(Настоящая) революция в военном деле. 2019 - Андрей Леонидович Мартьянов

самолетов Второй мировой войны выжить в таком столкновении приближаются к нулю — в первую очередь из–за гигантского технологического несоответствия, даже если предположить, что пилоты Zeros являются лучшими пилотами–истребителями мира. их время. Только ответив на вопрос, почему все работает так, а не иначе, можно начать понимать, почему обращение к истории, при условии, что она основана на фактах, а не фантазиях, никогда не бывает хорошей идеей, особенно когда пытаешься продвигать довольно широкие и шаткие концепции, такие как Ловушка Фукидида.

Применение уроков Фолклендской войны из битвы при Лепанто или даже из хронологически гораздо более близкой битвы при Мидуэе для ведения морской войны 21 века требует большой оперативной и исторической тонкости, если кто–то хочет избежать подтасовок таким образом, как, скажем, применение уроков кавалерии 19 века к современной бронетанковой войне. Начальник Генерального штаба России Валерий Герасимов был откровенен: “Каждая война представляет собой отдельный случай, требующий понимания её собственной логики, её собственного уникального характера”.8 Война — это высший акт соперничества, доведённый до самого жестокого финала. Но конкуренция не обязательно должна иметь такой конец в современном мире, когда существует вполне определённая опасность того, что все конкуренты окажутся в проигрыше с катастрофическими последствиями для всех участников. В целом, идею Герасимова также можно расширить, предположив, что каждое соревнование между цивилизациями или национальными государствами на самом деле представляет собой изолированный случай. Для каждого такого изолированного случая конкуренции существует несколько способов избежать окончательного и ужасающего результата, то есть избежать того, что Эллисон называет Ловушкой Фукидида.

Такое избегание начинается с понимания природы военной мощи и её применения. Это становится абсолютно необходимым в таких случаях, как разгром армии Саддама Хусейна коалицией во главе с Вооружёнными силами США в 1991 году. Если какие–либо уроки битвы при Лепанто в тактическом и оперативном смыслах неприменимы к битве при Мидуэе или Фолклендской войне из–за огромного технологического отставания, то то же самое можно сказать и об “уроках” Первой войны в Персидском заливе, которая, как правило, сводилась к перестрелке с турцией огромной недостаточно обученной иракской армии, у которой не было ни действующих военно–воздушных сил, ни даже отдалённо способной противовоздушной обороны, о которой можно было бы говорить. Фактически, любые уроки той войны могли оказать и, по сути, оказали пагубное влияние на душевное состояние многих западных гражданских и военных лидеров. Высокомерие и грубая неправильная интерпретация результатов имели место, несмотря на то, что многие профессионалы подробно описывали резкое отсутствие боеспособности иракской армии, начиная от низкого качества руководителей и персонала, чрезмерной централизации командования, отсутствия способности к стратегической оценке, отсутствия современных средств управления боем, не говоря уже о вопиющей технологической неполноценности.9 Как отметил один наблюдатель:

Коалиция использовала превосходство во всех аспектах наведения на цель, сбора и распространения разведданных, интеграции общевойсковых и многопрофильных сил, а также ведения боевых действий в ночное время и в любую погоду для достижения нового темпа операций, намного превосходящего иракский.10

Если из этой войны следовало извлечь какие–либо истинные стратегические уроки, то они, должно быть, заключались в проявлении крайней осторожности при демонстрации опыта борьбы с врагом, который следует использовать в качестве примера того, как не следует вести войну в любой военной академии. Как отметил Энтони Кордесман:

Будущие враги вряд ли будут ждать, пока США и другие государства развернут свои силы для проецирования силы, и существует явная необходимость в разработке более совершенных форм стратегической мобильности, предварительного позиционирования и оперативной совместимости. Ирак не использовал ограниченные возможности Запада по быстрому развертыванию силовых подразделений, но нет сомнений в том, что прошло несколько месяцев, прежде чем США смогли развернуть достаточно тяжелых сухопутных войск для обеспечения передовой обороны Саудовской Аравии, и ещё несколько месяцев прошло, прежде чем США смогли развернуть достаточно крупные сухопутные силы для освобождения Кувейта.11

В этом заявлении Кордесман неявно раскрывает основные причины недавнего появления многих псевдовоенных и псевдоисторических интеллектуальных конструкций, которые варьируются от уже обсуждавшейся здесь Ловушки Фукидида. к совершенно причудливым концепциям, таким как война толерантности, которую её изобретатель, генеральный директор Лондонского международного института стратегических исследований (IISS) Джон Чипман (обладатель степени магистра Лондонской школы экономики и доктора философии Оксфордского колледжа Баллиол), описал следующим образом:

Война толерантности — это попытка отбросить линии сопротивления, прощупать слабые места, отстаивать права в одностороннем порядке, нарушать правила, устанавливать новые факты на местах, лишать других инициативы и получать систематическое преимущество над колеблющимися оппонентами. Это, в частности, использует слабости западных демократий, чьи инстинкты государственного управления были умерены геополитическими неудачами за рубежом и ограничениями, налагаемыми внутренним мнением на международное развертывание сил жёсткой силы. Это становится излюбленной стратегией для тех стран, которые не могут легко бросить симметричный вызов своим крупнейшим конкурентам.12

Почему доктор Чипман решил, что это описание классического конфликта и войны, которое существует с зарождения человечества и всегда основано либо на эксплуатации слабостей противника, либо на создании условий для такой эксплуатации, заслуживает нового названия, остаётся процессом в первую очередь среди западных политических “ученых", которые не в состоянии осознать, как военная мощь формирует геополитическую реальность. Это те же самые “ученые”, такие как Марк Галеотти, которые придумали ещё один симулякр гибридной войны, не сумев при этом осознать, что любая война является гибридной по определению, поскольку она предполагает использование огромного разнообразия средств, начиная от кинетических и заканчивая идеологическими псиопами, разведывательной, фискальной и экономической войной. История полна примеров такой “гибридной войны” с древних времён, и она была и остаётся известной как война.

Однако, похоже, на Западе люди, имеющие ученые степени в чем угодно, кроме серьезных военных и технологических областей, и которые по большей части ни дня не служили в военной форме, не говоря уже о том, чтобы иметь какой–либо опыт тактического или оперативного командования, решили, что у них достаточно интеллектуальных способностей, чтобы выносить суждения о предмете войны. Результаты сегодня такие, каких можно было бы ожидать от такого несоответствия между доступными и требуемыми навыками для масштаба такой задачи, как изучение ведения войны, — отсутствие каких–либо внятных ответов или надёжных прогнозов и умножение сущностей, которые, отнюдь не помогая понять ведение войны и военный баланс, усугубляют путаницу и не служат никакой другой цели, кроме саморекламы людей, которые их изобрели.

В целом, современная война и глобальный военный баланс определяются сочетанием сложных экономических, научных, социальных, личных и множества других факторов, среди которых технология и то, что она влечёт за собой, остаётся одним из наиболее решающих. Это как