Берега дождя: Современная поэзия латышей - Сергей Морейно

С журавлями

Эй Фредис ты вернешься с журавлями (пусть филателисты и эсперантисты приходят рыболовы разводят пусть руками свидетельствуя) эй Фредис ты вернешься с журавлями (как странно но ведь так дух прея удобряет землю и если прошлый год был дух силен то следующему году зеленеть) эй Фредис возвращайся с журавлями (дух нищ ему покоя нет он искушаем но идет свидетельствуя) эй Фредис ты вернешься по весне (все фразы пляшут словно кочки под ногами но без костей язык и лив привязывает к твоему колену лодку пробуждайся дух исполнись жажды в декабре бунтуй и жги зарницы) безумный дон Альфредо с журавлями к нам вернись.

Беги на улицу

Брат трупный запах идет от скучных ты на улицу беги.(Дон Альфредо Кемпе по небу идет.)Все смотрят в стену в рот все ищут нет ли фиги они и есть те будущие что грядут за нами но ни рук ни ног у них а только туша в туше дырка берегись той прорвы на улицу беги.(Безумный Фредис Кемпе по небу идет.)Не чешутся ни руки ни язык (все к черту! энтропия!) ничем их не уесть молчат угрюмо а ты чего расселся на улицу беги.(Сам Альфред Альберт Юрис Екаб Юлий Павел следом Кристап с ними Август Фрицис Кемпе по небу идет бряцают шпоры.)

Средние века

Душа о мыле стонет, скользкий пол смердит, заныла в сапоге нога и хочет пены Ян.Залито пивом платье, немыта рожа, рот мой черен, камнем чешет черт лопатки, медведь об угол трется.Скачет царский сын и просит осьмушку мыла за полцарства Ян, эй Ян.Тонет конюшня в жиже, соль жжет плечи, на каждой балке висну, задыхаюсь Ян.Доспехи рыцарей рублю, рубахи смердов, вши меня заели эй, Ян.Стоит на белых холмах Рига, мухи жужжат, вливается в Двину ручей и в муках дохнет рыба эй, Ян.Прет солнце в небо, уже одиннадцать пробило в немецких землях, в зените встало время, ищет мыло палач.На колесо ведут меня, на дыбу, вошь из бороды сбежала Ян.

Весть синицы

Кто за окном стучит сегодня спать хочу.

Заплаканы глаза но солнце лезет в небо пусть скачет меньший брат пусть вьется жеребец.

Смеется воевода: нет.

Вот и остается – тот плащ из тех метелок овса тот шлем из тех цветов гороха много лет пройдет.

Двинский берег

Эпистолярная проза

IЕжели хочешь, Франц, возвращайся в Ригу.Только не в сапогах (сапоги с тебя мертвого стащим).Франц, возвращайся в Ригу. Ясный перец, ты хочешь в Ригу – ведь другой такой нет.

Надуйся и приходи.Хвались, сколько влезет, что ты Ригу строил, что ты на шпиль Петру насадил петушка.Потом покажи, на что годен. Ежели на что-то путное, то по рукам.

Я знаю, ты хочешь в Ригу. Снова май, нахтигаль распелся.IIФранц, босиком возвращайся в Ригу.

Стихотворение об одном немце

Сырой занозой штык влезает в сердце.Хрипом сорвались слова с тевтонских губ на землю сырую сорвался тевтонский лоб моей землею стал.Тевтонская душа идет домой веселым странником мурлычет тихо песню печальным Рейном нам не по пути.

Стихотворение о безумной жажде

Год девятнадцатый и за зубами не язык а вот такие пироги мы гадов бьем брань зреет как чирей у Бога в ухе на пруссов Юрис Церс идет задохся шаг нетверд в руках винтовка целит целит а линзы толстые и губы жирные смеются я латыш я вечно любить хочу на землю падает и любит любит Янис Буш идет он каждой бочке затычка целит целит очками оседлан шнобель я латыш я вечно хочу на землю падает и вечно вечно Федька идет Сазонов скользкий как сазан и пышный как фазан идет жиган с форштадта рижский парень я латыш ведом гигантским духом где глаз на лбу там огненный плевок на землю падает ведомый духом встает Сазонов идет и обирает горстью кровь эй мимо черных чаш зеленым долом по снегу талому летят ребята и Францис Упениекс и Улдис Лейнерт парень ты лети и честь копи и желчь чтоб не остаться с носом парень ни хрена копить не надо парень я латыш я вечно драться хочу из прусса душу вытрясу из аксельбантов царских вырву жабры я латыш я вечно тобой ведом я твой не страшно ты осеннее шальное утро я вечно петь хочу остер хмель смерть тупа и жизни не жаль достать бы пруссака и астру красную одну такую астру крик сохнет с астры сходит цвет по животу и по рукам на нет.

Стихи про тюльпаны

В Риге парни мост мостили под забором ели-пили били крепко без обмана в ружьях расцвели тюльпанычмокнул Минну чпокнул жбаны не доплелся до дивана краны ржавы песни странны в ружьях алые тюльпаныих Господь хранит в дороге им земля целует ноги лбы крепки глаза туманны в ружьях синие тюльпаныпарню девка утром рано подарила два тюльпана губы пряны ночи пьяны в ружьях белые тюльпаныкак по тонкому по льду мертвых под руку веду песни ветром в зоб надулочто там за тюльпаны в дулах

В Грузии без языка

Челюсти голы явился не вовремя видно буквы с эмали осыпались язык показали моего «здравствуй» не знают и кукиш.Шпоры звякнули слышу подковы стукнули в бурдючке сусло залопотало ползет по усам в рот не хочет рядом мальчишка все говорит говорит.Кукиш.Черный хряк ощетинился чурбачком на пути дерево не дает тени.Крепость не впустит гора отвернется одно имя записано было попусту роюсь в карманах как руки у вора чешутся десны.Молчит в темноте колокольчик на шее ягненка.Кукиш.

Двадцать четвертое июня

IВолнам не ведом Янов день. Рать герцогства, соленый гребень, едкий птичий говор, ай, далеко Двина с ее садами и наречьями (вниз по течению: из тех хрустальных кубков, лишь из тех хрустальных кубков!), у этих вод легко принять и потерять, шар обдуваем ветром, ну, завязь Иисуса, споро лив гребет, вопит на рейде чайка, ой, сколь древн птиц – допрежь земь создал Бог! сойтись недолго, впрочем, в бутылке бульки славные, стаканы дружат – пир в зобу; ну, момент истины здесь, в наилучшем мире.

IIВолнам не ведом Янов день, наш Бог по ним не ходит (что скажет унесенный далеко судьбой и кораблями?), не зевай, шмель! жар поднимается от печек и от свечек, от витражей, наречий, ты вправе, герцогство, и суетится шмель.

Лето святых

«Ребе в пляс, в пляс, в пляс...»

Ребе в пляс, в пляс, в пляс,Ребе раз, раз, раз.Ребе скок, скок, скок —Стар Адам, да молод Бог.Ребе каплю в оборот —

Боженька, что смотришь в рот?Ребе пьет, ребе пьет —Дождь-то льет, а гром-то бьет.Уговор дороже драхм!Небо в крап – и ребе в храп.

«Как улочки забавны вновь...»

Как улочки забавны вновь,Как весел весь народец,И денежка из давних сновЗдесь прилавкам бродит.Ах, как легко на сцене тойМои сгорают свечи,

И спорят с ОткровениемТам на моем наречье.Хоть просыпаясь, плачу я,Зато смеюсь во сне так,Что полны мои ящичкиПриснившихся монеток.

«Суй кутенка в корзину бабка...»

Суй кутенка в корзину бабка,Брось мусолить Коран свой, шапка!

Что, какие стихи, не парься,Пенься, штоф, поросенок, жарься!

Ты веревочкой мне не вейся,Вечность, прочь! Самобранка, действуй!

Ну к чему тут музыка, дочка?Юбка, мнись, отодвинься, кочка!

Рассказ о Пасхе

Агнец, чаша, хлеб в вине,Им воздастся, но не мне.

Здесь не кровь, а просто мед,Под окном Иуда ждет.

Сыр и серп вступают в брак,Остальное сказки, брат?

Чаден, сперт пасхальный дух!В третий раз кричит петух.

Белые колготки

Раз имам меня спросил, спроситвдруг иван: правда ли, что в вас Мессия,или вы – обман? Но в столбцах заплесневелыхвыдоенные кем-то пущены мы вдело. Выдуманные,что несемся в маскхалатах, как в халатном сне, Пецис,Йецис, Макс&Мориц, веселы, как снег, не на той войне мыстынем, с нами пополам сам не хочешь ли в пустыню, алейкум’-с-салам!но к твоим колготкам белым, выдуманная, карабин несу с прицелом,выдуман и я; Алла’ алим, байты биты белые во мне, с кемза Ригу будем квиты, на какой волне? что в твоем мнеделать свитке, ангел Азраил, обобрав меня до нитки,мой свинец остыл, как же быть? А веселиться,всем нам жестко стлать: «Исполать вам,виселицы!» – «Тебе исполать!»

«Я нес глагол давно и подвернул лодыжку...»

Я нес глагол давно и подвернул лодыжку,держал я слово, но подвела одышка,как в финской бане пар, не мóя, нёбо сушит,так мотыльков угар немóе небо тушит,чужой контекст кипитв пустых руках, что стигмы,грамматика вопитбез парадигмы,дрожат губенки, врут: вдруг лопнут;на камне выбит слог,Бог – вот он.

Мавр Янис

Веди слонов от Инда, прись табунами из Китая ордой, вот-вот нас одолеет Саладин, мост за мостом, за замком замок тлеют, oh pretre Jean, давай же, с полдня или полночи, форсируй Нил или Тигр и Евфрат, нас Саладин вот-вот. Ты где запропастился, Престер Джон?

Умру, не увидав Господня гроба, но Акру удержу, я Акру удержу, давай же, вызволяй крест, что на моем плаще, ты где запропастился? ин шаа’а-л-ЛааИ, ты должен, Престер Джон.

Нью-Йорк, и шестьдесят какой-то год. Он в лавке латыша. Впервые со смерти матери. «Янка, здравствуй! Ты где запропастился?» Он берет брошюру из Риги. Тонут страницы в длинных черных пальцах.

«Есть особый любовный час...»