышел.

— Шестьдесят… нет, даже семьдесят процентов, что умрёт, — сурово, но честно, ответил Джеронимо, — Если выживет, то минимум две недели на излечение. Я бы больше рассчитывал на три недели, а может и месяц. Даже, если вылечится, никаких шансов, что здоровье вернётся полностью. Возможны страшные последствия, в виде приступов боли или ещё какой гадости. Вот такой мой вывод, синьоры!

— Спасибо, доктор! — не менее сурово ответил Марциан, — Теперь мне есть что сказать на совете рыцарей. Сколько мы вам должны за визит?

— Договоримся… — отмахнулся Джеронимо, — Случай настолько интересный, что может быть, я вообще денег не возьму! А опишу этот случай в каком-нибудь трактате!

И Марциан с доктором ушли. Они ушли, а я осталась. Господи! Семьдесят процентов, что вот этот дурачок и недотёпа не справится со страшной болезнью! Семьдесят процентов! Я почувствовала, как по моим щекам стекают слёзы.

* * *

Не знаю, что там рыцари обсуждали на своём совете. И не знаю, зачем вообще был нужен этот дурацкий совет. У Марциана вполне достаточно власти и без совета. Думаю, что хитрый Марциан был твёрдо уверен, что совет примет единогласное решение, нужное ему, но таким образом, он снимет с себя груз ответственности. А груз был достаточно тяжёл. Рыцари собирались бросить своего товарища умирать. Да, он не рыцарь. Да, он даже не католик! И всё же, он их товарищ… Не по-рыцарски так поступать! Но то, что сказал доктор, развязывает Марциану руки. Да и в Мариенбурге ждут посольство с огромным нетерпением! Получается, чувство долга против чувства товарищества. Что перевесит? Я догадываюсь…

Дверь скрипнула и открылась. В комнату шагнул Марциан.

— Сударыня, — отвёл он глаза в сторону, — Прошу пройти в карету. Посольство продолжает путь. Рыцари единогласно решили, что мы сегодня же едем дальше. С больным останется Норберт. Он сам вызвался. А когда… хм… в общем, если с Божьей помощью, Андреас поправится, они вернутся вместе. А если… то Норберт вернётся один.

— Уезжайте! — всхлипнула я, — И Норберта забирайте с собой. Я остаюсь! Ваш Ноберт быть может умеет перетащить раненого на поле боя, но разве умеет он ухаживать за умирающим? А я умею. Я сумею облегчить последние минуты… О, Господи!

— Но как же… — растерялся Марциан, — Но как же вы проделаете обратный путь? В одиночку?

— Не переживайте за это, — горько возразила я, — Или вы боитесь за карету? Так забирайте её! А если всё же решите оставить, то можете быть уверены: верну я вам карету, не сомневайтесь! Найду достаточно большую группу путешественников и напрошусь в спутники. А вы езжайте! Письма у вас, реликвия у вас. Передадите в Мариенбурге всё по назначению. И, да… Прошу вас… оставьте Шарика! Нет, в самом деле, зачем он вам? Он никому не даётся, кроме Андреаса и… меня. Вам в дороге он только обузой будет. А если Андреас поправится, то Шарик ему очень пригодится! А если… то я сумею его привести обратно. Обещаю.

— Звучит разумно… — глухо согласился Марциан, — Но тогда получится, что мы оставляем не только раненого, но и девушку-монашку, которая была нам доверена…

— Не вы оставляете! — горячо перебила я, — Не вы оставляете, а я сама остаюсь! Вы же помните, что мы с вами только попутчики? Я не из вашего монастыря и фактически подчиняться вам не обязана? Я могла бы сейчас закатить истерику и кричать, что всё равно останусь здесь, а если вы меня свяжете и увезёте насильно, то я всё равно сбегу… Но я сильно уважаю вас, брат Марциан, поэтому просто прошу: оставьте меня здесь добровольно. Мне кажется, так будет лучше.

— Гм!.. — Марциан задумчиво почесал подбородок и принялся расхаживать по комнате.

— Бра-а-а-ат Марциа-а-а-н… — послышался с кровати полувздох-полувсхлип.

Одновременно с Марцианом мы оказались рядом с кроватью и помогли Андреасу занять сидячее положение. Похоже, у него опять просветление⁈

— Кажется… мне не выжить… — слабым голосом, перемежаемым тяжёлым, прерывистым дыханием, без предисловий начал парень, — Но я не хочу… умирать… язычником… Брат Марциан… прошу… ох!.. если можно… чтобы меня… крестили?..

— Настоящий крестоносец! — увлажнились глаза Марциана, — У него в груди печёт и в желудке огонь, а он о душе думает! Конечно, конечно я сделаю всё возможное! Не сомневайся!

А я… ох! Должна покаяться, нехорошие мысли пришли мне в голову. Вот, дескать, лез ко мне со всякими «вопросиками», а как дело к смерти подошло, так сразу креститься захотелось! Но я эти мысли быстренько прогнала. Радоваться надо: одной христианской душой больше будет! А там, глядишь, Господь всемогущий за христианскую душу и вступится?..

А Марциан уже отдавал с порога распоряжения. И, кажется, я услышала дробный стук копыт, когда один из рыцарей, кажется, Ульрих, умчался в сторону ближайшей церкви искать священника.

Таркуиния небольшой городок, и уже через полчаса священник торопливо готовился к таинству крещения, прямо в трактирной комнате. Ещё через полчаса Андреас стал католиком.

Честно сказать, это был трудный случай для священника. Андреас то приходил в себя, то опять терял сознание, иногда отвечал на вопросы священника, запинающимся, слабым голосом, иногда начинал бредить, и тогда священник смиренно дожидался очередного просветления, но мы все стали свидетелями, что Андреаса крестили! Крёстным отцом стал сам брат Марциан, крёстной матерью — жена трактирщика.

— Я уезжаю с лёгким сердцем! — шепнул мне на прощание Марциан, — Во всяком случае, душа Андреаса спасена.

Сам Андреас, после такого напряжения сил, лежал в глубоком обмороке.

— Поезжайте, — согласилась я, — Помогай